Прогулка среди могил - Блок Лоуренс (читаемые книги читать .txt) 📗

— По-моему, ты была само совершенство.

— Правда?

— Ага. Просто удивительно, какая ты, оказывается, ужасная врунья.

— Знаю. Когда я слушала тебя, то все думала: он же такой честный, где он научился так врать?

— Хороший полицейский не может не врать, — сказал я. — Ему все время приходится играть роль, изображать то, что хочет видеть человек, с которым он имеет дело. А для частного детектива это еще важнее, потому что он все время пытается добыть информацию, на которую не имеет законного права. Так что, если я действительно умею врать, можешь считать это моим профессиональным качеством.

— И моим тоже, — сказала она. — Если подумать, я тоже постоянно что-то изображаю. Такая уж у меня работа.

— Между прочим, вчера вечером у тебя это получилось особенно удачно.

Она только посмотрела на меня.

— Но утомительное это дело, правда? Врать.

— Ты хочешь выйти из игры?

— Да ты что, я только вхожу во вкус. Что там еще осталось — Бруклин и Стейтен-Айленд [16]?

— Стейтен-Айленд нам ни к чему.

— Почему? Там что, преступники сексом не занимаются?

— Сексом там занимаются как раз только преступники.

— Ха-ха.

— Нет, может быть, там и есть бригада по сексуальным преступлениям, не знаю, хотя преступность у них по сравнению с другими районами ничтожная. Но не могу представить себе, чтобы наша троица тащилась на своем фургоне по мосту Веррацано, чтобы совершить изнасилование и убийство.

— Значит, мне осталось сделать только один звонок?

— Ну, видишь ли, — сказал я, — такие следственные бригады есть и в местных полицейских управлениях, и еще во многих участках бывают специальные следователи по этим делам. Ты можешь просто просить дежурного соединить тебя с нужным человеком. Я мог бы составить список, но не знаю, сколько у тебя на это есть времени.

Она сделала мне глазки и игриво промурлыкала:

— Если у тебя есть деньги, милый, то у меня есть время.

— В самом деле, не вижу, почему бы тебе не получать за это деньги. Надо будет сказать Кхари, что я включил тебя в платежную ведомость.

— Да брось ты, — сказала она. — Стоит мне найти какое-то занятие по душе, как кто-то сует мне за это деньги. Нет, серьезно, я не хочу, чтобы мне платили. Когда все будет позади, просто пригласи меня куда-нибудь на роскошный ужин, ладно?

— Как скажешь.

— А потом, — добавила она, — можешь сунуть мне сотенную на такси.

8

Я подождал, пока она закончит очаровывать какого-то чиновника в прокуратуре Бруклина, а потом оставил ей список людей, которым надо позвонить, и отправился в библиотеку. Помогать Элейн не было необходимости — казалось, она просто рождена для этого.

В библиотеке я снова взялся за то, чем занимался накануне утром, — продолжал просматривать комплект «Нью-Йорк Таймс» за шесть месяцев, снятый на микрофильм. Я не искал публикаций о похищениях, потому что это вполне могло фигурировать и не как похищение. Вероятно, они время от времени хватали кого-нибудь на улице так, что никто этого не видел или, по крайней мере, не сообщал в полицию. Меня интересовали жертвы, которых находили мертвыми в парках или на безлюдных улицах, особенно те, у кого на теле остались следы истязаний и изнасилования. И в первую очередь — расчлененные трупы.

Трудность заключалась в том, что такие подробности редко попадают в газеты. Как правило, полиция старается не разглашать конкретные сведения об увечьях, чтобы избавить себя от лишнего труда — от ложных признаний, от попыток подражать преступникам, от самозваных очевидцев. Газеты, со своей стороны, стараются оберегать публику от наиболее откровенных подробностей. К тому времени, когда сообщение доходит до читателя, по нему трудно определить, что именно произошло.

