Рэкетир - Кабалкин Аркадий Юрьевич (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
Говоря по правде, в федеральном лагере нет ни банд, ни насилия. Подерешься, вздумаешь кому-то угрожать, и тебя мигом переведут отсюда в какое-нибудь гораздо худшее место. Перебранок пруд пруди, особенно за телевизором, но мне не доводилось видеть оплеух. Некоторые отбывали сроки в тюрьмах штатов и рассказывают разные ужасы. Никому не хочется менять это место на другое.
Поэтому мы следим за своим поведением и считаем дни. Для «белых воротничков» заключение — это унижение, утрата статуса, положения, образа жизни. Но для чернокожих жизнь в лагере безопаснее, чем там, откуда они пришли и куда снова попадут. Для них наказание — еще одна зарубка, новая судимость, очередной шаг на пути превращения в профессиональных уголовников.
Из-за этого я чувствую себя больше белым, чем черным.
Здесь, во Фростбурге, есть еще два бывших адвоката. Рон Наполи много лет был в Филадельфии видным специалистом по уголовному праву, пока его не разорил кокаин. Он специализировался на законах о наркотиках и защищал многих крупных наркодилеров и торговцев средней части Атлантического побережья, от Нью-Джерси до обеих Каролин. Он предпочитал, чтобы с ним расплачивались наличными и кокаином, и в конце концов все потерял. Внутренняя налоговая служба привлекла его за уклонение от налогов, и он уже отбыл половину своего девятилетнего срока. Сейчас Рон переживает не лучшие дни. Он впал в депрессию и совершенно махнул на себя рукой. Отяжелел, стал медлительным, слабым и болезненным. Раньше он рассказывал захватывающие истории о своих клиентах и их приключениях в мире наркоторговли, а теперь просто сидит во дворе и с потерянным видом поедает пакетами картофельные чипсы. Кто-то присылает ему деньги, которые он тратит в основном на нездоровую пищу.
Третий бывший юрист — вашингтонская «акула» Амос Капп, долго остававшийся успешным инсайдером, ловкачом, совавшим нос во все крупные политические скандалы. Нас с Каппом судил один и тот же судья, впаявший обоим по десятке. Обвиняемых было восемь — семеро из Вашингтона плюс я. У Каппа вечно рыльце в пушку, и в глазах наших присяжных он был, без сомнения, виновен. При этом он знал тогда — и знает сейчас, — что я не участвовал в преступном сговоре, но, будучи трусом и мошенником, смолчал. Насилие во Фростбурге строжайше запрещено, но если бы меня оставили хотя бы на пять минут наедине с Амосом Каппом, я бы точно сломал ему шею. Он это знает и, подозреваю, давно пожаловался начальнику тюрьмы. Его держат в западной части лагерной территории, подальше от меня.
Из всех трех адвокатов один я готов помогать другим заключенным в решении их юридических проблем. Мне это занятие нравится, оно захватывает и не дает скучать. А заодно оттачивает мои юридические навыки, хотя в своем адвокатском будущем я сомневаюсь. Выйдя на свободу, я могу попроситься назад в коллегию, но процедура обещает быть донельзя трудной. Вообще-то я никогда толком не зарабатывал адвокатским трудом. Был мелким юристом, к тому же черным, и мало кто из клиентов мог мне толком заплатить. На Брэддок-стрит полно других адвокатов, боровшихся за тех же самых клиентов; конкуренция была жестокой. Так что не знаю, чем займусь после отсидки, но насчет возобновления юридической карьеры имею серьезные сомнения.
Мне будет сорок восемь, я одинок и, надеюсь, сохраню здоровье.
Пять лет — это целая вечность. Каждый день я совершаю длительную прогулку по грунтовой дорожке, тянущейся по периметру лагеря. Это его граница, известная как «черта». Переступи ее — и окажешься беглецом. Тюрьма тюрьмой, но местность здесь красивая, виды захватывающие. Шагаю, любуюсь округлыми холмами в отдалении — и борюсь с побуждением переступить «черту». Забор, способный меня остановить, отсутствует, караул тоже, никто не окликнет. Можно было бы скрыться в густом лесу, а потом вообще исчезнуть…
Я бы предпочел стену высотой футов в десять, из толстых кирпичей, с витками блестящей колючей проволоки поверху, чтобы скрывала от меня холмы и не позволяла мечтать о свободе. Это тюрьма, черт возьми! Нам нельзя ее покидать. Так поставьте стену и перестаньте нас соблазнять!
