Последний оплот - Мэрфи Уоррен (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Сколько у вас достопримечательностей! — усмехнулся Римо.
— Ничего смешного тут нет! — воскликнула Зава. — Он же задумал взорвать весь Израиль!
— Ладно, — сказал Римо, вставая, — но истерикой делу не поможешь. Слушайте, в поэме говорится с хамсине и смерти от песков. Пески означают пустыню. Это ясно. Но что такое хамсин?
— Гениально! — сказал Чиун.
— Элементарно, Ватсон, — отозвался Римо.
— Хамсин — восточный ветер из пустыни Негев, — пояснила Зава. — Он, похоже, решил отправиться на установку возле Содома.
— Я сразу мог это сказать, — вставил Чиун.
Римо скорчил рожу Чиуну и быстро произнес:
— Зава, найди Забора...
— Забари.
— ...и встретимся у Мертвого моря.
— Ладно, — сказала Зава, вскочила в джип и укатила на большой скорости.
— Детективная работа, оказывается, куда легче, чем я думал, — признался Римо.
— Гениально! — откликнулся Чиун со ступенек. — Твоей мудрости поистине нет предела! Ты не только позволил этому четырехколесному сооружению уехать без нас, но ты еще стоишь и радуешься своей гениальности. Радоваться, не имея на то оснований, — значит утратить связь с реальностью. Ну как такой человек может быть хозяином положения?!
Но Римо не собирался позволить Чиуну испортить его настроение.
— Ты мелок! — пробормотал он.
— Если бы здесь был Меллок, — парировал Чиун, — нам не пришлось бы топать по пустыне пешком.
— Подумаешь! — буркнул Римо. — Так все равно быстрее.
И он побежал.
Зава ворвалась в дом Йоэля Забари, когда его супруга зажигала субботние свечи. Зава была в пыли и с трудом переводила дыхание. Она тащилась в дом, и Забари и его четверо детей удивленно посмотрели на нее от стола.
Они только что закончили десерт, и на лицах детей играл довольный румянец. Сегодня, во время поминальных служб, выступление их отца было принято очень хорошо.
— Что такое? — спросил Забари. — Что случилось?
Зава уставилась на свечи. Она помнила еще с детства, что восемь свечей, зажженных в субботу, означают мир и свободу, и свет, источаемый душой человека.
Затем взгляд Завы упал на детей. Светловолосая, темноглазая Дафна, которая в один прекрасный день станет прекрасной балериной. Восьмилетний Дов, все мысли которого устремлены на программу мира, что не оставляло равнодушным никого из тех, кто с ним знакомился. Стефан — спортсмен, боец, поборник правды. И Мелисса, которая из девочки превращалась в женщину. В настоящую женщину в мире, где очень трудно оставаться женщиной.
Увидев их наивное удивление. Зава вспомнила, зачем здесь оказалась. Она вспомнила о планах Тохалы Делита. Этого не должно произойти. Она этого не допустит.
На ее плечо опустилась мягкая теплая рука Шулы, супруги Йоэля Забари. Ее муж смотрел на Заву пристально и внимательно.
— Пойдемте со мной, — выдохнула кое-как Зава. — Это крайне важно.
Забари заглянул ей в глаза, посмотрел на праздничные свечи, потом — на жену, в глазах которой застыл безмолвный вопрос. Затем он взглянул на детей, которые уже, словно позабыв о появлении Завы, снова занялись своими делами, весело чирикая за столом. Дов положил одну ложку на другую и стукнул по ней. Ложка сработала как катапульта, подбросив другую, которую Дов ловко поймал в воздухе. Он улыбнулся, а Дафна зааплодировала.
— Хорошо, — сказал Йоэль Забари. — Я готов. Идем сейчас?
Зава кивнула.
— Извини, дорогая, — сказал Забари и коснулся щеки жены изуродованной правой половиной своего лица. — Я скоро вернусь, — сказал он, помахав рукой детям за столом. — Извините меня, милые.
— Тебе обязательно надо идти, папа? — осведомился Стефан.
Йоэль Забари грустно кивнул головой, потом посмотрел на потолок и сказал: «Прости меня, Господи» Как-никак это была суббота!
Зава вышла вместе с Забари.
— Мы возвращаемся к тому лабиринту из труб, где ты опять заблудишься? — спросил Чиун.
— На этот раз все будет иначе, — уверил его Римо.
