Черная метка - Корнуэлл Патрисия (библиотека книг TXT) 📗

– На пару рядов вниз.

– А что насчет погодных условий во время двухнедельного плавания?

– Мягкая, от шестнадцати до двадцати одного. Проклятый ураган Эль-Ниньо. Народ ходит за рождественскими подарками в чертовых шортах.

– Значит, вы думаете, что этот парень умер на борту и кто-то засунул его в контейнер? – спросил Раффин.

– Нет, я так не думаю, Чаки-малыш.

– Меня зовут Чак.

– В зависимости от того, с кем ты разговариваешь. Вот в чем проблема, Чаки-малыш. Если у тебя в трюме тонны контейнеров, набитых как сельди в бочке, расскажи, как можно засунуть мертвеца в один из них, – произнес Марино. – Тебе не удастся даже открыть дверь. Плюс нетронутая пломба.

Я придвинула ближе хирургическую лампу и, глядя в увеличительное стекло, пинцетом и тампонами собрала волокна и инородные вещества.

– Чак, нужно проверить, сколько у нас осталось формалина, – сказала я. – Вчера его было мало. Или ты уже позаботился об этом?

– Еще нет.

– Не вдыхай его пары, – заметил Марино. – Они уже вредно сказываются на твоих мозгах.

Формалин, или раствор формальдегида, – химически активный реактив, который использовался для "фиксации" тканей и органов. Он убивал ткани и чрезвычайно сильно раздражал дыхательные пути, кожу и глаза.

– Пойду проверю формалин, – сказал Раффин.

– Не сейчас, – запретила ему я. – Подожди, пока мы закончим. Позвони Клете и спроси, ушла ли Андерсон. Мне не нужно, чтобы она здесь расхаживала.

– Я позвоню, – предложил Марино.

– Должен признаться, мне немного невдомек, почему такие девочки гоняются за убийцами, – обратился Раффин к Марино. – Когда вы начинали, они, наверное, занимались только проверкой парковочных счетчиков.

Марино направился к телефону.

– Сними перчатки, – бросила я вслед, потому что он всегда забывал это делать, сколько напоминаний "Только чистые руки" я бы ни вывешивала.

Я медленно передвинула увеличительное стекло и остановилась. Колени были испачканные, с содранной кожей, как будто человек стоял голыми ногами на шершавой грязной поверхности. Проверила локти. Они тоже были грязными и ободранными, но об этом трудно было говорить определенно, поскольку кожа почти полностью разложилась. Я обмакнула тампон в стерильную воду в тот момент, когда Марино повесил трубку. Услышала, как он разрывает упаковку новой пары перчаток.

– Андерсон ушла, – сообщил он. – Клета сказала, что с полчаса назад.

– А что вы думаете о культуристках? – спросил Раффин Марино. – Видели мышцы на руках Андерсон?

Я положила рядом с трупом шестидюймовую линейку, чтобы обозначить масштаб, и начала снимать тридцатипятимиллиметровой фотокамерой с макрообъективом. Нашла грязные области на внутренней части рук и промокнула их тампоном.

– Интересно, было ли полнолуние, когда корабль отошел от Антверпена? – произнес Марино.

– Я так думаю: если хочешь жить в мире мужчин, надо быть такой же сильной, как мужчина, – продолжал гнуть свое Раффин.

Журчала бегущая вода, звенели стальные инструменты.

– Сегодня будет новолуние, – сказала я. – Бельгия находится в Восточном полушарии, но лунный цикл у нас одинаковый.

– Значит, могло быть полнолуние, – заключил Марино.

Я понимала, куда он клонит, и мое молчание служило предостережением не затрагивать тему оборотней.

– Что между вами случилось, Марино? Ты проиграл свою должность в армрестлинг? – спросил Раффин, обвязывая бечевкой связку полотенец.

Марино уставился на него в упор.

– Ну конечно, раз она детектив, а вы опять ходите в форме, – продолжал Раффин, ухмыляясь.

– Ты со мной разговариваешь?

– Вы же слышали, что с вами. – Раффин открыл стеклянную дверцу шкафчика.

– Наверное, я старею. – Марино сорвал хирургическую шапочку и швырнул ее в мусорную корзину. – Слух у меня не тот, что был раньше. Но если я не ошибся, ты только что здорово разозлил меня.

