Сирены - ван Ластбадер Эрик (книги без сокращений TXT) 📗
Очутившись на пляже, Дайна нагнулась, сняла туфли и двинулась навстречу набегающим на берег волнам прибоя. Подобравшись к ним вплотную, она почувствовала, что песок под ее ногами стал другим: плотным и не таким теплым. Еще шаг – и через мгновение она очутилась по щиколотку в воде, приятно пощекотавшей ей пятки. Дайна поежилась, испытывая ужас при мысли о работе с Рубенсом. Она так старательно избегала его, но теперь, похоже, отступать было некуда. Ее гнев на Монти был направлен не по адресу, и внезапно Дайне стало стыдно за то, что она накричала на него.
Она скорее почувствовала, чем действительно увидела, что он, выйдя из ресторана, следует за ней. Ему было трудно идти по песку: Дайна издалека слышала его частое и тяжелое дыхание. Запоздало она вспомнила о сердечных таблетках, которые он регулярно принимал.
– Мне кажется, – мягко произнес он, – что ты ведешь себя немного как примадонна. Эта роль может оказаться решающей в твоей жизни. Ты...
– Мне не нравится, что ты начинаешь строить планы у меня за спиной.
– Мы с Рубенсом старые друзья. Я знаю его уже лет десять, а то и больше. Если ты посмотришь на мое предложение без эмоций, Дайна, ты поймешь, что это именно то, что тебе нужно.
Ее гнев вспыхнул с новой силой. «Что Рубенс знает обо мне, как об актрисе? Я прекрасно понимаю, на что он рассчитывает».
– Мне кажется, что ты заблуждаешься на сей счет.
Дайна лишь махнула рукой, отметая его возражения. «Один приятель пытается выгородить другого». Она отвернулась, избегая его настойчивого взгляда. В голове у нее царил полный хаос. «Имя Рубенса, – подумала она с горечью и злобой, – открывает любую дверь в Голливуде. Но какие двери оно открывает в моей душе?»
Неестественно яркое небо на западе над океаном походило на театральные декорации, напоминая Дайне о тяжелой борьбе, которую ей пришлось выдержать на пути от постоянных отказов к эпизодическим, а затем второстепенным ролям.
Солнечные лучи золотили горбинку у нее на переносице и превращали ее яркие фиалковые глаза в темные, почти черные. Ее обычно такие чувственные губы были сейчас плотно сжаты.
После долгой паузы она заговорила низким, угрожающим голосом: «Я – не шлюха, – сказала она. – Если Марион Кларк хочет, чтобы я снялась в „Хэтер Дуэлл“, он, черт возьми, может сам позвонить тебе!»
– Именно так, – хладнокровно ответил Монти, – он и поступил.
Марион Кларк оказался совсем не таким, каким она его представляла. Прежде всего, он был гораздо старше и к тому же обладал незаурядной внешностью. На его морщинистом лице выделялся длинный аристократический нос, а мягкие седые с металлическим отливом волосы были зачесаны на лоб, как у римского сенатора. Дайна с удивлением спрашивала себя, не происходит ли он от старинного и знатного английского рода и не пал ли он жертвой в Голливуде, подобно тому, как великолепный дикий зверь падает, сраженный пулей невежественного белого охотника.
Она смотрела в его проницательные голубые глаза, похожие на маленькие кусочки льда, и думала: «Нет, только не с такой отталкивающей физиономией». Но потом он заговорил, и лед растаял, превратившись в стремительный ручей и лучистую радугу.
Их первая встреча произошла в студии, где предстояло снимать все интерьерные сцены. Марион был погружен в изучение сценария, однако, как только Дайна представилась, он тут же вручил папку худому плешивому, несмотря на молодой возраст, помощнику и, решительно взяв ее за руку, повел прочь от скопления людей. По тому, как он вел ее, указывая дорогу не столько словами, сколько пальцами, Дайне показалось, что она поняла, какого рода руководства актерами ему хотелось осуществлять.
– Как хорошо ты знаешь сценарий? – поинтересовался он спокойным, бесстрастным голосом.
Она смущенно улыбнулась. «Боюсь, у меня не было времени выучить свою роль».
Однако, прежде чем она успела закончить эту фразу, он уже энергично потряс головой: «Нет, я говорю о другом».
