Троих надо убрать - Маншетт Жан-Патрик (читать полную версию книги .txt) 📗
Он запретил входить даже почтальону, и тот клал редкую почту в ящик на решетчатом заборе поместья. На случай, если кто-нибудь все-таки заберется к нему, Алонсо держал бульдога.
Таким образом, земли вокруг поместья не обрабатывались, и на них ничего не выращивалось, а дом был запушен из-за отсутствия слуг. Окрестные крестьяне ворчали, видя невозделанную землю, много раз собирались устроить по такому поводу демонстрацию и однажды наверняка сделали бы это, но смерть Алонсо все отменила.
Обычно в последний период своей жизни Алонсо около пяти – шести часов утра прекращал попытки заснуть, вставал с измятой постели и выходил из спальни на втором этаже. В большой кухне он готовил себе английский завтрак, состоявший из стакана фруктового сока, тарелки каши на молоке, чашки горячего чая и тостов, которые он разрезал пополам треугольником, а потом мазал тонким слоем масла, меда или апельсинового мармелада.
После завтрака Алонсо надевал верхнюю одежду и прогуливался по своему поместью, заросшему сорняками, в сопровождении суки-бульдожки по кличке Элизабет. Потом он возвращался домой и никуда не выходил, разве что отвечал на звонки разносчиков. Понаблюдав за воротами из окна первого этажа в очень мощный бинокль и убедившись, что все в порядке, он выходил из дома, шел к воротам, вооружившись "кольтом" тридцать восьмого калибра, и брал то, что они приносили. Он не допускал, чтобы разносчики входили на территорию поместья и приносили товар к дому. Иногда груз, например ящик виски, был тяжелым, но Алонсо все равно тащил его сам, обливаясь потом. У него от этого дрожали ноги и угол рта.
В гостиной дома стояла дорогостоящая аудиосистема фирмы "Шарп" западногерманского производства. Алонсо тщательно следил за ней, в то время как остальные приборы и мебель почти никогда не вытирал, и они быстро покрывались толстым слоем пыли. Алонсо протирал и стереоколонки, установленные по всему дому так, чтобы музыка из проигрывателя была слышна везде, даже в двух туалетах и двух ванных комнатах. Музыкальные вкусы Алонсо сильно отличались от вкусов Жоржа Жерфо. Его фонотеку можно было разделить на две части. Прежде всего, классическая музыка: Бах, Моцарт, Бетховен. Потом слащавые американские мелодии: Мел Торме, Билли Мей. Эти пластинки Алонсо не слушал никогда. Вернувшись с прогулки с Элизабет, он слушал Чайковского, Мендельсона, Листа...
В кабинете на первом этаже, постоянно закрытые окна которого выходили на заросшие сорняками земли, Алонсо, положив на угол стола "кольт", слушал музыку и писал паркеровской ручкой на тонкой бумаге мемуары. Он писал очень медленно. Часто за десять – двенадцать часов работы не получалось и одной страницы.
Он не обедал, а примерно в половине седьмого ужинал на кухне консервами и фруктами. Посуду он ставил в посудомоечную машину к той, что уже стояла там с завтрака. Алонсо работал много часов, потом выключал музыку, включал посудомоечную машину, поднимался с книгой на второй этаж и ложился на измятую постель. Он ждал, когда придет сон, но сон не приходил. Алонсо слышал, как работает посудомоечная машина, проходя различные фазы программы с остановками и щелчками. Он равнодушно читал на английском, испанском или французском, главным образом мемуары полководцев и государственных деятелей, таких, как Лидделл Харт, Уинстон Черчилль, де Голль, или военные романы, в основном С. С. Форестера. У него имелись номера непристойного американского журнала "Плейбой". Каждый вечер Алонсо мастурбировал, но без особого успеха. Много раз за вечер он вставал, бродил по дому с книгой в руке, заложив средним пальцем страницу, и проверял, хорошо ли закрыты все окна. Они всегда были закрыты. И он давал дополнительную порцию мяса бульдожке Элизабет. Ее Жорж Жерфо убил тоже.
