Убежище - Хаури Реймонд (книги бесплатно без онлайн .TXT, .FB2) 📗
Овдовевший Исаак не мог забрать к себе такого малютку, и ему пришлось расти в монастыре вместе с другими осиротевшими детьми. Но Исаак никогда его не забывал. По мере того, как малыш подрастал и превращался в мальчика, а затем в юношу, Исаак всегда оставался для него другом и наставником, внимательно следил за его развитием и воспитанием. С тяжелым сердцем отпустил Исаак молодого человека, когда тот решил посвятить себя служению Богу в кафедральном соборе Лиссабона. Но с тех пор прошло уже три года. И вот старик оказался здесь, в этой камере – жертва безжалостной инквизиции, бледная тень человека, которым он был прежде.
– Исаак! – С искренней болью и раскаянием тихо ахнул Себастьян. – Бог мой!
– Да, – горько усмехнулся Исаак и поморщился от боли в груди. – Твой Бог… – Он с трудом перевел дыхание и кивнул. – Должно быть, он очень гордится, когда видит, до чего готовы дойти его слуги, стремясь доказать свою преданность его учению.
– Я уверен, он никогда и не помышлял о чем-либо подобном! – горячо возразил Себастьян.
В страдальческих глазах старика промелькнуло слабое подобие улыбки.
– Будь осторожен, мой дорогой мальчик, – предостерег он. – За такие слова ты можешь угодить в соседнюю камеру.
Жестокая инквизиция свирепствовала на Иберийском полуострове уже на протяжении двух столетий. В Португалии, как и в Испании, она преследовала цель вырвать из объятий других вероисповеданий новообращенных мусульман и евреев, которые, внешне перейдя в католицизм, втайне оставались преданными вере своих предков и исполняли прежние обряды.
Но так было не всегда. Реконкиста – начавшееся в XI веке освобождение Испании и Португалии от мавров – увенчалась образованием на полуострове многонационального общества, члены которого исповедовали разные веры, что не мешало им жить в мире и дружбе. В таких городах, как, например, Толедо, они вместе трудились над переводами древних рукописей, веками хранившихся в монастырях и мечетях. Были заново открыты древнегреческие трактаты и сочинения, давно утраченные для Запада, и именно благодаря их объединенным усилиям возникли университеты в Париже, Болонье и Оксфорде. Тогда и началось возрождение искусства и эра великих научных открытий.
Однако Риму подобная религиозная терпимость пришлась не по нраву. Ватикан считал своим долгом положить конец сомнениям людей и заставить их слепо уверовать в единственного, истинного Бога, то есть христианского, и соблюдать установленные католической церковью обряды. Непримиримой политикой Рима воспользовались монархи Испании. В Испании инквизиция стала активно преследовать иноверцев в 1478 году, Португалия последовала ее примеру на полстолетия позже. Как и обычно, истинными причинами конфликта между представителями различного вероисповедания являлись алчность, стремление к захвату земель, так что по своим целям реконкиста и инквизиция практически ничем друг от друга не отличались.
Прежде всего началось насильственное крещение иноверцев. Население полуострова предстояло очистить – и обокрасть. Евреям и мусульманам предложили либо обратиться в новую веру, либо покинуть страну. Большинство тех, кто предпочел остаться на родине, были землевладельцами или преуспевающими торговцами, которым было что терять. И вот люди стали принимать крещение. Одни «новые христиане», уступая обстоятельствам, заставляли себя перейти в другую веру, другие лишь публично отказывались от нее, продолжая втайне, за закрытыми дверями своего дома исполнять ее обряды, самые же упрямые крещеные евреи, которых презрительно называли «мараны», даже посещали подпольные синагоги.
Вскоре инквизиторам стало не хватать тюрем, и они превратили в них и другие общественные здания. Во время допросов людей подвергали изощренным пыткам, растягивая на дыбе и выворачивая суставы рук и ног. Казалось, инквизиция питала особую страсть к ступням своих жертв. Палачи колотили по ним дубинками, рассекали и смазывали маслом кожу на них, после чего поджаривали на костре. Ложные доносы и фальсифицированные решения суда приводили к вынужденным признаниям. Тем, кто признавался в вероотступничестве добровольно, позволяли заплатить штраф и раскаяться на аутодафе, «акте веры», публичной церемонии наложении епитимьи. Особо упорствующих, признававшихся только на дыбе, лишали всего их имущества и приговаривали к тюремному заключению, зачастую пожизненному, или сожжению у позорного столба.
