Иначе не выжить - Ковалев Анатолий Евгеньевич (чтение книг .TXT) 📗
– О чем же, если не секрет? – перебил его босс.
– О жизни… и вообще… растерялся Саня.
– Это похвально. О жизни иногда стоит подумать. Неплохая штука. – Он, по обыкновению, закатил глаза откинув голову на спинку кресла, и спросил:
– Где же ты увидел звезды?
– На крыше.
– Вот как? Видать, тебе здорово приспичило подумать о жизни, если даже грязь стройки не остановила.
– Я привычный к грязи, – усмехнулся Александр, он постепенно приходил в себя.
– Как у Пита продвигаются дела с поиском девчонки? – сменил тему босс.
– Не знаю, – пожал плечами Саня, – он мне не звонил.
– Сам позвони, – посоветовал босс, – вы ведь старые друзья. Нужно быть в курсе событий. Мои ребята тебе не очень досаждают?
– Все в порядке – А теперь ответь мне. – Он приоткрыл один глаз и посмотрел им на парня. – Только не обижайся на мое стариковское любопытство. Кто там завелся у тебя в доме, что за зверушка?
«О! Если бы я сам мог ответить на этот вопрос!» – взмолился в душе Саня.
– Моя любовница, – без тени смущения пояснил он.
– Почему твоя любовница палит из нагана? – Его глаз не моргал.
– Это мы так развлекаемся! Мы здорово подходим друг другу! У нас у обоих садо-мазохистские наклонности!
Он хотел казаться веселым и непринужденным, но по тому, как смотрел на него серый, с полинялым белком глаз Георгия Михайловича, Шаталин понял, что тот ему верит.
– Ты уверен в ней? Она за тобой не шпионит?
– Ни в ком нельзя быть уверенным до конца.
– Это правильно. – Он закрыл глаз. – Будь осторожен, мой мальчик.
Измена всегда ходит рядом.
«А иногда не ходит, а сидит рядом!» – с горечью воскликнул про себя Шаталин. Внутри у него царил хаос. Он говорил себе, что не все еще потеряно.
Вот сейчас, вот-вот он во всем признается «отцу», но вследующую секунду уже останавливал свой порыв: «Это гибель!»
– Ты помнишь наш вчерашний разговор? – Этим вопросом Лось открыл новую и самую страшную для Шаталина тему.
– Помню. Мэр подарил мне письменный прибор из яшмы и бронзы.
– Что туда входит? – поинтересовался босс, и Саня перечислил. – Привези его завтра к себе в кабинет, а я пришлю специалиста.
– Какого специалиста? – не понял Александр.
– Думаю, что в прибор вставлен передатчик. Наш дорогой мэр не мог не позаботиться о тебе. Эта гнида затевает серьезную игру. Вернее, не он сам, а тот, под чью дудку он пляшет.
– Что ему надо, тому, кто прячется за спиной мэра? Они оба прекрасно понимали, о ком идет речь, но предпочитали не произносить это имя вслух.
– Что надо? – Лось вдруг открыл оба глаза, и они не излучали света. – Ты что, Саня, в школе учишься – задаешь мне такие вопросы? Он хочет всех подмять под себя, вот тебе мой ответ.
– Мы можем как-нибудь предупредить его действия?
– Об этом есть кому позаботиться, мой мальчик, – похлопал Лось Шаталина по руке и, вновь опустив тяжелые веки, добавил:
– Занимайся своим делом и ни о чем не думай. На таких, как ты, держится организация. Помни об этом и работай не покладая рук.
Босс на некоторое время умолк, и Сане даже показалось, что он уснул.
Клуб продолжал жить своей ночной жизнью, все больше наполняясь шумом беспечного веселья. Пианист играл на рояле джазовую мелодию. Кельнеры разносили напитки. Крутилась рулетка. Крупье выкрикивал выигрыш. Другой крупье искусно тасовал колоду карт, воровски поглядывая на любителей «блэк джека», облепивших его. Громче всех реагировали бильярдисты, напоминая футбольных болельщиков.
Четверо почтенных мужей с солидными брюшками резались в вист. На их каменных лицах было высечено: «Все суета и ловля ветра». Кое-кто спускался в подвал – пострелять в тире. Были тут несколько очаровательных дам, как положено, усыпанных бриллиантами. За одной из них, успел заметить Шаталин, увивался бородатый Миша. Заместитель, наплодив пятерых малышей, не боялся оставлять жену дома. Время от времени он поглядывал на своего шефа и подмигивал ему так, будто понимал, о чем они шушукаются с Лосем.