Они продолжили бег. Римо передвигался ровным гладким шагом, словно по движущейся пешеходной дорожке, а не по песку. Руки ходили туда-сюда в такт бега.
Чиун, наоборот, бежал, засунув руки в рукава своего красного с черными и золотыми кругами кимоно. Он бежал, и за ним поднимался длинный шлейф. Чуть касаясь песка, Чиун несся вперед словно брошенный сильной и меткой рукой нож. Казалось, он вообще не двигает ногами.
— Римо, — подан голос Чиун. — Хочу сказать, что ты поступил весьма мудро.
Услышав эти слова, Римо споткнулся и чуть было не потерял равновесие. Вовремя выпрямившись, он пробормотал:
— Спасибо, папочка.
— Да, сын мой, — продолжал Чиун. — Хорошая подготовка — это еще не знание, а знание — не сила. Но соедините хорошую подготовку и знание — и получится сила.
— Хочешь верь, хочешь не верь, но я уже это понял, — отозвался Римо.
Они продолжили свой стремительный бег.
— Я хотел сказать, Римо, что ты поступаешь, как приличествует Мастеру.
Римо был рад это слышать. Он поднял голову выше, шаг его сделался еще крупнее, мощнее. Сегодня и впрямь был его день.
— Спасибо, — сказал он. — У меня просто нет слов...
— Если не считать того, — продолжал Чиун, — что ты плохо прыгаешь, скверно водишь машину и поведение твое оскорбительно. Ты ведешь себя как Мастер, который слаб и ворчлив.
— Ах ты, старый плут, — сказал Римо, — ловко ты меня провел!
Он попытался оторваться от Чиуна, но из этой затеи ничего не вышло.
Римо бежал и слушал ясный, бодрый, словно ветер с гор, голос Чиуна:
— Ты не послал моего письма Норману Лиру, Норману Лиру. Ты отказываешь старому человеку в его невинных удовольствиях. Ты не убираешь за собой. Ты пачкун, ты...
Римо и Чиун продолжали бег по пустыне. Они бежали рядышком, не отставая друг от друга ни на шаг.
Глава шестнадцатая
Охранник у внешнего периметра комплекса удивился, когда на главной подъездной аллее появилась машина и из нее высунул голову Тохала Делит.
Охранник у второго периметра был очень удивлен, а охранник у третьего — просто ошеломлен. Каждый из них посчитал необычным и то, что в машине был один лишь Тохала Делит, и то, что он был так тепло одет в столь жаркий день. «Впрочем, — думали они, — если Тохала Делит счел нужным так одеться, значит, это необходимо».
Если Тохала Делит распорядился, чтобы они больше никого не пропускали внутрь, то опять-таки это был приказ, каковой следовало неукоснительно выполнять. И если Тохала Делит сказал, чтобы они не впускали никого, даже самого премьер-министра, то у премьер-министра не было ни малейшего шанса туда попасть. И опять, же если Тохала Делит сказал, что приказ следует выполнять безоговорочно, то охранники были только рады и готовы отдать жизнь, выполняя эти приказы.
Но все же сегодня Тохала Делит вел себя несколько странно.
Тохала Делит вошел в сердце атомной установки через простую металлическую дверь, которую аккуратно запер за собой. Он стоял в низком, бетонном, окованном железом коридорчике, ведшем вниз в помещение, из которого не было другого выхода. Тохала Делит в сотый раз похлопал себя по груди. Коробочка была на месте, и это придавало ему силы.
Тридцать лет! Тридцать долгих тяжких лет, и вот теперь виден конец.
Но тридцать лет — срок немалый, и Тохала Делит сильно постарел. Человек, который раньше был Хорстом Весселем, вспоминал прожитые годы. Он чувствовал, как снова забурлила в жилах кровь, когда он вспомнил скрюченные трупы тех, кого он уничтожал во имя расовой чистоты. Он слышал их плач, крики, молитвы. А теперь всем им настанет конец. Теперь на месте этой страны вырастет огромный ядерный гриб. Израиль обречен. То, что не уничтожит взрыв, сделают арабы из соседних стран.
Хорст Вессель набрал полные легкие воздуха и почувствовал, что на лбу выступили капли соленого пота. Да, в такой момент он не поменялся бы местами ни с одним из жителей планеты Земля.
Римо преодолел ограду первого периметра, словно специалист по барьерному бегу. Чиун взмыл в воздух и приземлился словно игрушечный парашютист.