Несколько лет назад один сексуальный маньяк убивал мальчиков в Нижнем Ист-Сайде. Он заманивал их на крыши, резал ножом или душил, а потом отрезал и уносил их члены. Это продолжалось довольно долго, и полицейские, занимавшиеся его делом, дали ему прозвище — Чарли-Обрезальщик. Естественно, репортеры называли его так же — но не в печати. Ни одна нью-йоркская газета и подумать не могла о том, чтобы сообщить читателям такую подробность, и упоминать это прозвище тоже было нельзя, иначе читатель сразу сообразил бы, что именно тот отрезал. Поэтому его никак не называли и писали только, что убийца уродовал своих жертв, а это могло означать что угодно, начиная от ритуального вспарывания живота и кончая неудачной стрижкой.

Однако я все же надеялся, что в наши дни газеты могут оказаться не столь сдержанными.

Скоро я приноровился и стал довольно быстро просматривать неделю за неделей. Всю газету читать было незачем — вполне хватало раздела городских новостей, куда попадает вся уголовная хроника. Больше всего времени отнимало то, что всегда происходит со мной в библиотеке, — я постоянно отвлекаюсь, увидев что-то интересное, но не имеющее отношения к тому, за чем я пришел. К счастью, в «Таймс» не печатают комиксов, иначе мне пришлось бы бороться с искушением углубиться в их шестимесячную подборку.

Когда я выходил из библиотеки, у меня в блокноте было записано с полдюжины возможных кандидатов. Одна жертва показалась мне особенно вероятной. Студентка бухгалтерского отделения Бруклинского колледжа исчезла и через три дня была обнаружена каким-то любителем природы на Гринвудском кладбище. Там говорилось, что она подверглась сексуальным истязаниям и увечьям, — похоже было, что кто-то поработал над ней ножом. Осмотр места находки показал, что ее убили где-то еще, а потом бросили на кладбище. А в деле Мари Готскинд полиция тоже пришла к выводу, что она была уже мертва, когда убийцы выбросили ее тело на поле для гольфа в Форест-парке.

Около шести я вернулся к себе в отель. Мне сообщили, что звонили Элейн и оба Кхари, и еще было три записки, где говорилось, что звонил Ти-Джей.

Первой я позвонил Элейн, и она рассказала, что обзвонила всех.

— Под конец я уже и сама чуть ли не начала верить в свою легенду, — сказала она. — Все думала про себя: «Это, конечно, интересно, но еще интереснее будет, когда мы снимем свой фильм». Жаль, что никакого фильма не будет.

— Я думаю, кто-нибудь его уже снял.

— Интересно, позвонят мне или нет.

Потом я дозвонился Кинену Кхари. Он хотел знать, как идут дела. Я сказал, что мне удалось наметить несколько линий расследования, но скоро получить результаты я не рассчитываю.

— Но вы полагаете, что есть шанс? — спросил он.

— Определенно есть.

— Хорошо, — сказал он. — Послушайте, я вот почему позвонил. Я на несколько дней уезжаю за границу по делам. Мне надо побывать в Европе. Улетаю завтра из аэропорта Кеннеди, а вернусь в четверг или пятницу. Если что-нибудь выяснится, сразу звоните моему брату. У вас ведь есть его телефон?

Его телефон был записан на бумажке, которая лежала у меня перед глазами, и, поговорив с Киненом, я позвонил ему. Питер ответил мне каким-то сонным голосом, и я извинился, что разбудил его.

— Ничего, — сказал он. — Хорошо, что вы позвонили. Я смотрел баскетбол и задремал перед телевизором. Терпеть этого не могу, потом у меня всегда шея болит. Я звонил, чтобы спросить, не будете ли вы на собрании сегодня вечером.

— Думаю, что буду. Буду.

— Ну, тогда — что, если я заеду за вами и мы пойдем вместе? По субботам вечером я обычно хожу на собрания в Челси, там есть одна симпатичная маленькая группа, она собирается в восемь часов в испанской церкви на Девятнадцатой.

— По-моему, я там не был.

— Она немного в стороне. Когда я только бросил, то ходил на процедуры неподалеку от этого места и каждую субботу бывал там. Теперь я заглядываю туда довольно редко, но раз у меня машина и все такое, вы же знаете, что я езжу на «тойоте» Франсины...

— Да.

— Так что, может, я подберу вас у входа в ваш отель около половины восьмого? Годится?