Белая акула - Бенчли Питер Бредфорд (читать книги онлайн бесплатно серию книг .TXT) 📗
Брайан начал отползать назад, но потом понял, что безопасность лежит не в горизонтальной, а в вертикальной плоскости; он оттолкнулся от дна и рванулся вверх, судорожно нащупывая черный кабель в резиновой изоляции, связанный с буем на поверхности. Найдя кабель, Брайан потянулся вдоль него.
Но кабель провис в отливном течении, а вес Брайана только усиливал провисание; вместо того чтобы подтягиваться вверх, он тянул кабель вниз. Освобожденный от напряжения сверху, датчик, который зацепился за контейнер снизу, высвободился и повлекся по песку. Лодка на поверхности теперь дрейфовала, ничем не удерживаемая, таща за собой датчик и Брайана.
Брайан посмотрел вниз и увидел, как тело Бака, все еще кровоточащее, опускается на песок.
Затем нападавший повернулся к Брайану.
У него были глаза – молочно-белые, почти бесцветные.
Существо взвилось с песка подобно ракете. Казалось, оно летит к Брайану.
Все еще работая ногами и подтягиваясь одной рукой, он потянулся за пристегнутым к голени ножом. Пальцы заскребли по резиновому кольцу-застежке, удерживающему нож в ножнах. Оно растянулось, снова сжалось, опять растянулось и соскочило. Брайан выдернул нож из чехла.
Существо продолжало набирать высоту, как дельфин хвостом, двигая ногами, не издавая ни звука, не выпуская пузырьков воздуха. На Брайана нацелились когти – десять когтей, искривленных, как маленькие косы.
Брайан посмотрел вверх – до поверхности оставалось недалеко, он уже видел солнце. Блистающие лучи пронзали зеленую воду.
Потом он глянул вниз: существо находилось под ним. В раскрытом рту лучи света высветили ряды треугольных зубов, засверкавших, как серебряные звезды.
Брайан закричал в шлем:
– Нет!
Но услышать его было некому. Когти вонзились Брайану в щиколотку, раздирая плоть и утаскивая его вниз.
Он поднял нож и не глядя махнул им. Что-то впилось Брайану в запястье, и стальные шипы разрезали ему вены и сухожилия. Нож отлетел в сторону.
Брайан отпустил кабель, чтобы отмахнуться другой рукой, но ее тоже схватили; руки оказались широко разведены, а голова откинута назад.
Он пытался закричать, но едва открыл рот, как что-то, оглушая, ударило в маску.
Потом он ощутил зубы на своем горле.
Последнее, что видел Брайан, – облако его собственной крови, клубящееся в лучах желтого солнца, – оранжевый туман.
Существо почувствовало, что этот зверь мертв. Оно удерживало его когтями и зубами и опускалось с добычей по спирали в медленном танце смерти.
Оказавшись на дне, существо потащило добычу к тому месту, где на песке лежал тот, второй, перекатываясь в подводном течении туда и обратно. А затем начало питаться.
Маленькую лодку на поверхности настигла приливная волна. Лодка быстро перемещалась, беспорядочно вертясь и описывая ленивые круги, потому что ее тормозил тяжелый кабель в резиновой изоляции, свисавший с носа.
Ненадолго лодка села на мель, наскочив на подводный риф, но волной от далекого судна ее мягко подняло, перенесло через скалу и подтолкнуло по направлению к берегу.
16
Чейс нацелился носом «Уэйлера» на свободный причал в одном из плавучих доков перед крошечным яхт-клубом на западной окраине городка. Он не состоял членом клуба: не играл в теннис, не гонял под парусом и не носил пастельных тонов брюки с эмблемой-уткой – но знал большинство членов клуба на протяжении десятилетий, со многими из них дружил, и они никогда не отказывали ему в стоянке у крытых причалов клуба.
Вода в этот рассветный час была неподвижна как стекло, словно дневной бриз пока не решил, в каком направлении дуть. Морские птицы еще не вылетели на кормежку, и косяки рыбьей молоди лишь едва рябили поверхность, бесцельно бродя между заякоренных яхт.
Чейс перевел рычаг переключения передач в нейтральное положение, потом повернул ключ зажигания, выключая двигатель; нос лодки бесшумно вошел в док. Макс стоял на баке, готовый оттолкнуться от причала, и Чейс сказал себе: «Не раскрывай рот. Не проси его снова быть осторожным, чтобы пальцы не расплющило между лодкой и причалом: не повторяй ему, чтобы удерживал равновесие и не вывалился за борт». Макс опустился на колени, нагнулся и четко отбился от причала, спрыгнул на настил с носовым фалинем и пришвартовал лодку к кнехту словно профессионал.
Чейс ничего не сказал, когда его сын пришвартовался кормовым фалинем, не поблагодарил Макса и даже не кивнул, отмечая хорошо сделанную работу. Но себя он поздравил, увидев у Макса легкую гордую улыбку, – Саймон понял, что осваивает кое-что не менее трудное, чем наука быть родителем: он учился, когда и как прекращать быть родителем.
Он передал Максу рюкзак и поднялся на причал; они пошли к автостоянке.
В отдалении кричала одинокая чайка, а где-то в городке лаяла собака. Самым громким звуком, который они слышали помимо этих, был шелест покрытой росой травы под ногами.
Затем над верхушками деревьев проплыл размытый звон церковного колокола, отсчитавшего шесть ударов.
– Шесть часов, – произнес Макс, оглядываясь вокруг и словно что-то для себя открывая. – Я никогда еще не вставал раньше шести. Никогда. Во всяком случае, не помню такого.
– В это время суток, – заметил Чейс, – все вокруг новое и чистое. Это – время поверить в удачу.
– Мне нужно было раньше приехать к тебе. – Макс хотел продолжить, заколебался, собрался с духом и спросил: – У тебя трудности с деньгами, да? Можешь даже потерять остров?
– Только не в шесть утра, – улыбнулся Чейс. – В шесть часов утра невозможно беспокоиться о деньгах.
Они вышли к стоянке, и Чейс, опираясь о стену клубного домика, размял икры и бедра, а Макс расстегнул рюкзак и высыпал на тротуар свою амуницию.
В первые дни после приезда Макса Саймон продолжал бегать один, автоматически просыпаясь, как всегда, в пять или в пять тридцать и делая по острову шесть кругов, то есть что-то около двух миль. Он принимал душ, брился, одевался, ел и уже сидел за письменным столом или был занят в лаборатории, когда Макс – в восемь или девять утра – поднимался с постели, хмурый и необщительный до тех пор, пока госпожа Бикслер не насыщала его углеводами и белками.
Вечером накануне Макс без всякого очевидного повода спросил, не может ли он утром присоединиться к отцу.
– Конечно, – ответил Чейс. – А что случилось?
– Я не хочу ничего упустить.
– Что тут упускать? Ты просто бежишь, пыхтишь и отдуваешься.
– А потом отлично себя чувствуешь, да?
– В хорошие дни – да. Получаешь бета-эндорфины и прекрасно себя чувствуешь.
– Тогда я хочу с тобой, – сказал Макс. Чейс не стал отговаривать мальчика; он вдруг понял с невыразимым счастьем, о чем на самом деле говорит Макс: у него есть месяц, чтобы побыть с отцом, и, возможно, не сознавая того, он хочет многое узнать, найти ответы и решить загадки о самом себе. Тридцать дней, чтобы наверстать восемь лет. Как археолог, откапывающий ключи к жизни ушедших народов, Макс решил соскрести многолетние наслоения и выяснить, кто он и откуда такой взялся.
Единственная загвоздка состояла в том, что Макс не хотел именно бегать, а хотел кататься на роликовых коньках, поскольку тренер по хоккею считал это лучшим способом улучшить технику катания – тогда Макс смог бы в будущую зиму попробовать выступать за школьную хоккейную команду. Значит, им нужно было отправляться в город – на острове Оспри не было асфальтированных дорожек и, соответственно, отрезка длиной больше пяти футов для катания на роликах.
Чейс подумал, не нажать ли на Макса, чтобы тот бегал с ним по острову: расходовать бензин на поиски асфальтированной поверхности вместо бега по живой траве и скалам казалось чем-то вроде морального разложения. Но, мысленно сформулировав свое предложение, он почувствовал, что его слова прозвучат не лучше благочестивого нытья.
В результате на восходе они взяли «Уэйлер» и отправились в Уотерборо.
