Дочь генерала - Демилль Нельсон (е книги txt) 📗
Срочно требовалась какая-то зацепка, ключик, чтобы раскрыть и закрыть это дело до того, как полетят погоны и головы. Солдаты для того и существуют, чтобы убивать, но делать это они должны в соответствующей обстановке. Убийство же в собственных рядах — это плевок в лицо воинскому порядку и дисциплине. Оно размывает и без того тонкую грань между истошным, душераздирающим боевым кличем: «К чему зовет нас штык? Убей его, убей!» — и несением службы в гарнизонной части в мирное время. Хороший солдат должен уважать звание, пол и возраст — так говорится в «Карманном справочнике солдата».
Самое большее, на что я мог надеяться, что убийство совершено каким-нибудь штатским подонком с десятью годами отсидки за плечами. Самое худшее, что я мог вообразить, — это... м-м... кое-какие обстоятельства указывали на это, хотя не вполне ясно, на что.
Синтия, очевидно, думала об адресной книге Энн Кемпбелл, потому что спросила:
— А у нее было много знакомых и друзей?
— У тебя меньше?
— Не по служебной линии.
— Правильно.
В сущности, мы немного в стороне от армейской жизни, у нас и коллег, и приятелей поменьше. Во всем мире полицейские сбиваются в особые группы, а если ты принадлежишь к военным полицейским и временно находишься на особом задании, то и друзей у тебя мало, а отношения с противоположным полом носят напряженный характер, как и само задание.
Официально считается, что Мидленд находится в шести милях от Форт-Хадли, но, как я уже говорил, город разросся, от его южной окраины потянулись магазины с неоновыми витринами и вывесками, утопающие в зелени особняки и коттеджи, автостоянки и автозаправки. Город подступил к базе, так что ее главный пропускной пункт напоминал Бранденбургские ворота, отделяющие хаос и безвкусицу коммерческих предприятий от спартанского порядка. Дальше гражданские машины не пропускались.
У «мустанга» Синтии была гостевая наклейка на бампере, и военный полицейский, не потребовав документов, взмахом руки открыл нам проезд. Через несколько минут мы были в центре расположения части, где движение и парковка не намного свободнее, чем в деловых и развлекательных кварталах Мидленда.
Мы подъехали к зданию, где размещается военная полиция, старому кирпичному строению, поставленному, когда Форт-Хадли был еще лагерем, в незапамятные времена Первой мировой войны. Военные базы, как и города, закладываются именно как средоточие определенного количества вооруженных людей, и лишь потом возникают казармы, тюрьма, больница, церковь — впрочем, не обязательно в таком порядке.
Мы знали, что нас ждут, и тем не менее прошло немало времени, прежде чем мы — мужчина в форме сержанта и женщина в штатском — были допущены в кабинет «его величества». Я был недоволен нерасторопностью и непредусмотрительностью Кента. Еще на курсах младших командиров нас учили продумывать план действий, иначе плохо выполнишь задание. Теперь выражаются по-научному: надо, мол, не реагировать на события, а самому быть катализатором событий. Я понимаю, о чем речь, сказывается старая школа.
— У вас все под контролем, полковник? — спросил я Кента.
— Честно говоря, нет.
Кент тоже принадлежит к старой школе, за что я его ценю, и тем не менее спросил:
— Почему?
— Потому что вы ведете дело по-своему, а мы на подхвате, осуществляем материально-техническое обеспечение.
— Тогда ведите вы.
— Не пугайте меня, Пол, я не из пугливых.
Слово — за слово, нападение — отражение, минуты две длилась старая как мир перебранка между прямодушным фараоном в полной форме и шпиком-ищейкой.
Синтия, не вытерпев, вмешалась:
— Полковник, мистер Бреннер, на стрельбище обнаружен труп женщины. Она убита и, вероятно, предварительно изнасилована. Убийца на свободе.
Повесив головы, мы с Кентом пожали, фигурально выражаясь, друг другу руки. На самом деле буркнули что-то под нос, тем дело и кончилось.
— Через пять минут я отправляюсь к генералу Кемпбеллу. Беру с собой капеллана и врача. Номер городского телефона потерпевшей переведен на Джордан-Филдз. Эксперты все еще находятся на месте преступления. Вот здесь — досье и медицинская карта капитана Кемпбелл. Ее зубоврачебная карта — у моего следователя. Ему понадобится и общая медицинская. Так что вы мне ее вернете.