– Ты вспомнил, что тебе шепнул на ухо мэр? – воспрянул ото сна «отец».
– Да. Ничего существенного. Что-то типа: «Держись, Бонапарт!» – соврал Саня и почему-то уставился на даму, с которой любезничал его зам.
Он видел эту женщину впервые. Она ему показалась совсем юной. Такие не часто бывают у них в клубе. Ее светло-желтые волосы падали на плечи в виде тонко сплетенных узбекских косичек, статную, красивую фигуру облегало узкое ярко-бирюзовое платье. «Надо будет завтра расспросить бородатого кобеля об этой девице», – наметил он себе и подумал, что еще неделю назад ему было бы все равно, возле кого крутит хвостом его зам.
Дама тоже взглянула на Шаталина, и несколько секунд они смотрели друг на друга, не отрываясь, потом она улыбнулась и повернула голову к Мише.
– Знаешь, Саня, – снова очнулся Георгий Михайлович, – моя старуха в последнее время говорит умные вещи.
– Например? – еле оторвал глаза от девицы Александр.
– Говорит, что пора сохатому на покой. Дело говорит, Саня. В этом году мне исполнится шестьдесят. Одно только ей, дуре, невдомек: у нас не провожают на заслуженный отдых, а сразу отправляют к праотцам. А к праотцам вроде бы пока рано. Вот незадача!
Шаталин поежился от этих слов. Он понимал, что «отец» не со всяким стал бы так откровенничать, но лучше бы он выбрал не его. Кого-нибудь другого.
Девица в бирюзовом платье поднялась и надменной походкой проследовала к выходу. Бородач устремился за ней, но вскоре вернулся назад, и на его пасмурном лице можно было прочесть отказ, чему Саня в душе порадовался.
– Конечно, всякое бывает в жизни, – продолжал рассуждать Георгий Михайлович, – можно купить домик на каком-нибудь островке в океане, куда нашим засранцам накладно будет ехать, чтобы замочить старика, но пойми, мальчик мой, я тут провел половину жизни, лучшую половину. Вот незадача, вздохнул он. – Старухе разве это объяснишь? Что она понимает в наших волчьих законах?
– Мне этот разговор кажется преждевременным, – вставил наконец Шаталин, потому что уже пора было что-нибудь вставить из его канцелярского лексикона.
– Не пугай меня, мальчик, такими словами. В жизни ничего не бывает преждевременным. Все, что ни случается, все ко времени, к своему времени. Это я сейчас стал таким мудрым, рассудительным, а в молодости натворил не меньше твоего. Отмотал, правда, три срока, но разве это наказание? – Он тихо рассмеялся, по-прежнему не открывая глаз. – О Господи! Вот и я туда же!
Преступление и наказание – любимая погремушка демагогов разных сортов. И никто из них не знал истинной цены ни тому, ни другому. Один только Федор Михайлович…
– Кто это? – не постеснялся спросить парень.
– Вот как? – Босс скорчил гримасу удивления на своем запрокинутом лице и вдруг зычно рассмеялся, так что все вокруг затихли и пальцы джаз-пианиста свело судорогой. – Это брат мой, Саня! Брат по камере! – И когда опять закрутилась рулетка, пианист пришел в себя, а крупье зажонглировал колодой, «отец» оторвал голову от спинки кресла, нагнулся к Александру и прошептал тихонько на ухо, будто выдавал тайну, за которую мог жестоко поплатиться:
– Когда попадешь в камеру – не за решетку, а в камеру, в свою собственную камеру, а я знаю, ты туда обязательно попадешь, дай Бог, чтобы ты там был не один…
…Серебристый «крайслер» резко затормозил у ворот. Остов недостроенной часовни мрачно чернел на фоне просветленного неба. Рядом с часовней стояла «тойота» или «вольво», без разницы. Сзади, кажется, вынырнул «джип» или «ниссан» – это тоже не имело никакого значения. Саня спешил. Его тянуло к ней. Тянуло, как тогда, в первые солдатские будни, пока он еще ничего не знал об измене. «Не правда! Не правда! – спорил он с самим собой всю дорогу. – Она – мой подарок! Подарок судьбы!»
Он вошел в дом осторожно, на цыпочках. Сегодня он будет с ней ласков, не то что вчера. Он не потревожит ее сна, просто тихо ляжет рядом, и все. Она ведь тоже заботилась о его сне, даже выключила звук в телевизоре. Он теперь будет делать все, чтобы расположить ее к себе. Он простит ей все, даже если это она пристукнула Серегу и хотела пристукнуть его. Люда – дочь Овчинникова? Ха!