Новые христиане отправили своих послов в Рим умолять – и подкупить – папу и его приближенных обуздать инквизиторов. Однако король, стремясь удержать Рим на своей стороне, предложил папе еще больше. И в то время как в Ватикан стекались огромные богатства, живущие в постоянном страхе мараны вынуждены были выбирать одно из двух зол: покинуть страну и стать нищим или оставаться жить на родине, ежедневно подвергаясь риску оказаться в пыточных подвалах инквизиции.
Исаак предпочел остаться. И его последним земным приютом суждено было стать тюремной камере – в течение многих лет нависавшей и наконец разразившейся над ним опасности.
– Исаак, поверь, я не знал! – пылко говорил ему юноша. – Не знал, что они тебя преследуют.
– Не волнуйся, Себастьян.
– Как же мне не волноваться?! – вспыхнул тот. – Говорят, у тебя обнаружили какие-то книги. И якобы у них есть письменные показания, признание человека, который знает тебя и который подтвердил их обвинение. Что я могу сделать для тебя, Исаак? Пожалуйста, скажи, как мне исправить ужасную несправедливость?!
Себастьян Гуэрейро, искренний и глубоко преданный католик, никогда не думал, что служение Богу приведет его к такому несчастью. Он служил в инквизиции чуть больше года. Сам Великий инквизитор Франсиско Педросо, обладающий огромным авторитетом и властью, выбрал его для исполнения долга перед церковью. Но с каждым днем в душе молодого человека, ставшего невольным свидетелем бесчеловечных пыток, появлялось все больше вопросов и сомнений, и наконец, деятельность наставников заставила его усомниться в справедливости учения, в которое он когда-то так глубоко уверовал.
– Тсс! Ты сам знаешь, мне уже не вырваться отсюда. К тому же я действительно исповедую свою прежнюю веру, которую принял от своего отца, как и он от моего деда. А если бы даже меня обвиняли ложно, то желание завладеть моими тридцатью гектарами земли в Томаре заставили бы доносчиков поклясться на кресте, что все это правда. – Исаак слабо откашлялся и устремил на Себастьяна горящий взгляд, неожиданно живой для этого жалкого подобия человека. – Я не для того просил, чтобы тебя привели ко мне. Прошу тебя, сядь рядом. – Он похлопал по соломенной подстилке на полу. – Мне нужно тебе кое-что сказать.
Кивнув, юноша опустился на пол.
– Себастьян, я надеялся, мне еще долго не придется обращаться к тебе с этой просьбой. Собирался сам это сделать, но, видно, ждать уже нечего.
На лице Себастьяна отразились удивление и недоумение.
– О чем ты говоришь, Исаак?
– Я должен доверить тебе тайну. Она может оказаться для тебя чудовищным бременем. Из-за нее тебя могут убить или до конца дней бросить в такую же клетку. – Исаак пытливо вглядывался в лицо молодого человека, стараясь понять его реакцию, затем сказал: – Мне продолжать, или я ошибаюсь, считая тебе все тем же Себастьяном? Каким ты всегда был?
Себастьян поймал его взгляд и смущенно потупил глаза.
– Я все такой же, Исаак, каким ты меня помнишь, только не уверен, что стою твоего доверия, – с сожалением сказал он. – Я видел такие ужасы, которых человек не должен допускать, но все равно оставался на службе и ничего не говорил. – Он осторожно поднял голову, опасаясь увидеть порицающий взгляд старика, но лицо узника выражало лишь любовь и беспокойство. – Я опозорил память отца, опозорил тебя!
Исаак прикрыл руку юноши своей изуродованной рукой:
– Мы живем в ужасное, жестокое время. Не вини себя за злодеяния тех, кто обладает властью, дающей им право поступать неправедно.
Подавленный глубоким состраданием, Себастьян кивнул:
