Сошедший с рельсов - Сигел Джеймс (электронные книги без регистрации .txt) 📗
Я осторожно съехал с дороги и подвел «сейбл» почти к самой кромке воды. В последний раз осмотрел машину и, стараясь не задеть кусочки мозга, открыл перчаточник. И обнаружил сюрприз – пистолет Уинстона. Не успевший защитить его от другого оружия. Я сунул пистолет в карман, поставил переключатель передач в нейтральное положение, выбрался из «сейбла» и несильно толкнул его вперед. Машина тихонько скользнула в пруд и упокоилась в нем.
Я не особенно религиозен. Тем не менее несколько минут я постоял на берегу и что-то побормотал – в память об Уинстоне.
А потом пошел прочь.
Как же мне выбраться отсюда? Главное – попасть в город. Там Чарлз Шайн мог ехать домой, как всякий задержавшийся на работе человек.
Вот и автозаправка. В едва освещенном магазине маячил продавец-индиец. Я обогнул стекляшку сзади и обнаружил уборную.
Сортиры на автозаправках похожи на нужники в Чайнатауне, а те, в свою очередь, – на выгребные ямы в Калькутте, как я их себе представляю. Туалетная бумага отсутствовала, треснувшее зеркало искажало отображение, грязная раковина вызывала брезгливость. Но мне нужно было привести себя в порядок. Предстояло ехать в автобусе или на поезде, а от меня несло, словно от мусорного бака.
Из крана непрерывно текла вода. В мыльнице лежал желтый обмыленный кусочек. Я вымыл руки, подставил под струю лицо и, хотя в помещении было холодно – при каждом выдохе у меня изо рта вырывался пар, – снял рубашку. Потер грудь и под мышками. Купание шлюхи – кажется, так это называется. А я в последнее время и был настоящей шлюхой – проституировал всем, во что когда-то верил.
Я оделся, застегнул на молнию куртку, вышел на улицу и отправился в путь.
Сам определил направление – не хотел спрашивать заправщика. Он бы непременно запомнил белого, завернувшего на колонку без машины.
Через полчаса я набрел на автобусную остановку. А еще через полчаса прибыл пустой автобус, и мне посчастливилось в него сесть. Он шел в Бруклин, и я рассчитывал оказаться поблизости от станции подземки.
Я ехал домой. На Манхэттен.
Родные пенаты.
Вот что я оценил, отработав ночным могильщиком. Четыре крепкие стены, обшитые чистой желтой дранкой, и черная крыша с одной массивной трубой посередине. Агент по продаже недвижимости назвал сие строение колониальным – внутри его круга ничего не могло произойти. А снаружи, конечно, все, что угодно.
Я прибыл на такси и проник в дом с черного хода, постаравшись открыть и закрыть дверь как можно тише. Но все-таки разбудил Диану: она вышла из спальни в коридор. Я снова совершил набег на туалет, который был намного приятнее предыдущего. И безусловно, чище. На крючках висели пушистые желтые полотенца, над унитазом красовалась иллюстрация с картины Дега, кажется «Купальщицы».
Я разделся до трусов, хорошенько намылил губку, обтерся сверху донизу, ополоснулся и насухо вытерся. Вроде помогло – я стал пахнуть вполне прилично. Затем переложил пистолет из кармана брюк в портфель и поднялся в спальню.
– Отмылся, – констатировала Диана.
Естественно, она слышала, как бежала вода из крана и унюхала мыло. С какой стати задержавшийся на работе муж моется с такой тщательностью прежде, чем завалиться в постель? Вот о чем она хотела бы меня спросить. И я бы ей ответил.
«Не глупи, Диана, – сказал бы я ей. – Я не был сегодня с другой женщиной (читай, Лусиндой). Я прятал труп. Хоронил отличного парня, которого нанял, чтобы избавиться от шантажиста, а тот меня достает, поскольку несколько дней назад я был с другой женщиной. Ясно?»
– На работе запарка, – пожаловался я. – Некогда душ принять.
– У-гу, – пробурчала Диана.
Возможно, она что-то и заподозрила. Не исключено, что мое поведение в последнее время вызывало у нее подозрения, но к двум часам ночи она слишком устала. Ждала меня до полуночи и теперь не имела сил скандалить.
