Small World - Сутер Мартин (читать книги без сокращений .txt) 📗
Коникони открыл глаза и тут же снова закрыл их.
Через несколько мгновений он снова открыл их, но на сей раз медленно-медленно, чтобы посторонние не заметили. Сначала сквозь ресницы просочилось немного света, потом он уже мог различить контуры мебели и только после этого увидел маму Анну. На ней был белый рабочий передник, как у медицинской сестры, и она была занята тем, что накрывала на стол. Он подождал, пока она выйдет, потом услышал, как она разговаривает на кухне. Он быстро встал с кресла и спрятался за тахтой, стоявшей у стены.
Он услышал, как мама Анна снова вошла в комнату, он даже видел ее туфли и ноги.
Она позвала: «Господин Ланг?» — и снова вышла. Он услышал, как она открывает дверь в спальню.
— Господин Ланг? Потом дверь в ванную.
— Господин Ланг?
Она начала с кем-то разговаривать на кухне. Потом он услышал шаги, поднимавшиеся по лестнице. Через некоторое время она снова появилась.
— Господин Ланг? — Она открыла дверь в тамбур, потом входную дверь.
Какое-то время было тихо. Потом он услышал под окном голос мамы Анны, негромко позвавший: «Господин Ланг?»
Коникони встал и тихо вышел в коридор. Из кухни доносились разные звуки. Дверь в тамбур стояла открытой. Он прошел к входной двери. Ее также забыли запереть. С улыбкой на лице он выскользнул наружу в ночную темень. Небо теперь было абсолютно ясным. Над слабо освещенной грядой гор висел полумесяц.
У Кохов, как всегда в предрождественские воскресенья, собрались гости. Это стало традицией, заведенной еще Эдгаром Зенном. Именно он завел такой порядок: приглашать в первый адвент' на праздничный ужин управляющих заводами Коха.
Сегодня вечером это был несколько рискованный конгломерат из модных молодых менеджеров по текстилю и пожилых солидных директоров-энергетиков; естественно, и те и другие пришли с женами. Двадцать восемь человек сидели вокруг огромного обеденного стола в столовой виллы, Эльвира, Симона, Томас и Урс входили в их число.
Только что внесли первое блюдо, и тут Симону вызвали из-за стола по очень срочному делу. Урс привстал, когда она, извиняясь, поднялась со стула.
В вестибюле ее дожидалась только что заступившая на смену новая ночная сестра.
— Господин Ланг исчез.
— Исчез? Как это могло случиться? — спросила Симона, надевая пальто и поспешно направляясь к двери.
Софи Бергер побежала за ней следом.
— В доме его нет, — крикнула она, увидев, что Симона бежит к гостевому домику. — Я везде посмотрела.
Симона побежала в другую сторону. Обе женщины молча шли по парку, с мокрых деревьев сползал тающий снег. Кое-где перед сарайчиком садовника еще лежал снег, и в лунном свете отчетливо проступали следы, которые вели туда. Дверь была не заперта. Симона открыла ее:
— Конрад?
Никакого ответа. Квадрат лунного света, проникший через открытую дверь, лежал на полу. Плетеные корзины, на которых они всегда сидели, торф, и цветочные луковицы, и мешки с удобрением — все на месте, но Конрада не было. Она уже собралась уходить, как вдруг заметила что-то на полу. Она подняла предмет. Это была домашняя туфля Конрада. Посмотрев повнимательнее, она нашла и вторую. А рядом его носки.
— Госпожа Кох, — позвала ее Софи Бергер, — поглядите.
Симона вышла. Сестра показывала на отпечатки двух голых ступней на подтаявшем снегу. На правой не хватало одного пальца, на левой — двух.
— Я думаю, мы не станем дожидаться возвращения моей жены, — сказал Урс Кох с плохо скрываемым раздражением, обращаясь к Трентини, которому во время торжественных приемов на вилле вменялось в обязанность следить за соблюдением этикета.
— Будем надеяться, что не случилось ничего серьезного, — сказала по-матерински озабоченно госпожа Гублер, супруга представителя фирмы «Турбины».
— Такой большой дом, словно океанский лайнер, постоянно требует присутствия помощника капитана, — добавил ее супруг.
— Прекрасный образ, — кивнул Томас Кох.
