Белые медведи - Крысов Анатолий Вадимович (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
– Я тоже в тупике, – соглашался я.
Никифорыч молчал. Казалось, будто волосы на его голове шевелятся – так сильно он был озадачен. Эта ситуация явно ставила моего друга в очень сложное положение. Никифорыч привык решать все вопросы либо при помощи связей, либо при помощи пистолета – логические задачи не для таких людей. Если надо провести артподготовку, прорвать оборону вокруг крепости, забить должника металлическими прутьями до смерти – всегда пожалуйста, а вот пораскинуть извилинами – слишком муторно.
– С чего вы вообще взяли, что убийца карлик? – спрашивал Никифорыч и добавлял: его же никто не видел!
Да, мысль была бы очень точной, если бы не я. Рассказывать о сексе с Анжелой не имело смысла, а вот поведать друзьям о схватке с врагом на заднем дворе Аркаши было необходимо. Никифорыч и Сергей внимательно слушали меня, а затем начали ругать.
– Саня, ты совсем дурак или как? – удивлялся Сергей. – Между прочим, ты мог и не сидеть сейчас с нами, а быть уже на полпути к праотцам!
– Еще и поэтому тебе нужен телохранитель, – вторил Никифорыч и объяснял: в первую очередь, тебе необходимо защититься от тебя самого!
Возразить мне было нечего, так как в душе я соглашался со всеми доводами. Я каждую минуту корил себя за тот опрометчивый поступок, едва не стоивший мне жизни.
– Хм, этот рассказ дает очередной повод серьезно задуматься, – говорил Никифорыч и дальше: почему он не убил тебя, этот карлик? И как подобный человек – если его возможно называть человеком, в принципе – смог расправиться с таким большим количеством крепких мужчин?
В Большой советской энциклопедии можно прочесть (я это уже сделал), что карлики – это люди ненормально малого роста. Рост карликов бывает от 0,7 до 1 метра или чуть больше. То есть даже при большом желании такой вот недоросток вряд ли сможет свернуть шею двухметровому амбалу, которым несомненно являлся охранник Льва Соломоновича.
– Значит, у него есть сообщник, – думал вслух я.
– Да-да, – соглашались собеседники и продолжали мысль: скорее всего, сообщник-то как раз из наших. Он заключил с карликом нечто вроде тайного договора, и теперь они убирают цели одну за другой.
Слыша такое, невольно начинаешь постоянно оглядываться. Я сидел на заднем сиденье и дрожал: ничто не могло помочь мне согреться. Мышцы самопроизвольно ходили ходуном, скулы сводило, зубы трещали. Курить я уже не мог: даже от маленькой затяжки меня начинало тошнить. Заправиться кокаином прямо в машине я также не решался из соображений самоспасения от гнева Никифорыча и пренебрежения Сергея. Он бы точно не упустил возможности поиздеваться над бедным другом, случайно потерявшимся в происходящем, – такой уж человек.
Мы еще долго сидели и разговаривали, придумывали варианты развития событий. Я абсолютно выключился из дискуссии, лишь вставляя время от времени: «Давайте уже поедем». Но Сергей с Никифорычем были так увлечены своим мозговым штурмом, что на меня попросту никто не обращал внимания. По-моему, мне даже удалось задремать на полчасика. Вскоре, по вызову Никифорыча, приехал Вова, и я вместе с ним уехал домой. Чем дальше занимались мои друзья – не в курсе.
Вова сидит напротив меня. Он с аппетитом приканчивает омлет и спрашивает, буду ли я доедать свою порцию. Мой ответ отрицательный: я вряд ли смогу съесть еще хотя бы ложку этого продукта. Интересно, где Вову научили так паршиво готовить, тоже в армии? Я отдаю тарелку и говорю:
– Поторапливайся, у нас сегодня есть дела.
– Вам нельзя никуда ездить, – отвечает Вова.
Он получил четкие инструкции от Никифорыча, что моя голова стоит намного больше его головы, поэтому лучше избегать лишней опасности. В буквальном смысле это значит, что необходимо запереться дома и не показывать носа до следующих указаний.
– Кто твой начальник? – спрашиваю я. – Кому ты сейчас подчиняешься?
Вова думает и потом говорит:
– Формально вы, но…
– Никаких «но»! – прерываю собеседника я и продолжаю: я всегда могу позвонить Никифорычу и сказать, что ты пытался обокрасть мою квартиру, да? Так что мы сейчас съездим в пару мест. Ничего особенного. К тому же, у тебя ведь есть оружие?
