Частное расследование - Келлерман Джонатан (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Волосы светлые, с первыми проблесками седины. Они у нее были коротко подстрижены, прямые, с начесанной на лоб пушистой челкой. Вид мальчишеский. Почти аскетический.
Овал ее бледного лица словно был создан для кинокамеры. Четко очерченный прямой нос, твердый подбородок, широко расставленные серо-голубые с зелеными крапинками глаза. Пухлогубый шарм старой студийной фотографии уступил место чему-то более зрелому. Более спокойному. Чуточку размылись контуры, слегка расслабились швы. Лучики от улыбок, морщинки на лбу, намек на обвисание в том месте, где губы соединяются со щеками.
Сорок три года, как я узнал из старой газетной вырезки, она и выглядела на них ни на день не моложе. Но возраст смягчил ее красоту. Каким-то непостижимым образом подчеркнул ее.
Она повернулась к дочери и улыбнулась. Потом почти ритуально наклонила голову, демонстрируя мне левую сторону своего лица. Туго натянутая кожа, белая, словно кость, и стеклянно-гладкая. Слишком гладкая — словно нездоровый глянец испарины при лихорадке. Линии челюсти острее, чем можно было ожидать. Чуть заметнее проступают кости лица, словно здесь удален подкожный слой мышц и заменен чем-то искусственным. Ее левый глаз слегка, еле заметно провисал, а кожу под ним покрывала густая сеть белых нитевидных шрамов. Шрамов, которые казались плавающими сразу под поверхностью ее кожи.
На шее, непосредственно под челюстью, видны были три красноватые полосы — словно кто-то сильно ударил ее и следы пальцев остались. Левая сторона ее рта была противоестественно прямой, резко контрастируя с усталым глазом и придавая ее улыбке некоторую однобокость, которая создавала впечатление неуместной иронии.
Она снова повернула голову. Свет упал на кожу лица под другим углом, и она приобрела мраморный цвет яйца, которое окунули в чай.
Гештальт, нарушенный порядок. Поруганная красота.
Она обратилась к Мелиссе:
— Спасибо, родная, — и улыбнулась кривоватой улыбкой.
Левая сторона лица в улыбке почти не участвовала.
Тут до меня дошло, что на какой-то момент я забыл о присутствии Мелиссы. Я повернулся, спеша улыбнуться ей. Она пристально смотрела на нас с жестким, настороженным выражением на лице. Потом вдруг растянула уголки губ и заставила себя присоединиться к этому празднику улыбок.
Ее мать сказала:
— Иди-ка сюда, малышка. — И шагнула к ней, протягивая руки. Прижала Мелиссу к себе. Пользуясь своим преимуществом в росте, стала покачивать ее, гладить ее длинные волосы.
Мелисса отступила назад и посмотрела на меня с раскрасневшимся лицом.
Джина Рэмп продолжала:
— Со мной будет все в порядке, малышка. Ты беги.
Мелисса проговорила срывающимся голосом:
— Желаю приятной беседы. — Оглянувшись еще раз, она вышла из комнаты.
Дверь она оставила открытой. Джина Рэмп подошла и закрыла ее.
— Прошу вас, усаживайтесь поудобнее, доктор, — сказала она, снова наклонив голову так, чтобы видна была только здоровая сторона лица. — Хотите кофе? — Жест в сторону фарфорового сервиза.
— Нет, благодарю вас. — Я сел на один из стульев. Она вернулась на прежнее место. Села на самый край, держа спину прямо, скрестила ноги в щиколотках, руки положила на колени — точно в такой же позе вчера у меня дома сидела Мелисса.
— Ну вот, — сказала она и опять улыбнулась. Наклонилась вперед, чтобы поправить одну из чашек на столе, и занималась этим дольше, чем было нужно.
Я поспешил нарушить тишину.
— Приятно видеть вас, миссис Рэмп.
Выражение огорчения вступило в борьбу с улыбкой и победило.
— Наконец-то, да?
Прежде чем я успел ответить, она сказала:
— Я не такой уж невыносимый человек, доктор Делавэр.
— Конечно, нет, — подхватил я. Получилось слишком резко. Она вздрогнула и посмотрела на меня долгим взглядом. Что-то такое в ней — в этом доме — выбивало меня из колеи. Я откинулся на спинку стула и прикусил язык. Она переменила ноги и повернула голову, словно в ответ на указание режиссера. Теперь я видел только ее правый профиль. Она сидела напряженная и настороженно-вежливая, словно Первая Леди во время телеинтервью в прямом эфире.