Соблазн никуда не девается, и, клянусь, чем больше я с ним борюсь, тем он день ото дня все сильнее.
Глава 2
Фростбург находится в нескольких милях восточнее мэрилендского городка Камберленд, на полоске земли между Пенсильванией на севере и Западной Виргинией на западе и на юге. Глядя на карту, понимаешь, что это ответвление появилось у штата Мэриленд по недосмотру и не должно ему принадлежать, хотя неясно, кому следовало бы его передать. Я работаю в библиотеке, и на стене над моим письменным столом висит большая карта Америки. Я слишком подолгу на нее таращусь, грезя наяву и всякий раз поражаясь, как меня угораздило стать заключенным федеральной тюрьмы на западной оконечности Мэриленда.
В шестидесяти милях к югу отсюда находится виргинский город Уинчестер с населением двадцать пять тысяч человек — там я родился, рос, учился, работал и в конце концов потерпел крах. Говорят, после моего заключения мало что изменилось. Юридическая фирма «Коупленд и Рид» по-прежнему находится в помещении с окнами на улицу, где трудился я. Это на Брэддок-стрит, в Старом городе, рядом с ресторанчиком. Раньше на окне была выведена черным другая надпись: «Коупленд, Рид и Баннистер», и мы были единственной в окружности ста миль юридической фирмой с одними черными сотрудниками. Говорят, господа Коупленд и Рид держатся на плаву — не процветают, конечно, и не богатеют, но по-прежнему платят зарплату обеим секретаршам и аренду. Так же было и во времена моего партнерства: мы перебивались, не более того. К моменту краха я начал всерьез опасаться, что в таком маленьком городе мне не выжить.
Говорят, господа Коупленд и Рид отказываются обсуждать меня и мои проблемы. Они тоже едва не сели на скамью подсудимых, их репутация оказалась замаранной. Изобличавший меня федеральный прокурор палил картечью по любому, хотя бы немного связанному с его «великим сговором», и чуть было не угробил всю фирму. Мое преступление состояло в том, что я защищал неправильного клиента. Оба моих прежних партнера ни в каких преступлениях замешаны не были. Как я ни сожалею о случившемся, мне не хочется чернить их доброе имя. Обоим уже под семьдесят, и в свои молодые годы, начиная юридическую практику, они боролись не только за выживание адвокатской фирмы в маленьком городе, но и против последних отзвуков расовой сегрегации. Судьи порой игнорировали их в суде и выносили неоправданные решения без явных юридических оснований. Другие адвокаты часто бывали с ними грубы, грешили непрофессионализмом. Их не принимали в адвокатскую коллегию округа. Клеркам случалось терять их документы. Жюри присяжных из одних белых им не верили. А главное, их избегали клиенты. Черные клиенты. Белые к черным адвокатам в 1970-е никогда не обращались, по крайней мере на Юге, и это почти не изменилось. Фирма «Коупленд и Рид» чуть не погибла, едва появившись, поскольку черные считали, что белые адвокаты лучше черных. Трудолюбие и профессионализм в конце концов переломили тенденцию, но как же медленно это происходило!
Сначала я не собирался делать карьеру в Уинчестере. Я поступил на юридический факультет Университета Джорджа Мейсона на севере Виргинии, в пригороде Вашингтона. Летом после второго курса мне повезло: меня взяли клерком в огромную компанию на Пенсильвания-авеню, рядом с Капитолийским холмом. Эта была одна из компаний с тысячами адвокатов, с офисами по всему миру, с фамилиями бывших сенаторов на фирменных бланках, с престижной клиентурой и приводившим меня в восторг сумасшедшим ритмом. Моим наивысшим достижением там стала роль мальчика на побегушках на процессе бывшего конгрессмена (нашего клиента), обвинявшегося в преступном сговоре с родным братом с целью вымогательства «откатов» у подрядчика оборонного проекта. Суд был форменным цирком, и я наслаждался близостью к эпицентру событий.