Он кивает.
Вот и отлично, у меня тоже есть, думаю я и поправляю револьвер за спиной. С ним намного спокойнее себя чувствуешь, даже если рядом десять телохранителей. Никогда нельзя быть стопроцентно уверенным в другом человеке – его могут подкупить, запугать, убить – только в себе и в своем шестизарядном револьвере. Постулат прямиком от лирического героя Клинта Иствуда.
Надеваю ботинки в то время, как Вова пытается всучить мне бронежилет.
– Это еще что такое? – удивленно вопрошаю я.
– Бронежилет, Александр Евгеньевич, – говорит Вова и дальше: мне было сказано, что если мы, все-таки, находимся вне зоны этого помещения, на вас все время должен быть надет бронежилет.
– С ума, что ли, все посходили, – только и отвечаю я.
А Вова, тем временем, выполняет свою работу: тщательно проверяет каждую застежку, аккуратно выходит из квартиры первым. Я закрываю дверь, и мы начинаем спускаться. В некоторых подъездах есть одна очень неприятная особенность: твои шаги эхом раздаются на верхних этажах, и кажется, будто кто-то идет следом. Приходится постоянно оглядываться. Становишься похожим на загнанного зверя, и телохранитель здесь не помощник: его, так же как и тебя, могут убить со спины.
На улице по-прежнему холодно. Даже удивительно, что весна так до сих пор и не началась. Мы садимся в машину Вовы и трогаемся. Он спрашивает:
– Куда?
– Для начала в какое-нибудь кафе, – отвечаю я.
– Вам не понравилась моя стрепня, – обиженно говорит Вова. Сейчас он похож на неопытную домработницу.
– Да, нет, – говорю и объясняю: мне просто надо выпить кофе.
На самом деле мне действительно надо перекусить, а то желудок уже начинает сводить. Но я из чувства такта молчу об этом и продолжаю:
– Выпьем кофе, обдумаем маршрут.
Вова выезжает из двора, затем отвечает:
– Я не пью кофе, это вредно для здоровья. Печень потом болит и сердце.
Интересно, что бы он ответил, предложи я ему ширнуться. Звонит мобильник.
– Алло? – говорю я в трубку.
Наша машина, тем временем, выезжает на нормальную дорогу, и мы тут же попадаем в пробку. Я, если честно, даже и не заметил, с какого момента по городу стало трудно перемещаться. Просто однажды машин стало так много, что все дороги оказались забиты. – Ты где? – спрашивает трубка голосом Никифорыча. Он кажется сильно обеспокоенным.
Я отвечаю:
– С Вовой вот решили съездить развеяться, посидеть в кафе.
– Он тебе подружка что ли, сидеть в кафе? – злится Никифорыч и добавляет: я же просил, никуда не выезжать без особой надобности.
– Ты не поверишь, но я умру без чашки кофе, – говорю.
– Ладно, – вздыхает Никифорыч и дальше: отзванивайся, понял?
Я убираю мобильник в карман, а потом смотрю в окно. Мимо ползут погасшие неоновые вывески магазинов и баров, бесконечный поток людей (они все похожи на вереницу каторжников), автобусные остановки, где люди читают газеты. Этот город уже давно не похож на место, где можно неплохо жить, дожидаясь старости.
19
Идет снег. Липкие хлопья его валятся на лобовое стекло и тут же начинают превращаться в воду. Стена снежинок похожа на стаю сельди: под действием ветра она ходит туда-сюда, повторяя маневры мелких рыб из подводной одиссеи команды Кусто. Я курю, поэтому окно у задней двери чуть приоткрыто, и через образовавшуюся щель в салон залетают холодные кусочки снега. Они попадают на волосы, от чего голова противно намокает.
В такую погоду, если пройтись по улице, а затем сразу же зайти в помещение, то, спустя непродолжительный отрезок времени, вся одежда промокнет насквозь, как будто ты побывал под настоящим ливнем. Это особенно неприятно, учитывая тот факт, что на тебе будет надет свитер, пальто, шапка и черт еще знает что. Подобное сочетание всегда создает ощущение кошмарного дискомфорта, отвратительного неудобства – так и хочется поскорее выскочить из теплой и мокрой одежды.
