Камера - Гришем (Гришэм) Джон (библиотека книг TXT) 📗
В первые месяцы пребывания Сэма на Скамье Клайд игнорировал новичка. Согласно официальным правилам, общаться с заключенными можно было лишь в случае настоятельной необходимости, а Кэйхолл оказался сидельцем замкнутым и весьма неразговорчивым. Расист, он на дух не переносил чернокожих. Поначалу он целыми днями неподвижно сидел на койке и смотрел в стену. С течением времени вынужденное безделье несколько сгладило в нем острые углы, иногда Кэйхолл бросал пару слов надзирателю. В течение девяти с половиной лет изо дня в день встречаясь взглядом с Пакером, Сэм научился даже изредка улыбаться.
За годы службы Клайд пришел к выводу: подопечные условно делятся на две категории. Одну составляют хладнокровные убийцы, которые при удобном случае вновь возьмутся за свое кровавое ремесло. К другой причислены те, кого судьба вынудила совершить трагическую ошибку. С первыми нет никаких сомнений: их следует карать как можно быстрее. Вторые же ввергали душу Пакера в пучину беспокойства, потому что их казнь ничего не давала обществу. Никто бы и не заметил, что люди эти вышли на свободу. Сэм Кэйхолл бесспорно принадлежал ко второй категории. Его вполне можно было отпустить домой, где старик в горьком одиночестве принял бы скорую и абсолютно естественную смерть. Нет, Пакер вовсе не жаждал его экзекуции.
Шаркая, он двигался мимо погруженных в полумрак камер. Отсек А ближе других находился к “комнате сосредоточения”, расположенной через стену от места, где сиделец делал последний в своей жизни вдох. Камеру номер шесть, в которой обитал Сэм, отделяло от пресловутого крана менее двадцати метров. Несколько лет назад из-за глупой ссоры с тогдашним соседом, Сесилом Даффом, Кэйхолл потребовал перевести его в противоположный конец коридора, но администрация блока осталась глуха к этому требованию.
Заметив сидевшую на краю койки фигуру с опущенными плечами, Пакер подошел к решетке вплотную.
– Привет, Сэм, – мягко прозвучал его голос.
– Привет.
Кэйхолл повернул голову и встал. На нем была выцветшая футболка и большие, не по размеру, синие боксерские трусы – обычная для жары форма одежды узников. По правилам за стены камеры разрешалось выходить только в красных спортивных костюмах, однако внутри каждый сводил свое облачение к минимуму.
– Денек ожидается жаркий, – произнес Клайд дежурную фразу.
– Привычное дело, – сквозь зубы процедил Сэм дежурный ответ.
– С тобой все в порядке?
– Никогда не чувствовал себя лучше.
– Адвокат сказал, что сегодня придет еще раз.
– Да. Именно так он и сказал. Похоже, мне теперь потребуется куча адвокатов, а, Пакер?
– Похоже. – Клайд отхлебнул кофе, взглянул на распахнутое в коридоре окно: по небу растекались нежные краски зари. – Ладно, Сэм, до встречи.
Пакер зашагал дальше. У дверей отсека сержант чуть помедлил и в следующее мгновение вышел из блока.
* * *
Одинокая лампочка висела над стальной раковиной умывальника – стальной, чтобы ее нельзя было разбить и использовать осколки в качестве оружия против охраны или орудия самоубийства. Чуть в стороне от раковины стоял металлический стульчак.
Сэм включил лампочку и почистил зубы. К половине пятого утра сон пропал окончательно.
Покончив с недолгим туалетом, Кэйхолл закурил и присел на краешек койки. Взгляд его уперся в выкрашенный масляной краской цементный пол, который удивительным образом раскалялся летом и до адского холода выстуживал камеру зимой. Резиновые тапочки для душа, единственная пара обуви Сэма, валялись под койкой. Имелись, правда, толстые шерстяные носки – в них он спал, когда наступали морозы. Остальные его пожитки состояли из черно-белого телевизора, транзисторного радиоприемника, пишущей машинки, шести заношенных до дыр футболок, пяти пар боксерских трусов, зубной щетки, расчески, кусачек для стрижки ногтей, старенького вентилятора и настенного календаря. Но наиболее ценным имуществом в камере была собранная Сэмом за долгие годы коллекция юридической литературы – каждый ее том он Успел выучить наизусть. Книги занимали две деревянные полки на противоположной от койки стене. В картонной коробке возле постели лежали объемистые папки, где было подшито уголовное дело “Штат Миссисипи против Сэма Кэйхолла”. Однако узник, не доверяя, по-видимому, бумаге, надежно хранил подробности давних событий и в своей памяти.