– Что вы думаете о женщинах, которых показывают по ящику? Что насчет женщин, соревнующихся в армрестлинге? – говорил Раффин.

– Заткнись! – приказал Марино.

– Вы, одинокий человек, пошли бы гулять с такой женщиной?

Раффин никогда не любил Марино, а теперь имел шанс проявить свою нелюбовь, или считал, что имел шанс, потому что эгоцентрический мир Раффина вращался вокруг очень непрочной оси. С его ограниченной точки зрения, Марино проиграл, поэтому над ним можно издеваться. Пора его проучить.

– Вопрос в том, пойдет ли такая женщина с вами? – У Раффина не хватило ума выбежать прочь из зала. – Или вообще какая-нибудь женщина?..

Марино подошел к нему вплотную. Они стояли так близко, что чуть не соприкасались пластиковыми масками.

– Хочу дать тебе совет, придурок! – угрожающе проговорил Марино. – Заткни свою вонючую пасть, прежде чем она встретится с моим кулаком. И больше не показывай свой щенячий гонор, если не хочешь, чтобы он тебе навредил.

Чак покраснел как рак, и в это время двери раскрылись и вошел Нейлс Уандер с дактилоскопической краской, картой и валиком.

– Сейчас же прекратите, – приказала я Марино и Раффину. – Иначе выгоню обоих.

– Доброе утро, – сказал Уандер, словно оно и в самом деле было добрым.

– У него сильно отслоилась кожа, – сообщила я.

– Значит, будет проще.

Уандер заведовал дактилоскопической лабораторией и мало чему удивлялся. Ему нередко приходилось сбрасывать червей, чтобы взять отпечатки с разложившихся трупов, он не морщился, когда отрезал пальцы у обгоревших останков и относил их в банке к себе в лабораторию.

Я познакомилась с ним сразу, когда начала здесь работать, и с того времени он совсем не постарел и не изменился. Он был лысым, высоким и неуклюжим, всегда ходил в слишком просторных халатах, которые кружились и развевались, когда он торопливо шагал по коридору.

Уандер надел резиновые перчатки и подержал, изучая, ладони покойника, поворачивая их то в одну, то в другую сторону.

– Легче всего будет снять кожу с рук, – решил он.

Когда тело находится в таком плохом состоянии, верхний слой кожи соскальзывает как перчатки, и кстати, его и называют "перчатками". Уандер работал быстро, снимая кожу с каждой руки и натягивая ее на собственные руки в резиновых перчатках. Надев на себя, в каком-то смысле, руки покойника, он обработал каждый палец краской и накатал их на дактилоскопическую карту. Он снял кожу, аккуратно сложил ее на хирургическом подносе и стащил резиновые перчатки, прежде чем направиться к себе в лабораторию.

– Чак, положи это в формалин, – попросила я. – Кожу нужно сохранить.

Он угрюмо отвинтил крышку пластиковой банки.

– Давайте перевернем его.

Марино помог перевернуть тело лицом вниз. Там я тоже нашла грязь, в основном на ягодицах, и взяла с них мазки. Больше повреждений не было за исключением пятна на левой верхней части спины, которое казалось темнее, чем окружавшая его кожа. Я внимательно посмотрела на него через увеличительное стекло, стараясь заглушить собственные мысли, как делаю всегда, когда изучаю повреждения правильной формы, укусы или другие ускользающие от внимания улики. Этот процесс напоминал ныряние с аквалангом в условиях почти нулевой видимости. Все, что я могла сейчас разобрать, – это неясные тени и формы.

– Марино, видишь? Или это просто мое воображение? – спросила я.

Он поглубже вдохнул пары ментола из носовых фильтров и наклонился над столом. Долго вглядывался.

– Может быть, – ответил он. – Не знаю.

Я протерла кожу влажным полотенцем, и верхний слой – эпидермис – соскользнул. Плоть под ним, или собственно кожа, выглядела как намокшая коричневая рифленая бумага, запачканная пятнами чернил.

– Татуировка. – Я была почти уверена. – Чернила проникли в нижний слой, но я ничего не могу разобрать. Просто большое пятно.

– Как родимое пятно, – сказал Марино.

Я наклонилась, держа перед собой увеличительное стекло, и поудобнее установила хирургическую лампу. Раффин, надувшись, полировал металлическую поверхность стола.