Вокзал - Андреев Олег Андреевич (читать хорошую книгу .txt) 📗
– Это с утра-то? – спросил Хоменко. – Нет, батя, спасибо, я – пас!
– Ну смотри, мое дело предложить. – Старый служащий тут же потерял интерес к Хоменко и развернулся, чтобы уйти.
– Слушай, дед. Ты вон те вагоны видишь? – неожиданно спросил Роман.
– Ну! – Тот посмотрел туда, куда показывал Хоменко.
– Ты не в курсе, что там за дела?
– А тебе они зачем? Ты ведь еще молодой, весь из себя. Да с тобой любая за бесплатно пойдет. Что деньги зря на ветер бросать!
– Ага, значит, известные вагончики.
– Слушай, парень. Ты лучше держись от тех вагонов подальше. И меня в это не впутывай. Спать будем крепче и спокойнее. Я уже тридцать пять лет здесь служу, знаю, что говорю.
И, не попрощавшись, старик развернулся и пошел от Хоменко вдоль путей.
"Электричка до Карголова отправится вот-вот с одиннадцатого пути. С одиннадцатого, повторяю, а не с десятого, как обычно. Со всеми остановками.
Поторопитесь, потому что следующая аж через два часа. Для потенциальных зайцев по секрету скажу: сегодня старший контролер – Иван Захарович Бурыкин, бывший пограничник. У него и мышь не проскользнет без билета".
И снова возле пригородных касс моментально выросла очередь. Бурыкина многие знали в лицо, с аттестацией, данной контролеру дикторшей, были абсолютно согласны – просто Карацупа какой-то.
Будни и рутина. Постоянным потоком в линейное отделение милиции вели мелких воришек, бездокументных граждан – составляли протоколы, рассаживали задержанных по клеткам «обезьянника», кого-то после отпускали. Работы было не много.
В одной из маленьких комнат, где почти впритык друг к другу стояли четыре стола, старший лейтенант Саушкин допрашивал мальчишку-беспризорника. Мальчишка был пойман с поличным полчаса назад, когда воровал в привокзальном магазине батон хлеба и банку дешевой кильки.
– А что ж ты такую дрянь украл? – кивнул старший лейтенант на лежащий на столе батон с килькой, превратившиеся теперь из дешевой еды в вещественное доказательство. – В том магазинчике, где тебя сцапали, и поинтереснее товар был. Уж крал бы тогда сервелат да икру черную.
– Ну конечно, тоже скажете, – серьезно, по-взрослому отвечал мальчик. – Мне себя к хорошей жизни приучать нельзя.
– А к какой же жизни ты себя приучаешь? – усмехнулся Саушкин.
– К обычной, нормальной, – пожал плечами беспризорник.
– Это какая такая нормальная жизнь – воровать, ночевать по грязным углам, не учиться? – Старший лейтенант вошел в роль воспитателя, впрочем, ему действительно был интересен этот замызганный парнишка.
– А чем такая жизнь хуже вашей? – напористо возразил беспризорник.
Саушкин хотел было тут же ответить парню – уверенно и строго, но, к своему удивлению, не нашел что сказать. Он посмотрел на своего коллегу лейтенанта Кокурина, сидящего за столом напротив и составляющего сейчас протокол о потере паспорта у гражданина с испуганным лицом. Кокурин тоже оторвался от своих бумаг и с интересом оглядел беспризорника.
– Вот что в вашей жизни есть интересного? – продолжал «наезжать» на старшего лейтенанта мальчишка.
– Во, слышал! – обратился к Кокурину Саушкин. – На философию жизни пацан тянет. У вас вот что интересного в жизни, лейтенант Кокурин? – голосом плохого репортера спросил Саушкин.
– Сейчас вспомню – так у вас уши повянут! – заулыбался коллега Саушкина.
– Ну а все-таки? – не отставал от Кокурина старший лейтенант.
– Рыбалка. Мы вот с ребятами в прошлые выходные ломанули на Десну. Взяли водочки, пивка, девочек прихватили…
– А, да ну тебя, – отмахнулся от Кокурина Саушкин. – Он шутит, – почему-то оправдался он перед пацаном. Тот хмыкнул. – Нет, но ты же понимаешь, – начал воспитательным тоном Саушкин. – У каждого нормального человека должен быть свой дом, должны быть всегда рядом близкие люди – родители…
– Да было у меня все это, – некрасиво дрогнули губы у пацана.
Саушкин понял – зацепил он мальчишку за больное.
– Ничего интересного.