Баланс активов был удручающе ясен: рано или поздно приговор приведут в исполнение. На первых порах Кэйхолла мучила скудость окружающей обстановки, но через некоторое время проблема примитивного бытия перестала его тяготить. Согласно фамильному преданию, прапрадед Сэма, весьма состоятельный человек, владел многими акрами земли и изрядным количеством рабов. Но неудачливые потомки пустили по ветру нажитые предками богатства. Некоторые нынешние соседи Сэма озабоченно переписывали собственные завещания, опасаясь, что наследники будут выкручивать друг другу руки из-за старого телевизора и подшивки засаленных журналов. Для себя Кэйхолл давно решил: своей последней волей он оставит штату Миссисипи (или ассоциации цветных меньшинств?) горку грязного белья и шерстяные носки.
Камеру справа от Сэма занимал Джей-Би Гуллит, полуграмотный белый верзила, угодивший на Скамью за изнасилование и убийство девушки, которую жители маленького городка избрали своей королевой красоты. Тремя годами ранее, когда от исполнения приговора Джей-Би отделяла всего неделя, Сэм написал по просьбе соседа ходатайство об отсрочке, не забыв указать на отсутствие у Гуллита адвоката. Отсрочка была дарована, а Джей-Би и Кэйхолла связала “дружба до гроба”.
За стеной слева обитал Хэнк Хеншоу, главарь давно забытой банды грабителей, в свое время известной как “Деревенские мстители”. Однажды ночью Хэнк и его подручные угнали огромный, тяжело груженный трейлер. Одураченный водитель с пистолетом бросился следом и был убит в завязавшейся перестрелке. Не считаясь с расходами, родственники нашли Хэнку грамотного защитника, поэтому на годы вперед его жизни ничто не угрожало.
Свою часть коридора троица называла Маленькой Родезией.
Сэм швырнул окурок в унитаз и откинулся на постели. За день до того, как в офисе Крамера прозвучал взрыв, он заехал к Эдди в Клэнтон, привез сыну свежего шпината из собственного огорода, поиграл с внуком. Стоял теплый апрель, и трехлетний Адам, то есть Алан, босиком бегал по мягкой траве. На большом пальце его розовой ступни белел кусочек пластыря. Порезался о камень, с гордостью пояснил внук. Мальчик обожал эти клейкие полоски и вечно лепил их то на локоть, то на колено. Держа в руке пучки шпината, Эвелин с улыбкой покачала головой: сын хвастался перед дедом коробкой, в которой лежали штук тридцать ярких упаковок патентованного средства.
Это была их последняя встреча. Наутро соседний Гринвилл вздрогнул от взрыва, и следующие десять месяцев Сэм провел в тюрьме. Когда после окончания второго процесса он вышел на свободу, Эдди с семьей уже покинул родные места. Самолюбие не позволило Кэйхоллу отправиться на поиски сына. По городку ходили разные слухи о том, куда он мог скрыться, но слухи Сэма не интересовали. Ли говорила, будто Эдди уехал в Калифорнию, однако ни адреса, ни телефона брата она не знала. Годы спустя Ли сообщила отцу новость: у Эдди родилась дочь, Кармен.
Из дальнего конца коридора донеслись первые утренние звуки. Кто-то спустил в туалетном бачке воду, кто-то включил радио. Скамья пробуждалась. Сэм провел расческой по немытым, свалявшимся волосам, закурил и бросил взгляд на календарь: 12 июля. У него оставалось двадцать семь дней.
Сидя на краешке койки, Кэйхолл задумался. Его сосед Джей-Би повернул ручку телевизора, и диктор за стеной принялся негромко, но внятно читать сводку новостей из Джексона. Перечислив количество совершенных за сутки краж, грабежей и убийств, он бесстрастно сообщил о начавшейся в Парчмане подготовке к примечательному событию. Окружной суд отказался продлить отсрочку приговора и назначил казнь Сэма Кэйхолла на восьмое августа. Власти полагают, добавил диктор, что обстоятельств, позволяющих осужденному подать новую апелляцию, не существует, поэтому приговор скорее всего будет приведен в исполнение.