– Спокойной ночи, дорогая, – пожелал я и поцеловал ее.
Что-то молочное и теплое.
Дом.
Ночью я увидел сон и, пробудившись, сумел его восстановить.
Я навещал кого-то в больнице. Со мной были цветы, коробка конфет, и я ждал в приемной, когда меня пропустят в палату. Но к кому я пришел? Личность больного во сне менялась. Сначала казалось, что это теща, потом – дочь. Анну опутывали разные трубки, и она едва узнала меня. Я потребовал в палату врача. Но когда снова обернулся к кровати, там лежала в коме Диана. Диана! Дальше я звал врача, хотя он был рядом. Доктор Барон объяснял мне, что у них нет медика. «Неоткуда взять, никак невозможно!»
Мои крики возымели действие: врач появился. Однако и его обличье менялось. Сначала это был Элиот, мой босс, потом вроде бы сосед Джо и наконец – Васкес. Да, именно он – я хорошо запомнил его лицо в приемном покое. То равнодушное, то злорадное, то глухое к моим мольбам. Диана умирала, а Васкес-врач ничего не делал, чтобы ей помочь. Абсолютно ничего.
Наутро, после того как Диана отправилась на работу, а Анна в школу, я наведался к ящику с папками – очередной тайный визит в фонд Анны.
Сошедший с рельсов. 26
В то утро я не читал в электричке спортивные страницы – не интересовался прискорбным поражением «Джаинте», подписанием очередного платинового контракта «Янки» и вечными поисками защитника «Никербокерс».
Я просматривал газеты по-иудейски (то есть начиная с последней страницы), как и окружавшие меня граждане: нагнетание обстановки на Ближнем Востоке, приближающиеся выборы в конгресс, тенденции колебания индекса НАСДАК. И конечно, всплеск преступности в городе.
Я послушал дома криминальные новости по радио и порадовался, что диктор и словом не обмолвился о чем-то, похожем на мое ночное приключение, – он поведал об убийстве в Нью-Йорке женщины. То ли француженки. То ли итальянки. Словом, туристки.
И в рубрике «Метро» газеты «Таймс» не было сообщений о жертвах мужского пола. И в местной газете Лонг-Айленда. Впрочем, если труп обнаружили на рассвете, сообщение просто не успело попасть в утренние выпуски.
Но мы живем в новую эпоху, и первое, что я сделал, придя на работу, – влез в Интернет.
Нашел сетевые версии двух крупных газет. Тоже никакого упоминания об убийстве мужчины.
Прекрасно.
Остаток утра я провел, стараясь не думать об Уинстоне. О ста тысячах долларов, которые больше не принадлежали Анне. И о том, что сдался – окончательно и безнадежно сдался.
В обеденный перерыв я нанес очередной визит в брокерскую контору Дэвида Лернера на Сорок восьмой улице.
После обеда мы с Дэвидом Френкелом отсмотрели почти готовый ролик. Не лучший образец коммерческой рекламы. Но и не худший. Особое внимание я обратил на музыкальное сопровождение. Казалось, саунд-трек позаимствован из фонда какой-то студии. Или куплен. Скорее всего последнее: куплен за три тысячи долларов, а продан за сорок пять.
Дэвид говорил со мной доверительным тоном, словно только теперь я стал его настоящим партнером. Партнером по мухляжу с агентством и клиентом.
– Поверьте, – успокоил меня Дэвид после того, как редактор Гек Уиллис прокрутил нам монтажную копию три или четыре раза, – заказчику понравится.
А я подумал: «Раньше это не имело никакого значения. Главное было – чтобы мне понравилось».
Я притворился, будто ролик с домохозяйкой, зачитывающей текст на упаковке лекарства, меня чрезвычайно растрогал, и принялся делать ценные замечания.
Я указал места, где пленку нужно подрезать. Прошелся по поводу озвучки и что-то промямлил насчет слащавой музыки, – дабы клиент не смог нас уличить в незаконном присвоении сорока пяти тысяч долларов.
Около двух я вернулся в кабинет. Незнакомый человек положил мою почту на стол Дарлен. Я спросил, где Уинстон.
– Н-не приш-шел, – пожал он плечами.
Я догадался, что передо мной один из тех убогих, которых приютила экспедиция.