— Распорядитесь снять фотокопию, — предложил я. — Я разрешаю.
Мы чуть было не сцепились снова, но опять вмешалась мисс Санхилл, умиротворитель:
— Я сама сделаю фотокопии этой долбаной карты!
После резкой реплики мисс Санхилл препираться уже не было охоты, и мы занялись делом. Кент провел нас в комнату для допросов — теперь ее называют комнатой для собеседований — и спросил:
— С кого хотите начать?
— С сержанта Сент-Джона, — сказал я. — Как со старшего по званию.
Привели сержанта Харолда Сент-Джона. Я показал ему на стул перед столом, за которым расположились мы с Синтией.
— Это мисс Санхилл, а я мистер Бреннер, — начал я.
Он растерянно смотрел на мою нагрудную карточку — на ней стояло имя Уайт, на мои штаб-сержантские нашивки, потом сообразил:
— А-а... УРП.
— Не важно. Итак, вы не являетесь подозреваемым в том деле, которое мы расследуем, поэтому я не буду напоминать вам ваши права, как это предусмотрено статьей тридцать первой Унифицированного военного кодекса. Но я могу приказать вам полно и правдиво отвечать на мои вопросы. Естественно, добровольное сотрудничество со следствием предпочтительнее прямого приказа. Если по ходу собеседования выявятся обстоятельства, которые я или мисс Санхилл сочтем свидетельством вашей причастности к преступлению, мы зачитаем вам ваши права, и с того момента вы можете не отвечать на мои вопросы. Понятно?
— Да, сэр.
— Отлично. Тогда приступим.
Минут пять я расспрашивал сержанта по пустякам и старательно изучал его. Сент-Джон был лысеющий мужчина лет пятидесяти пяти с бурым цветом лица, вызванным, как я догадывался, пристрастием к кофеину, никотину и бурбону. Жизнь и служба в автохозяйстве приучили его смотреть на мир как на вечную проблему ухода за машинами и их ремонта, и ключ к ее решению завалялся где-то между страницами «Справочника автомеханика». Похоже, ему редко приходило в голову, что человеку недостаточно для счастья поменять масло, отрегулировать клапана и подтянуть тормоза.
Мы с Сент-Джоном говорили, Синтия что-то записывала, и вдруг посреди нашего вялотекущего собеседования у сержанта вырвалось:
— Послушайте, сэр, я понимаю, что я был последним, кто видел ее живой, а это кое-что значит, я понимаю; но если бы убил я, на кой хрен мне докладывать, что я нашел ее мертвой? Верно я говорю?
Резонно, но мне не это было нужно.
— Последним, кто видел капитана Кемпбелл живой, был тот, кто убил ее. Человек, который убил ее, был также первым, кто видел ее мертвой. Верно я говорю?
— Ага... да, сэр... Я хотел сказать...
— Сержант, не будете ли вы так любезны не забегать вперед. Я был бы весьма признателен. Договорились?
— Да, сэр.
Вмешалась мисс Сострадание:
— Сержант, я понимаю, вам было нелегко. Увидеть труп — душевная травма даже для старого солдата... Кстати, вы были в действующей армии?
— Да, мэм, во Вьетнаме. Горы трупов видел, но чтобы такое...
— Значит, увидев труп, вы как бы даже своим глазам не поверили. Правильно я вас поняла?
Сержант обрадованно закивал.
— Это тоже, я своим глазам не поверил. Я даже подумать не мог, что это она. Я, натурально, поначалу и не узнал ее, потому что... никогда... никогда не видел ее в таком виде... Господи Иисусе, да я никого в таком виде не видел, понимаете, была полная луна, я, натурально, увидел джип... вылезаю, значит, из своей тачки и вдруг вижу в стороне... лежит кто-то на стрельбище. Я — туда, подхожу поближе... Вижу, это женщина, я еще ближе — посмотреть, живая или мертвая...
— Вы не присели возле тела, не опустились на колени?
— Упаси Боже, мэм! Я бочком-бочком оттуда, влез в свою тачку и рванул к управлению.