– Ну а сейчас отправим тебя в колонию для малолетних – много ты там интересного найдешь? – стараясь продвигаться уже осторожнее в дальнейшем разговоре, спросил Саушкин.
– По крайней мере, получше, чем дома, – насупился мальчишка.
– Слушай, ты хоть свою фамилию и имя скажи, а то как-то неудобно разговаривать…
– Ага, нашли лоха! А вы меня потом к родителям отправите! – усмехнулся юный беспризорник.
– Ну что мне с тобой делать, а?
– Что делать? – повторил парнишка. – А дайте мне закурить.
– Еще чего? Сопляк!
– Да бросьте вы. Все равно ведь знаете, что я курю. Так чего жлобствовать.
– Ты у меня поговори, поговори, – пригрозил Саушкин. – И с чего это я должен знать, что ты куришь?
– А вы в мои годы не курили? – не унимался мальчишка.
– Да я в твои годы спортом занимался и в школе учился. Между прочим, без троек.
– А я вот в первый раз закурил в восемь лет, – снова с интересом встрял в разговор лейтенант Кокурин. – С пацанами бычок, значит, нашли…
– Слушай, Володя, занимайся лучше своим делом! – с раздражением перебил коллегу Саушкин и снова посмотрел на беспризорника. – Ладно, пацан, посидишь пока у нас. А я еще подумаю, что с тобой делать.
Саушкин позвал дежурного, и мальчика увели. Следом за ним закончил свою работу и Кокурин.
– Сейчас к дежурному, поставите здесь печать, – объяснил он человеку с испуганным лицом, отдавая заполненную бумагу.
Тот, вежливо поблагодарив, покинул комнату. Кокурин с удовольствием отодвинул от себя бумаги и посмотрел на угрюмого Саушкина:
– Сава, ну что ты с этим пацаном возишься? Сдал бы его в детприемник.
Обычная история. Родители – алкоголики, ребенком не занимались…
– Ладно, Володя, я сам решу! – снова перебил Кокурина старший лейтенант.
Хотя еще не знал, будет ли он сам заниматься мальчиком или передаст его Хоменко, известному в отделении «защитнику детских душ».
Дверь в этот момент распахнулась, и в кабинет втолкнули грязную, потрепанную алкоголичку неопределенного возраста. Следом за ней вошел улыбающийся лейтенант Кальмуцкий.
– Господа, к нам дама! Прошу любить и жаловать, – отрекомендовал он задержанную.
«Дама» находилась в изрядном подпитии и улыбалась беззубым ртом, туманно глядя то на Саушкина, то на Кокурина. Кокурин, паясничая, тут же вскочил и вытянулся по стойке «смирно».
– Разрешите представиться, – галантно обратился он к «даме», – лейтенант Кокурин Владимир Александрович.
– Вольно, – с удовлетворением икнула «дама» и, шатаясь и пуская пузыри, шагнула навстречу Кокурину.
От нее повеяло мерзким запахом – «букет» с застоявшимся перегаром, давно не мытым телом и мочой.
– Слушай, Боря, а ты не мог бы свою «даму» допросить где-нибудь в другом месте? – задохнулся от смрада Саушкин.
– И в более интимной обстановке, – поддержал Кокурин.
– Ладно, мужики, чего вы – впервой? И куда я ее? – Кальмуцкий придвинул «даме» стул, на который она тут же плюхнулась.
Саушкин поднялся и направился к выходу.
– Иди-иди, ты у нас женское общество на работе с трудом переносишь, – проводил его взглядом Кальмуцкий. – А я на женщин падок, – он игриво подмигнул с трудом удерживающей равновесие на стуле «даме».
Но Саушкину уйти из кабинета не удалось. У двери его встретил дежурный и передал бумаги, которые срочно нужно было разобрать. Пришлось вернуться.
– «Без женщин жить нельзя на свете, нет», – пропел усаживающемуся за свой стол недовольному Саушкину женолюб. – Ну что, милая, о чем ворковать будем?
«Дама» долго оглядывала Кальмуцкого, пытаясь сфокусировать расползающийся образ милиционера. Потом вдруг спросила заплетающимся языком:
– Слушай, а кто у вас здесь самый главный?
– Вот он, – кивнул, усмехаясь, Кальмуцкий на Саушкина.
– Слушай, – зашепелявила она, повернувшись к Саушкину. – За стакан красного тебе дам. Без балды, не пожалеешь. Я ведь еще сама ничего, – кокетливо сморщила она опухшее лицо и снова красноречиво икнула. – Глаз вырви, не вру.