Дайна ждала, что Марион пустится в объяснения, но он опять притих. Со стороны казалось, что он с головой ушел в собственные мысли. Наконец они дошли до паутины улиц, которая по замыслу какого-то телевизионного продюсера должна была изображать один из районов Нью-Йорка. Дайна, впрочем, не находила в ней ни малейшего сходства с любой из частей этого города, в которых ей доводилось бывать. Прожектора были установлены, но не горели. Только что вымытый асфальт блестел. Вдруг все огни вспыхнули одновременно, и почти тут же длинный черный «Линкольн» проскользнул мимо Дайны и Мариона так медленно, что шорох покрышек был едва слышен. Кто-то потребовал еще воды. Огни погасли.
– Итак? – произнес Марион резко.
Дайна не могла понять, чего он от нее хочет. «Мы сейчас устроим пробу?» – поинтересовалась она.
– Ты помнишь сцену, – сказал он так, словно все время думал именно об этом, – начинающуюся сразу, после того, как твоего мужа застрелят?
– Когда я поворачиваюсь и кричу на Эль-Калаама?
– Да.
– Я не...
Однако он начал разыгрывать эпизод, не дожидаясь ее ответа, и Дайне ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру. Так же, как и большинство режиссеров, с которыми ей приходилось иметь дело, он работал скорее в соответствии с собственными мыслями, не обращая внимания на окружающих.
У Дайны появилось ощущение, что ее затягивает в какую-то трясину и, окончательно растерявшись, она начала паниковать, позабыв все реплики и действия.
Так продолжалось до тех пор, пока какая-то фраза, произнесенная Марионом, не пробудила Дайну, и в то же мгновение Хэтер Дуэлл перестала быть для нее загадкой. Она поняла замысел Мариона, стремившегося показать ей, что слова сами по себе не имеют значения, и сделать ясным для нее сущность характера Хэтер, чтобы увидеть, сможет ли Дайна справиться с ролью. Поняв, есть ли в ней то, что есть в Хэтер. В состоянии ли она, подобно той, выдержать страшный удар судьбы и продолжать жить.
И не зная, в какой момент это произошло (Дайна уже успела понять, что так бывает всегда во время действительно удачных актерских перевоплощений), она перешагнула через барьер и стала Хэтер Дуэлл.
Дайна вышла из студии, с трудом переводя дыхание; ее голова кружилась. Ей лишь мельком удалось взглянуть на уже начавшийся процесс монтажа ленты – сращивание кадров, превращающихся в единую живую ткань, наполненную глубоким содержанием. Впрочем, в случае положительного решения вопроса относительно ее участия в картине, Дайне еще предстояло наблюдать его в течение долгих дней. Зато она прикоснулась к самой сердцевине художественного замысла, лежащего в основе фильма, и теперь точно знала, что хочет сыграть эту роль больше всего на свете.
Кровь бешено стучала у нее в висках. Дайна хорошо знала это ощущение, но на сей раз оно оказалось гораздо сильнее обычного. Ей вдруг почудилось будто ни что иное, как ужасное, внушающее страх непреодолимое биение самой жизни, раскалывающее время на бесконечную череду крошечных быстролетных фрагментов, отдельных и многообразных, отличных друг от друга, каждый из которых сам по себе представлял целую жизнь. Только теперь она отдала себе отчет, как много времени прошло после окончания работы над «Риджайной Ред»; как сильно она тосковала по следящему зрачку камеры, запечатлевающим ее в таком маленьком и вместе с тем огромном квадратике кадра цветной пленки. Она думала о том, что появление на экране станет ее новым рождением. Для нее наступило время новой жизни; она чувствовала, как возбуждение волнами прокатывается по ее телу и трепещущие живые струны мышц и сухожилий звоном отзываются в голове. Она знала, что не сомкнет глаз этой ночью, а, возможно, вообще не сможет спать до тех пор, пока не будет знать точно, что роль достанется ей.
Она послушно позволила Мариону увести ее назад мимо пары полупустых контейнеров для мусора, по «эрзац» переулку, где даже «грязь» на земле была искусственной, вдоль «кирпичных» стен из штукатурки и фанеры, с которых свисали аккуратно надорванные выцветшие афиши. Внезапно они вновь очутились в Голливуде.