А Эльвира Зенн отметила про себя, что ей надо поговорить с Симоной о правилах приема гостей. Прислуга начала подавать второе блюдо, когда вдруг раздался стук в стеклянную дверь веранды. Томас метнул взгляд на Трентини. Тот пошел к двери, отодвинул штору и внимательно вгляделся в темноту. Потом подошел к Томасу Коху и что-то шепнул ему. Пока они совещались, что предпринять, штора выпятилась, принимая очертания двери, открывшейся вовнутрь. За шторой ощущалось какое-то движение. Но вот обе половинки раздвинулись.
И появился Конрад Ланг. Мокрый до нитки и в запачканной одежде, с завернутыми брючинами на голых ногах. Он оглядел онемевших гостей и прямиком направился к Эльвире Зенн.
Перед ее стулом он остановился и прошептал:
— Мама Вира, пусть мама Анна уйдет. Пожалуйста!
Томаса Коха больше всего озадачила реакция Эльвиры. Он сидел от нее по левую руку и был единственным кроме нее, кто понял, что сказал Конрад. Она побелела как мел, и ему пришлось проводить ее на «Выдел», где она тут же легла в салоне на оттоманку и закрыла глаза. Он накрыл ее пледом.
— Вызвать доктора Штойбли?
Она не ответила. .
— Где номер телефона?
— В кабинете на бюро.
Томас вернулся раздраженным.
— Его жена говорит, что его уже вызвали к Кони. Я разыскал его в гостевом домике и объяснил ему, на чьей стороне приоритеты в этом доме. Пока они ждали прихода врача, Томас спросил:
— Что тебя так напугало? Эльвира молчала.
— «Мама Вира, пусть мама Анна уйдет»? Она покачала головой.
— Он ведь так сказал?
— Я этого не слышала.
Раздался звонок в дверь. Томас встал и пошел открывать. Вошел доктор Штойбли.
— Вы приняли слишком близко к сердцу внезапное появление пациента из гостевого домика? Обморочное состояние у диабетиков часто является признаком нарушения обмена веществ.
— Пожалуй, можно так сказать.
— Если бы вы заранее спросили меня о Конраде Ланге, я бы решительно отсоветовал вам делать то, что вы сделали.
— Откуда мне было знать, что вы отпустите его ночью бегать по парку босиком?
— Дело вовсе не в этом конкретном случае. Он вообще слишком большая обуза для вас. Я как врач запрещаю вам подобные нервные перегрузки.
— Что же мне, выбросить его на улицу? Как это будет выглядеть?
— Попытайтесь хотя бы забыть про него. Давайте будем делать вид, что его вообще не существует.
Эльвира улыбнулась.
— Как он там?
Доктор Штойбли покачал головой.
— Он очень возбужден и подвергся сильному переохлаждению. Я дал ему успокоительное. Надеюсь, он уже спит, и если нам повезет, он выберется из этого без воспаления легких.
Он протянул ей леденец на глюкозе.
— Пососите и через час еще один. Утром я зайду опять, и тогда мы посмотрим, надо ли менять дозировку инсулина. Эльвира развернула леденец.
— Сколько времени длится эта болезнь, прежде чем от Альцгеймера умирают?
— От одного до шести лет, в зависимости от течения болезни и ухода за больным. Конрад Ланг и до семидесяти протянет, но может случиться и так, что он не доживет до следующего Рождества. Или болезнь вступит в последнюю стадию.
Доктор Штойбли поднялся.
— В том случае, конечно, если он переживет сегодняшнее. Я пойду сейчас еще раз взглянуть на него. А потом буду все время дома.
Эльвира сделала попытку подняться.
— Не вставайте, я знаю дорогу. — Доктор Штойбли протянул ей руку. — До завтра, приду около девяти.
Эльвира Зенн тем не менее встала и проводила его до двери. Затем подошла к телефону и набрала номер Шеллера.
Если бы Шеллер захотел описать свои чувства к Эльвире Зенн, слово «любовь» там бы отсутствовало. Но обожание, симпатия и покорность нашли бы свое место. И к тому же — зачем скрывать от самого себя? — не без налета эротики. Он был холост, ему было под шестьдесят, и он всегда чувствовал, что его влекут властные женщины старше его возрастом — бесспорный факт, обогащавший отношения еще одной, пусть и не самой важной гранью. Эльвире было уже под восемьдесят, но она не утратила своей женской привлекательности и по-прежнему возбуждала его.