Охотники за головами - Креспи Мишель (книги онлайн полностью txt) 📗
Затем я должен был отчитаться о своей профессиональной деятельности, указав координаты свидетелей, и вкратце описать предприятия, на которых работал, назвав их сильные и слабые стороны. Промышленный шпионаж немного мог извлечь из этих вопросов. Им особенно хотелось знать, чему я придавал значение.
Здесь я насторожился. Наваждение, навеянное любезным приемом молодого человека, рассеялось, и я начал вникать в каждый вопрос, спрашивая себя, почему он задан и чего они добиваются. Верный своему обязательству, я не скрывал правду, но давно известно, что одновременно может существовать несколько истин. Я хотел выбрать не просто правильный ответ, а наилучший, но который не выдал бы моей сущности.
Они не ограничили меня во времени, однако я догадывался, что этим моментом нельзя пренебрегать. Медлительность приводит в ужас всех нанимателей. К счастью, я соображаю быстро, и тут у меня не было проблем.
Я уже выполнил две трети работы, когда вошел тот молодой человек и предложил мне кофе. Я с улыбкой отказался: подобный жест мог быть не только проявлением радушия, но и еще одним тестом. Никому не нравится платить две сотни франков в час и смотреть, как этот кто-то целый час болтает о футболе возле кофеварки. Тут-то я и начал скатываться в паранойю. Мне казалось, что здесь не было ничего дарового, бесцельного и каждое слово, каждый жест являлись ловушками, загадками. В нормальной жизни существуют разграничения, есть фразы, ничего не значащие, а есть – судьбоносные, бывают моменты расслабленности и напряжения; есть сцена и есть кулисы. У Де Вавра все могло иметь особый смысл. Собака Павлова, не зная, имеет ли она дело с квадратиком, за который вознаграждают, или с кружочком, за который наказывают, теряется. То же самое они проделывали и со мной.
А мне чертовски была нужна эта работа. Я не мог позволить себя вычеркнуть, ответив: «белое» вместо «черное», когда мне показывали «серое».
Молодой человек удалился, а я попытался успокоиться. Де Вавр не единственный на этом свете, и если я провалюсь, то мне повезет в другом месте. В то же время я понимал, что все наниматели стремятся приобрести одно и то же, и если передо мной захлопнут эту дверь, другую мне уже никто не откроет. Конечно, так было бы проще и быстрее. Вся наша общественная структура основана на принципе: твоя жизнь зависит от одного дня, максимум от трех-четырех. В этот день группка людей, ничего о вас не знающих, за десять минут составляет представление о вашей компетентности и характере. А у вас есть десять минут, чтобы их убедить. Де Вавр тратил больше времени. Это должно было меня успокоить. Но чем больше времени, тем глубже копают и больше находят. Я встряхнулся. Что ж, мне нечего скрывать, напротив, я хороший и докажу им это. И я вновь взялся за работу.
Следующая часть анкеты касалась моих рабочих навыков, технических принадлежностей, которыми я умею пользоваться (Интернет, табулятор, обработка текста), и качеств, которыми должна обладать моя секретарша или сотрудник. Интересовались также и моим образом жизни: сколько часов я сплю ночью, занимаюсь ли спортом, курю – за что увольняют из американских компаний. И, естественно, хобби; я никогда не мог понять, почему люди упорно сообщают о них в своих анкетах, как будто служащий, занимающийся фигурным катанием, привлекательнее того, кто увлекается баскетболом. На мой взгляд, лишь немногие увлечения могут сказать что-нибудь о человеке: гольф, к примеру, свидетельствует о принадлежности к определенной социальной группе, а филателия указывает на педантичный и не склонный к авантюрам характер. Все остальное ерунда; тот, кто обожает высокогорный треккинг, отличается выносливостью и настойчивостью, но может оказаться и неработоспособным на шесть месяцев из-за своего увлечения. Де Вавр осторожно интересовался, сколько времени в неделю я отдаю своему хобби, но, по-моему, этого было недостаточно.
Далее шли вопросы о моих запросах, о марке машины и компьютера, не заложена ли моя квартира. Приблизительно то, о чем вас спрашивают в банке. Тут у меня не было никаких проблем. Просто им хотелось знать, какая зарплата соответствовала моему семейному бюджету, не мот ли я и нет ли у меня серьезных долгов, способных толкнуть меня на опрометчивые поступки.
