Цзян - ван Ластбадер Эрик (лучшие книги TXT) 📗

— Ваш чай просто превосходен! — произнес человек с впалой грудью.

Он был одет в темный костюм в полосочку, из под которого выглядывала ослепительно белая сорочка. Среди игроков, собравшихся в больших залах этого заведения, он бы ничем не выделялся, как камешек среди других камешков на берегу моря, если бы не глубокие следы ветряной оспы на лице.

— Большое спасибо, Хигира-сан, — наклонил свою лысую голову хозяин.

Это был приземистый, могучий, как борец сумо.человек с широкой грудной клеткой, мускулистыми руками и бычьей шеей. Черты его лица были грубоватыми и можно было с уверенностью сказать, что это лицо крестьянина.

Ничирен со своими прямо-таки девически нежными чертами лица казался его полной противоположностью. Некоторые даже всерьез считали, что эта его необыкновенная красота дает ему власть над другими людьми. Но он, как и Кизан, обладал также качеством, которое японцы называют словом хара -внутренней силой, — место для которой они отводят в нижней части живота человека. Хараугадывалась в нем и когда он стоял в дверях, и когда присел перед чайным столиком. У него был высокий лоб, точеный овал лица, из-за которого к нему постоянно приставали художники, умоляя попозировать им, чтобы они могли запечатлеть некие таинственные силы, которые они усматривали в этом лице.

— Всегда рад приветствовать вас в Доме Паломника, — сказал наконец Кизан, обращаясь к Хигире с легким поклоном.

Хигира мрачно улыбнулся своеобразному чувству юмора, которое проявил Кизан, называя свое заведение таким образом, так как паломничество является одним из занятий, к которому японцы относятся с необычайной серьезностью. Особенно если это паломничество по Золотому кольцу, включающему в себя посещение 88 буддистских святилищ.

— Я думаю, — сказал он, — что вы были бы еще более рады, сели бы мое посещение было последним.

— Вы не правы, инспектор, — возразил Кизан. — Если не вы, то кто-нибудь другой придет, кого надо будет «подмазывать». Мы его не будем знать, и, конечно, не будем относиться к нему с таким же уважением, с каким относимся к вам.

Хигира слегка покраснел от такой неприкрытой лести. Он никогда не слышал подобных комплиментов у себя на службе.

— Спасибо, — пробормотал он, низко наклоняя голову, чтобы скрыть, до какой степени он был польщен. Украдкой бросил взгляд на часы. — Надеюсь, вы не сочтете это за невежливость с моей стороны, но, сами понимаете, время...

— Конечно, — откликнулся Ничирен, но даже не пошевелился.

Их всех сковала некоторая напряженность, и тишина, повисшая в комнате, стала прямо-таки осязаемой. С другого конца длинного коридора сюда волнами накатывали вспышки эмоций игроков. Впечатление было такое, будто они сидели на берегу моря.

Несмотря на дружеский тон собеседников, Хигира начал потеть всеми порами. Он чувствовал на себе взгляд бездонных глаз Ничирена, который буквально сверлил его, причиняя почти физическую боль. Грудь его была стеснена, и он, казалось, забыл, что это напряжение можно снять, вобрав в легкие свежий запас воздуха. Правила вежливости запрещали ему произнести хотя бы слово, и взгляд Ничирена все сильнее и сильнее стискивал ему горло, словно стальными клещами.

Кизан наблюдал за Ничиреном внимательно, но осторожно, так, что тот не мог заметить этого. Не только напряженность и тишина, которые Ничирен умел нагнетать, делали его таким опасным противником, но и ощущение того, что в каждое мгновение этой абсолютной тишины, он мог внезапно взорваться совершенно неукротимой энергией. Как ветер, который гонит по морю гигантские волны. Эта его способность была сродни стихийной и поэтому казалась Кизану еще более опасной.

Скоро Хигира уже не мог сдержать себя и начал ерзать. Именно к такой тактике прибегал, по наблюдению Кизана, Ничирен, играя в го— в известную японскую игру на расчерченной доске с помощью белых и черных камешков. Он удерживал противника в невыгодном для него положении, а затем серией молниеносных ударов прорывал его оборону и делал победный ход.