Я сказал:
— Я пришел сюда не для того, чтобы судить вас. Нужно поговорить об отъезде Мелиссы в университет. Вот и все.
Она плотнее сжала губы и покачала головой.
— Вы так много помогли ей. Вопреки мне.
— Нет, — возразил я. — Благодаря вам.
Она закрыла глаза, втянула в себя воздух сквозь сжатые зубы и впилась ногтями в колени под серым платьем.
— Не беспокойтесь, доктор Делавэр. Я прошла долгий путь. Я могу выдержать и суровую правду.
— Правда, миссис Рэмп, состоит в том, что если Мелисса выросла в замечательную девушку, то это произошло в значительной мере благодаря тому, что дома ее очень любили и поддерживали.
Она открыла глаза и медленно покачала головой.
— Вы добры ко мне, но правда состоит в том, что, даже зная, что не выполняю свой материнский долг по отношению к ней, я не могла вытащить себя из... из этого. Кажется таким слабоволием, но...
— Я знаю, — перебил я. — Состояние тревоги может парализовать человека не хуже, чем полиомиелит.
— Состояние тревоги, — повторила она. — Как мягко сказано. Это больше похоже на смерть.Которая приходит снова и снова. Как будто живешь на улице Смерти, никогда не зная... — Она повернулась, и мелькнула полоска поврежденной плоти. — Я чувствовала себя, словно в мышеловке. Такой беспомощной, несостоятельной. И продолжала ничего не делать для нее.
Я молча слушал.
Она продолжала:
— Вы знаете, что за тринадцать лет я не была ни на одном родительском собрании? Не аплодировала школьным спектаклям, не сопровождала класс на экскурсии и прогулки, не встречалась с матерями тех немногих детей, с которыми она играла. Я не былаей матерью, доктор Делавэр. В истинном смысле этого слова. Она должна была за это на меня обидеться. Может, даже и возненавидеть.
— Она что, дала вам это понять когда-нибудь?
— Нет, что вы! Мелисса добрая девочка, дай чрезмерная почтительность мешала ей назвать вещи своими именами. Хотя я и пыталась вызвать ее на это.
Она снова наклонилась вперед.
— Доктор Делавэр, она напускает на себя храбрый вид — ей кажется, что она всегда должна быть взрослой, всегда вести себя, как подобает настоящей маленькой леди. И все это из-за меня,из-за моей слабости. — Она коснулась больной стороны лица. — Я заставила ее повзрослеть раньше времени, я украла у нее детство. Поэтому знаю, что обиды и гнева не может не быть. Они есть — закупорены глубоко внутри.
Я сказал:
— Я не собираюсь сидеть здесь и говорить, что вы дали ей идеальное воспитание. Или что ваши страхи не передавались ей. Они передавались, влияли на нее. Но все это время — судя по тому, что я видел, когда лечил ее, — она воспринимала вас как близкое и любящее существо, питающее ее любовью без всяких условий. Она и сейчас воспринимает вас так же.
Она наклонила голову, зажала ее в ладонях — словно похвала причиняла боль.
Я продолжал:
— Когда она мочилась вам на простыни, вы не сердились, а баюкали и утешали ее. Для ребенка это значит гораздо больше, чем родительское собрание.
Она подняла глаза и пристально посмотрела на меня. Обвисание лицевых тканей теперь стало заметнее. Изменив положение головы, она переключилась на вид в профиль. Улыбнулась.
— Я теперь вижу, в чем польза вашего подхода для нее, — сказала она. — Вы выдвигаете свою точку зрения с... силой, с которой трудно спорить.
— Нам с вами есть необходимость спорить?
Она закусила губу. Одной рукой опять быстро прикоснулась к изуродованной стороне лица.
— Нет. Конечно, нет. Просто я в последнее время отрабатываю... честность. Стараюсь видеть себя такой, какая я на самом деле. Это часть моеголечения. Но вы правы. Речь сейчас не обо мне. О Мелиссе. Что я могу сделать, чтобы помочь ей?
— Уверен, вам известно, какое двойственное чувство вызывает у Мелиссы вопрос об учебе в университете, миссис Рэмп. В данный момент оно выражается у нее в том, что она беспокоится за вас. Беспокоится, что если бросит вас на этой стадии лечения, то может свестись на нет весь достигнутый вами прогресс. Поэтому важно, чтобы она услышала от вас — совершенно недвусмысленно, — что с вами будет все в порядке. Что и без нее вы будете продолжать делать успехи. Что вы хотите,чтобы она уехала. Если вы действительно этого хотите.