Несколько вопросов было о моей жене и детях: возраст, образование, физические или психические недостатки и возможное их лечение и… ничего больше. Разумеется, ни слова о моих сексуальных предпочтениях. Полагаю, анкету впоследствии обрабатывают на компьютере, а закон об информации и свободах довольно-таки суров к излишнему любопытству.
Нудная писанина заканчивалась сборной солянкой: языки, которыми я владею, страны, которые посетил, излюбленные места; шесть вопросов явно заимствованы из вопросника Марселя Пруста; вещи, которых я боюсь, манеры поведения, вызывающие во мне неприязнь; наконец, группа выборочных вопросов, касающихся повседневной жизни. Насколько четким было все до этого, настолько данная часть оказалась хаотичной, субъективной, бесцельной и вялой, похожей на набившие оскомину тесты. Я внимательно перечитал эту муть – она походила на смешные вопросники, печатающиеся в летних газетах, которые лениво читаешь, лежа на пляже. Мне не стоило трудиться, отвечая; каждый раз, когда я включался в подобную игру, по сумме набранных очков оказывался в средней категории: не раздражительный, не апатичный, не волокита, не однолюб, не эмоциональный и не флегматик. Покончил я с этим после того, как однажды, рассеянно взяв один из журналов жены, с изумлением открыл на следующей странице, что я, оказывается, не мужчина и не женщина, а нечто двуполое.
Анкета заканчивалась чистой страницей для замечаний, которые пожелал бы добавить кандидат. Капкан был грубоват, и я поостерегся трогать его. Задний ум редко ценится вербовщиками, да и бесконечные оправдания после допущенных оплошностей ценятся не более. На предприятии с вас требуют работу, а не объяснений, почему вы не смогли ее выполнить.
И конечно же, я тщательно следил за своим почерком. Даже если углубленная графология и применяется редко, то все равно некоторые ее элементы, например, падающая линия или неравномерный наклон букв, теперь слишком известны, чтобы пренебрегать ими.
В остальном все это представлялось смесью из особо отработанных объективок, анкет разведслужб и донесений частного детектива, приправленной кусочками тестов СМИ и инструкций по трудоустройству. В общем, ничего оригинального. Секрет же соуса, как и положено, таился в сбалансированности различных ингредиентов.
Я уже перечитывал написанное, чтобы запомнить, а не исправлять, когда снова вошел молодой человек. Он поздравил меня с окончанием работы; это, сказал он, позволит ему уйти пораньше на обед. И назначил мне время прохождения медосмотра – вторую половину дня.
Я перекусил в ближайшем кафе. Зеленый салат и родниковая вода. Не думаю, что будут брать кровь на анализ – меня не просили прийти натощак, – но кто знает?
Врач прочно обосновался в том же здании. Не так уж и плохо. Обычно вас направляют в какую-нибудь лабораторию, где вы выкладываете собственные денежки, или в медчасть по месту работы.
Врач – молодой человек в очках без оправы, с веснушками. Он не был ни радушен, ни холоден. Держался профессионально. Меня он продержал целый час. Пока он меня обследовал, я занимался кое-какими подсчетами. Предположим, он обследует пять пациентов в день, оставшееся время посвящая составлению отчетов. Выходит сотня в месяц. Если половина отсеивалась, на их знаменитые стажировки оставалось пятьдесят. Значит, одна стажировка в неделю и десять-пятнадцать победителей к концу срока. Дальше, судя по их организации, у них минимум восемь-десять служащих: дама в приемной, врач, симпатичный юноша, непременно один за компьютером и управляющий, не менее двух руководителей стажировкой и наверняка один или два человека где-то внутри.
Учитывая средние зарплаты и социальные выплаты, фонд заработной платы тянул на двести тысяч франков в месяц, то есть тридцать тысяч евро. Прибавьте налоги, аренду помещений, коммунальные платежи, отчисления от прибылей, какую-то прибыль, и можно удвоить эту сумму. Стажировки тоже обходятся недешево: гостиница – даже третьеразрядная – человек на пятнадцать, какой-то инвентарь, два дня оценки после пяти дней работы… Явно здесь крутилось около миллиона евро в год. И все ради того, чтобы выпустить сто пятьдесят-двести парней, из которых на деле пристраивали половину или две трети. На человека приходилось около десяти тысяч евро. Двухмесячная зарплата счастливого избранника. Все разумно. Контора, которая в любом случае платит полновесную зарплату за тринадцать месяцев в год, конечно же, готова платить и за пятнадцать в первый год, зато она уверена, что получит ценного работника, которого не надо обучать. Право, неплохое дельце.