Когда крупные капли пота уже образовались на лбу Хигиры и начали одна за другой перемещаться ниже и скользить, оставляя влажные следы на его впалых щеках, губы Ничирена чуть-чуть скривились.

Из складок своего кимоно — черный орнамент на черном фоне — он извлек золотой ключик, вставил его в отверстие, скрытое между краями двух татами на полу, и повернул его. Тайник открылся, и Ничирен достал из него корзинку, величиной не больше шляпной коробки. Затем он поставил ее на стол, как раз на то место, где был изображен герб Кизана.

Хигира смотрел на нее, как завороженный.

— Это оно и есть? — спросил он, сам чувствуя глупость своего вопроса.

Вместо ответа Ничирен снял с корзинки крышку и с некоторой торжественностью положил ее на татамирядом с собой.

— Что в ней, скажите на милость? — пролепетал Хигира совсем пересохшим ртом.

Ничирен откинул рукав кимоно и запустил руку в корзинку. Когда он ее вынул оттуда, язык Хигиры присох к небу.

— Уф! — издал он какой-то нутряной звук, словно его ударили в солнечное сплетение.

Рука Ничирена сжимала отрубленную человеческую голову. Кровь все еще сочилась с обрубка шеи, и голова слегка раскачивалась в воздухе, поскольку Ничирен держал ее за волосы.

— О великий Будда! — прошептал Хигира. — Сизуки-сан!

— Ваш всегдашний соперник, — тихо сказал Ничирен. — Теперь ваше продвижение по службе гарантировано, не так ли?

В его голосе были слегка распевные интонации, характерные не столько для японского, сколько для китайского языка.

— Да, но...

Новое покачивание головы заставило Хигиру почувствовать легкую тошноту. Но он по-прежнему не мог оторвать глаз от жуткого зрелища, от этого кровавого трофея.

Словно загипнотизированный незрячими глазами мертвеца, он пролепетал запинающимся, как у пьяного, языком:

— Я не это имел в виду... Я не хотел... Я...

— Сизуки-сан отдавалось предпочтение в вашем кейбацу [1], -сказал Ничирен, подчеркивая всю причудливость, некоторую нереальность происходящего своим высоким, напевным голосом. — Он должен был жениться на дочери вашего непосредственного начальника Танабы-сан. Это окончательно решило бы его судьбу... и вашу. Так что у вас были причины для беспокойства, Хигира-сан. Благодаря этому браку, он обошел бы вас по службе.

— И вы правильно сделали, — прибавил Кизан, — что со своими проблемами пришли к нам.

— Да, но...

У Хигиры было ощущение, что все это происходит в страшном сне. Ужас от того, что повлекла за собой его неосторожная просьба, стиснул его своими холодными лапами.

— Еще десять дней — и было бы поздно, — сказал Ничирен. — Сизуки-сан женился бы, стал членом семьи Танабы-сан и, следовательно, неуязвимым...

— Как видите, другой альтернативы просто не было, — сказал Кизан и участливо взглянул на своего гостя. — Хигира-сан?

— Да, да, я, понимаю.

Хигира оттащил себя от края бездны, к которой эти откровения подталкивали его. Все его воспитание говорило ему, что не стоило обращаться к этим людям. Тем не менее, он все-таки пришел сюда и попросил у них помощи. Жадность и амбиции сделали его слепым, и он не подумал о последствиях, которые должны были произойти с такой же неизбежностью, с какой по воде идут круги, если в нее бросить камень.

Нравилось это ему или нет, но он перешагнул через невидимый, но очень важный барьер, и теперь ему уже не вернуться к прежней спокойной и размеренной жизни. Уют домашнего очага и душевный покой никогда прежде не казались ему такими далекими и несбыточными. Отныне ему суждено жить по законам, навязанным ему его же собственной алчностью и честолюбием. Он на мгновение закрыл глаза, покоряясь своей карме, как будто этот жест отречения мог хоть в какой-то степени вернуть утраченный им покой.

— Теперь вы можете не опасаться соперников, — подытожил Кизан, весьма довольный тем, что Ничирен избавил Хигиру от его проблем.