3
Жорж Жерфо ехал ночью на "мерседесе" по Девятнадцатому национальному шоссе. Он миновал Вандовр и направлялся к Труа. Две колонки играли Джона Льюиса, Джерри Маллигана и Шорти Роджерса. Темнота слева и справа была похожа на стену и проносилась мимо со скоростью сто тридцать километров в час. В ту ночь его обогнала "ДС".
Она появилась, в последний момент мигнула фарами, мгновенно обошла "мерседес" на закрытом повороте и исчезла быстрее, чем Жерфо успел пробормотать: "Козел!"
Десять минут спустя он увидел ее снова. За это время ничего не произошло, если не считать того, что Жерфо обогнал фургончик "пежо" со слабо горевшими фарами, а его самого обогнала маленькая ярко-красная машина, возможно итальянского производства. И больше ничего. Но вдруг его фары выхватили из темноты нечто. Одновременно Жерфо заметил на дороге два неподвижных задних огня. Он поднял ногу с педали. Задние огни пришли в движение, и ночь буквально проглотила их. Возможно, они не были неподвижными с самого начала, и это был только оптический обман. "ДС", во всяком случае, стояла неподвижно и не на шоссе. Одно крыло – в придорожной канаве, другое смято в гармошку от удара о ствол дерева. Одна дверца была сорвана и валялась на обочине метрах в десяти-двенадцати, наполовину зарывшись в траву. Стекло разлетелось. Жерфо увидел все это моментально, когда "мерседес" проезжал мимо дверцы. Скорость его машины равнялась восьмидесяти километрам в час, и Жерфо почувствовал искушение увеличить ее. Не чувство порядочности или категорическая необходимость удержали его от этого, а мысль, что люди в "ДС" наверняка заметили его номер и смогут привлечь за неоказание помощи. Жерфо плавно, довольно неуверенно затормозил и остановился дальше, метрах в восьмидесяти или ста.
Вдали задние огни совершенно исчезли. Жерфо с беспокойством посмотрел по сторонам, но увидел только темноту. "ДС" тоже растаяла в ней. Все еще чувствуя желание продолжить путь, Жерфо заворчал сквозь зубы и, дав задний ход, вернулся к месту аварии.
Жерфо остановился между двумя деревьями, рядом с оторванной дверцей, и выключил магнитофон. Возможно, он найдет страшно изуродованные трупы или раненых, удерживающих обеими руками кишки, и музыка будет неуместной. Он вышел из "мерседеса" с электрическим фонарем в руке, который тут же направил на "ДС", и, к своему облегчению, увидел только одного мужчину, стоявшего на ногах. Он был невысоким, светлые волосы слегка завивались, у него были залысины и острый нос, на котором сидели очки в пластмассовой оправе. Правое стекло раскололось. На мужчине были дождевик и коричневые вельветовые брюки. Он смотрел на Жерфо большими испуганными глазами, опираясь на правую сторону капота "ДС" и прерывисто дыша.
– Эй! – крикнул Жерфо. – Все нормально? Вы не пострадали?
Человек немного пошевелился, возможно покачал головой, и чуть не упал. Встревоженный Жерфо подошел ближе. Его взгляд остановился на темном мокром пятне, медленно расползавшемся по боку дождевика.
– Вы ранены в бок, – сказал Жерфо. В памяти у него всплыл запах крови, и Жерфо подумал: "Черт побери, я сейчас хлопнусь в обморок".
– Больница, – сказал неизвестный, и его губы шевельнулись еще, но он не мог добавить ни единого слова.
Кровь текла из левого бока. Жерфо обхватил раненого рукой за шею с правой стороны и, поддерживая, повел к "мерседесу". Мимо на огромной скорости пронеслась машина, марку которой он не заметил.
– Вы можете идти?
Раненый не ответил. Он шел, стиснув зубы. На его облысевшем лбу и над верхней губой, где торчали короткие волоски, выступили капли пота.
– Еси аи веу ся... – пробормотал он.
– Что? Что?
Но мужчина не мог или не захотел больше говорить. Они дошли до "мерседеса". Жерфо помог раненому опереться на машину и открыл правую заднюю дверцу. Держась за спинку переднего сиденья, мужчина медленно лег на спину на заднее.
– А, твою мать, я истекаю кровью, – сказал он с грустью и досадой. У него был парижский выговор.
– Все будет нормально.
