Голос - Сильвен Доминик (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗

— Можно подумать, что вам у нас понравилось.

Упитанный старичок подскочил. Она стоял перед пробковой доской с фотографиями. Под мышкой он держал газету «Франс суар». Ему потребовалось две секунды, чтобы узнать майора, выступавшего по телевизору. Ниже ростом, чем он думал, но синие глаза в жизни еще лучше. Так и сверкают. И загорелый, как индеец, а зубы такие белые. Голубая рубашка в мелкую клеточку, красивый галстук, под бежевой курткой угадывается мускулистое тело. Красота!

— Постовой сказал, что я могу подняться. Но вашего помощника, этого симпатичного молодого человека, на месте нет. И я вошел. Я раньше никогда не видел кабинетов полицейского начальства. Простите.

— Ничего страшного.

— На фотографиях они все такие живые. Наверное, тяжело смотреть на это целый день. Да еще вы работаете допоздна.

— Что вас привело сюда?

— Как я уже объяснял вашему помощнику, я каждый день езжу на метро под красными окнами радиозвезды. Вообще-то я пришел потому, что в газете увидел эту женщину.

— Какую женщину?

— Мы с капитаном Шеффером посмеялись, это и правда смешно, но я действительно ее видел, эту женщину, — сказал он, показывая газету. — Мы оба полные, вот я с ходу и сказал, что это моя сестра-близнец.

«Франс суар» поместила на первой странице фотографию Изабель Кастро с Майте Жуаньи на заднем плане. Брюс внимательно посмотрел на старика.

— Когда вы ее видели?

— Много раз. Она стояла у окна. Когда было жарко.

— Прошлым летом?

— Ну да, прошлым летом. Голова у меня еще в порядке. Было позднее утро. Как раз перед аперитивом у Габи. Я мою палаты в клинике «Неккер», но выпить захожу в бар на правом берегу. Там уютнее, чем в квартале мисс журналистки.

— А женщина?

— Она там стояла и нежилась, в пеньюаре. В одиннадцать утра замечаешь людей, которые не спешат на поезд. Я завидовал этой милой толстушке в черном между красных занавесок.

— А Изабель Кастро, ее вы видели?

— Нет. Я даже не знал, что там живет какая-то звезда.

Квартира Майте Жуаньи занимала пятый этаж небольшого дома без лифта на улице Шемен-Вер. Было девять тридцать вечера. Виктор Шеффер посмотрел на часы, потом взглянул в лицо Алекса Брюса. Тот пожал плечами и сказал:

— Законное время прошло, но все же пойдем.

— Если она нас выгонит, вернемся завтра с утра пораньше. Я их люблю тепленькими, только что из кроватки. Так труднее изворачиваться.

— Что-то мне подсказывает, что она уже давно ждет, чтобы ее расспросили.

— Женщина. Это было бы забавно. В любом случае по-латыни «голос» женского рода.

— Ты никогда не хотел стать кем-то еще, кроме полицейского, Виктор? Учителем, адвокатом, писателем?

— Больше не хочу, Алекс. Я такой, как ты: слишком привязан к реальности.

Она не казалась удивленной. После беглого приветствия посторонилась, пропуская их в просторную комнату, обставленную низкой мебелью, с ковром на полу. На ней был мужской черный махровый халат. Брюс готов бы поспорить — именно его и описал старичок. Сплошные сантименты.

Она села на пуфик, запахнув полы халата. Брюс успел заметить молочно-белую ляжку. Полное, но крепкое тело. Распущенные волосы окружали лицо таким же светлым ореолом, как у Кастро, но более тусклого оттенка. Она зажгла сигарету, жестом предложила им сесть на диван, заваленный золотистыми подушками, с кальяном сбоку. Возле Жуаньи стояли полупустая бутылка белого бургундского в ведерке со льдом и бокал.

Майте Жуаньи посмотрела в окно, где ничего нельзя было разглядеть, потому что уже стемнело; кроме того, горизонт заслоняла кирпичная стена, Брюс подумал, что какой-нибудь художник мог бы нарисовать на ней фреску: например, заполненный пассажирами поезд метро, Жуаньи взяла в руку пульт управления и направила его на телевизор, стоящий на полу.

Прошлым летом в Форментера. На вилле Жерара Сеймура, — сказала она.

Белый свет, короткая радуга, на переднем плане — рука Жуаньи, украшенная кольцами. Она держит камеру и кричит: «Мотор!», обращаясь к Изабель Кастро, лежащей на краю бассейна. Какой-то сентиментальный мазохизм.

На ведущей надет черный купальник. Абрикосовая кожа. Элегантная худоба, которой не вредят буйная грива светлых волос и чересчур броские серьги. Она ерошит рукой волосы и принимает позу кинозвезды. Но это для смеха. Она корчит гримасу. Взгляд женщины, которая вроде пропустила пару рюмок, чтобы поправить настроение. Возле нее на пестрой плитке бортика какая-то книга. Она берет ее, открывает, вроде бы наугад, садится по-турецки и начинает читать:

«Когда она поворачивала голову, ее черные волосы жесткими и блестящими прядями падали на бледные обнаженные плечи. Бровей у нее не было, а веки и ресницы казались припудренными чем-то белым, и по контрасту зрачки становились совсем черными. — Она поднимает голову, улыбается, переворачивает страницу, ищет какое-то место и продолжает: — Не смотри в лицо Айдору. Она сделана не из плоти и крови; она состоит из данных».

Жуаньи прибавила звук. Голос Изабель перешел в смех. Один из тех совершенных звуков, которые не поддаются воспроизведению; слетев с губ, они сразу же попадают в копилку воспоминаний. Ничто не может выпустить их оттуда, только новый смех, если он будет таким же. Тесса смеялась так же, жемчужины радости закатывались с ее губ в самые потаенные уголки памяти. Памяти того, кто окажется на месте, чтобы собрать их.

Ведущая закрывает книгу, вдыхает запах бумаги, закрыв глаза, и откладывает ее. Опирается руками, чтобы встать. Изящные ступни, красивые колени, длинные и крепкие бедра, плоский живот, темный треугольник декольте. Она выглядит гораздо милее, чем по телевизору. Она зажимает нос, делает гримасу и прыгает в воду, прямая, как стрела. Камера, явно влюбленная, но не забывающая о художественных эффектах, следит за золотисто-черными изгибами, потом фокусируется на бутылке шампанского и двух бокалах, стоящих на медном подносе. Из этого Брюс сделал вывод, что его вкусы совпадают со вкусами Жуаньи и что девушек бодрит шампанское. Тут не о чем беспокоиться. И не надо никого искать среди торговцев кокаином в Париже, Форментера или где-то еще. Они вломились сюда в самый разгар сентиментального кризиса. И смотрят фильм, снятый на отдыхе. Ничего особенного, преходящий момент. Жуаньи выключила телевизор и сказала: