Камера - Гришем (Гришэм) Джон (библиотека книг TXT) 📗
– Спешите?
Адам еще раз посмотрел на часы.
– В общем-то нет.
– Отлично. Забирайтесь внутрь. Нужно поговорить. Заодно покажу вам наше хозяйство.
“Хозяйство” Адама нисколько не интересовало, но беседы с Манном все равно было не избежать. Он раскрыл дверцу салона, бросил на заднее сиденье кейс и пиджак. Внутри, слава Богу, работал кондиционер. Накрахмаленный и выглаженный Лукас выглядел по-прежнему безукоризненно. Тронувшись с места, он направил машину в сторону автострады.
– Как прошла встреча?
Кажется, Сэм говорил, что ему нельзя доверять?
– Насколько я могу судить, нормально. – Фраза ни к чему не обязывала.
– Значит, вы будете представлять его интересы?
– Думаю, да. Сэму необходимо поразмыслить. Он хочет видеть меня завтра.
– Нет проблем, но завтра ему нужно принять решение. Нам требуется документ.
– Вы его получите. Куда мы едем?
Белые коттеджи остались позади, микроавтобус двигался по казавшемуся бескрайним хлопковому полю.
– В принципе, никуда. Просто провезу вас по территории. Мы должны уточнить несколько моментов.
– Слушаю.
– Постановление суда пришло рано утром, а потом начались звонки. Репортеры уже интересуются. Почуяли запах крови, хотят узнать, есть ли у Сэма шансы. Кое с кем из этих писак я знаком, приходилось встречаться раньше. Среди них есть парочка приличных людей, зато остальные – настоящие шакалы. Их волнует вопрос с адвокатом: появился он у Сэма или нет? Не намерен ли старик защищаться сам?
По правую руку от дороги в поле работала группа заключенных, их обнаженные по пояс тела блестели от пота. Метрах в тридцати, сидя верхом на лошади, за ними присматривал вооруженный охранник.
– Чем они заняты? – спросил Адам.
– Собирают хлопок.
– Это входит в распорядок дня?
– Нет. Все – добровольцы. Кто не хочет – сидит в камере.
– Они в белых штанах. Сэм одет в красное. На других я видел синие комбинезоны.
– Наша система классификации. Белый цвет означает минимально строгий режим.
– За что они здесь?
– За все. Наркоторговцы, убийцы, рецидивисты. Тем, к кому нет претензий по поведению, позволяют работать в поле.
Микроавтобус свернул, вновь появилась ограда из колючей проволоки. За ней слева возникли двухэтажные кирпичные бараки. Если бы не проволока и вышки охраны, их можно было бы принять за неумело спроектированные спальные корпуса университетского городка.
– Что это такое?
– Тридцатый блок.
– Сколько их всего?
– Даже не знаю. Что-то строят, что-то сносят. Думаю, около тридцати.
– Этот выглядят совсем новеньким.
– Да. Последние двадцать лет не дают покоя вашингтонские чиновники, приходится выполнять их требования. Ни для кого не секрет, что истинные хозяева Парчмана – федеральные власти.
– А не согласятся ли репортеры подождать хотя бы до завтра? Сначала я должен переговорить с Сэмом. Какой смысл отвечать на вопросы, если завтра все изменится?
– Один день я вам выторгую. На большее не рассчитывайте.
Они миновали последнюю вышку. Мили через две потянулась ограда нового лагеря.
– Сегодня утром я беседовал со смотрителем, – сказал Лукас. – Хочет вас видеть. Он вам понравится. Убежденный противник смертной казни. Ему осталось меньше двух лет до пенсии, надеялся уйти спокойно, но теперь, похоже, это у него не выйдет.
– Догадываюсь, он просто делает свое дело.
– Как и все мы.
– Вот-вот. Такое впечатление, что здесь каждый готов слезы лить о бедняжке Сэме. Никто не хочет его убивать, люди всего лишь выполняют свой долг.
– Очень многие желают ему смерти. – Кто, например?
– Губернатор и генеральный прокурор. О губернаторе, уверен, вы уже наслышаны, но главный ваш враг – это прокурор. Он и сам метит в губернаторское кресло. Получилось так, что политиками в штате стали молодые агрессивные волки, которым не терпится порвать чью-нибудь глотку.
– Зовут его, если я не ошибаюсь, Роксбург?
– Да. Обожает телекамеры. Ближе к вечеру собирался устроить пресс-конференцию. Наверняка захочет отпраздновать победу, пообещает приложить все усилия, чтобы через четыре недели приговор был приведен в исполнение. Это же его люди запускают адский механизм. Удивлюсь, если в новостях не выступит и губернатор. Имейте в виду, Адам, они нажмут на все педали, лишь бы не допустить новой отсрочки. Политикам Сэм нужен мертвым.
Адам смотрел в окошко. На бетонных плитах баскетбольной площадки десятка два чернокожих азартно боролись за мяч. Чуть в стороне кто-то работал со штангой. Среди немногочисленных зрителей мелькнуло несколько белых лиц.
На пересечении двух дорог Лукас свернул.
– Существует и другая причина, – продолжал он. – Луизиана казнит своих сидельцев налево и направо. В Техасе с начала года привели в исполнение шесть приговоров, во Флориде – пять. У нас же за двадцать четыре месяца – ни одного. Кое-кто усматривает в этом слабость властей. Правительство штата намерено доказать, что бдительно стоит на страже общественных интересов. Неделю назад вопрос обсуждала комиссия по законодательству. Было подчеркнуто: никаких задержек или послаблений. Ответственность за отсрочки члены комиссии возложили на федеральных судей. Наши политики требуют крови, и Сэм подвернулся им очень кстати.
– Кто же следующий?
– Честно говоря, никого. И раньше чем еще через два года не предвидится. Но грифы уже почуяли мертвечину.
– Для чего вы все это говорите?
– Поймите, я – на вашей стороне. Я представляю тюрьму, не штат Миссисипи. Вы у нас впервые, и я хочу, чтобы вы знали положение дел.
– Спасибо.
Информация, хотя Адам ее и не просил, была, безусловно, полезной.
– Сделаю все, что будет в моих силах, – отозвался Лукас. На горизонте появились крыши коттеджей.
– Это главный въезд?
– Да.
– Что ж, мне пора в город.
* * *
Мемфисский филиал занимал два этажа в “Бринкли-Плаза”, здании, построенном в начале 20-х на углу Мейн – и Монро-стрит. Мейн-стрит считалась в Мемфисе крупнейшим торговым кварталом: отцы города запретили на улице движение автомобильного транспорта, заменили асфальт плиткой, высадили декоративные деревца и разбили фонтаны. Район стал безраздельным царством пешеходов.
Над зданием хорошо потрудились реставраторы. Вестибюль “Бринкли-Плаза” сверкал благородной бронзой и розовым мрамором. Стены кабинетов отделения фирмы “Крейвиц энд Бэйн” были обшиты дубовыми панелями, полы устланы мягкими персидскими коврами.
Хорошенькая молодая секретарша провела Адама в угловой офис Бейкера Кули, управляющего филиалом. Пожав друг другу руки, мужчины восхищенными взглядами проводили направившуюся к двери изящную фигурку.
– Добро пожаловать на Юг, – сказал Кули, опускаясь в глубокое кожаное кресло.
– Благодарю. Насколько я понимаю, с Гарнером Гудмэном вы уже говорили?
– Вчера, и дважды. Он объяснил мне ситуацию. В конце коридора находится небольшая комната для совещаний, с компьютером и телефоном. Она в вашем распоряжении.
Адам кивнул и осмотрелся. – Какого рода дела вы здесь ведете? – спросил он.
– Судебных разбирательств почти нет, а в уголовных процессах мы не участвуем, – быстро ответил Кули, как бы давая понять, что преступникам вход в эти роскошные чертоги заказан. Адаму вспомнились слова Гудмэна: “Контора похожа на дорогой бутик”. – В основном коллеги обслуживают интересы крупных корпораций. Среди наших клиентов несколько солидных банков, а еще мы поддерживаем тесный контакт со структурами местного управления.
От такого масштаба дух захватывает, подумал Адам.
– История фирмы насчитывает сто сорок лет, мы – самая старая в Мемфисе юридическая контора. Создана она в начале Гражданской войны. Были взлеты, были падения, а кончилось все тем, что руководство решило объединиться с парнями из Чикаго.
В словах Кули звучало нечто похожее на гордость, как если бы впечатляющая родословная имела какое-то отношение к юриспруденции последнего десятилетия двадцатого века.
