Черное воскресенье (др. перевод) - Харрис Томас (читать онлайн полную книгу txt) 📗
— Я не собираюсь оставаться…
— Нет, собираетесь.
Корли вытащил из кармана вечерний выпуск «Нью-Йорк пост» и поднял так, чтобы Кабаков мог его видеть. На третьей полосе был помещен большой портрет Кабакова. Снимок сделали из-за плеча санитара, когда Кабакова на носилках везли в отделение «Скорой помощи». Лицо было сильно закопчено, но черты можно было рассмотреть вполне ясно.
— Они назвали вас «Кабов» и не сообщили ни адреса, ни рода занятий. Мы закрыли репортерам доступ к полицейскому пресс-центру до выяснения вашей личности. Но из Вашингтона нажимают. Директор ФБР полагает, что арабы могут опознать вас по этой фотографии. Могут устроить покушение.
— Ну и прекрасно. Мы захватим одного живьем и обсудим с ним все проблемы.
— Ни в коем случае. Только не в этой больнице. Сначала придется эвакуировать все это крыло. Кроме того, а вдруг покушение будет удачным? Вы мне нужны живой, а не мертвый. Мы вовсе не хотим иметь на руках еще одного Йозефа Алона.
Полковник Йозеф Алон, атташе ВВС Израиля в Вашингтоне, был застрелен арабскими террористами у подъезда собственного дома в Чеви-Чейз, штат Мэриленд, в 1973 году. Кабаков хорошо знал и любил Алона. Когда гроб с телом полковника выносили из самолета в аэропорту Лод, Кабаков стоял рядом с Моше Даяном у трапа. Ветер трепал государственный флаг Израиля, покрывавший гроб.
— Вполне возможно, они пошлют к нам тех же людей, что убили полковника Алона, — произнес Мошевский с плотоядной улыбкой.
Корли устало покачал головой:
— Они пошлют наемных бандитов, вы и сами это прекрасно знаете. Нет. Мы не хотим никакой стрельбы в больнице. Когда-нибудь, чуть позже, вы сможете, если вам так уж хочется, произнести речь на ступенях консульства АРЕ, облачившись в красный тренировочный костюм, — я возражать не собираюсь. Но мне приказано беречь вашу жизнь. Доктора утверждают, что вам следует лежать на спине не меньше недели. И это — как минимум. Утром извольте упаковать свою персональную утку. Вы переводитесь в Бетесду. Газетчикам скажут, что вас перевели в армейскую ожоговую санчасть Брука, в Сан-Антонио.
Кабаков на секунду прикрыл глаза. Если его переведут в Бетесду, он попадет в руки бюрократов. Его заставят разглядывать фотографии подозрительных арабских хлебопеков еще минимум полгода.
Однако он вовсе не собирается отправляться в Бетесду. Ему нужен минимум медицинского обслуживания, отсутствие посетителей и место, где он мог бы отдохнуть спокойно день-два, и чтоб никто ему не указывал, как и когда ему выздоравливать. Он знает, где можно все это получить.
— Корли, — сказал он, — я могу все гораздо лучше устроить. Они что, сказали — я обязательно должен отправиться в Бетесду?
— Они сказали, я отвечаю за вашу безопасность. Там вы точно будете в безопасности.
В голосе Корли звучала скрытая угроза. Если Кабаков не согласится действовать так, как того хотят американские органы безопасности, госдепартамент добьется, чтобы его отправили назад, в Израиль.
— Ладно. Послушайте. К утру я все устрою. Вы сможете все проверить. Надеюсь, вы найдете эти меры удовлетворительными.
— Я ничего не обещаю.
— Только — что будете объективны. — Кабаков терпеть не мог упрашивать и подольщаться.
— Посмотрим. Между прочим, я держу пять человек охраны на вашем этаже. Вас зло берет, что этот раунд вы проиграли, а, Кабаков?
Кабаков только взглянул на него. Корли вдруг вспомнился барсук, которого он как-то в детстве, в Мичигане, поймал в капкан. Барсук бросился на него, волоча за собой капкан, торчавшая из сломанной ноги кость царапала землю. Глаза у него были точь-в-точь как теперь у Кабакова.
Не успел фэбээровец выйти из палаты, как Кабаков попытался сесть в кровати, но снова откинулся на подушку — от усилия нестерпимо закружилась голова.
— Мошевский, позвони Рэчел Баумэн, — сказал он.
Баумэн Рэчел, доктор медицины, значилась в медицинском разделе телефонного справочника Манхэттена. Мошевский набирал номер мизинцем — другие пальцы не лезли в отверстия диска. Ответила оператор телефонной службы Манхэттена: доктор Баумэн взяла трехдневный отпуск.
Мошевский нашел в телефонной книге домашний номер — «Баумэн Р.». Ответил тот же голос: да, доктор Баумэн может позвонить, проверить, не звонили ли ей, но оператор ничего не может сказать наверняка. Не оставила ли доктор Баумэн телефона, по которому ее можно найти? Оператор сожалеет, но она не может дать такую информацию.
Мошевский разыскал в коридоре одного из дежурных помощников инспектора ФБР и попросил его поговорить с оператором. Они ждали, пока оператор проверит, действительно ли он тот, за кого себя выдает. Наконец раздался звонок.
— Доктор Баумэн находится в пансионате «Маунт-Мюррей-лодж» в Поконо-Маунтинс, — сказал помощник инспектора. — Она обещала позвонить по домашнему телефону. Это было вчера. Она не звонила. Если она собиралась позвонить по домашнему, значит, она зарегистрировалась в пансионате не под своим именем.
— Да, конечно, — просипел Кабаков.
— Спит там с кем-нибудь, это точно. — Помощник инспектора никак не мог угомониться.
Ну ладно, думал Кабаков, а чего ты ждал? Ты ей даже не звонил ни разу за эти семь лет.
— А это далеко? — спросил он.
— Три часа езды.
— Мошевский, отправляйся, привези ее.
В семидесяти милях от больницы, в Лейкхерсте, штат Нью-Джерси, Майкл Ландер перебирал кнопки своего телевизора. Изображение было отличным — все приборы в доме Майкла работали безупречно, но их хозяин никогда не был полностью удовлетворен. Далия и Фазиль ничем не выдавали своего раздражения. Вечерняя программа новостей почти подошла к концу, когда Ландер оставил телевизор в покое.
— В результате взрыва, имевшего место в Бруклине сегодня утром, погиб Бенджамин Музи, — говорил телекомментатор, — второй человек, находившийся в квартире, тяжело ранен. Мы предлагаем вашему вниманию репортаж Фрэнка Фридзелла с места происшествия.
Некоторое время комментатор смущенно смотрел в объектив камеры, дожидаясь, пока пойдет пленка. Фрэнк Фридзелл стоял посреди путаницы пожарных шлангов, на тротуаре перед домом Музи.
— …вырвало стену кухни и повредило дом по соседству. Тридцать пять пожарных с шестью видами противопожарного оборудования сражались с огнем целых полчаса, прежде чем им удалось обуздать стихию. Шестерым пожарным пришлось оказать медицинскую помощь в связи с вдыханием горячего дыма.
В кадре появилась боковая стена особняка с огромной рваной дырой. Ландер нетерпеливо подался вперед, пытаясь определить силу взрыва. Фазиль не отрывал глаз от экрана словно завороженный.
Пожарные свертывали шланги. Телевизионщики явно прибыли на место происшествия, когда операция подходила к концу. Теперь пошли кадры от въезда в больницу. По-видимому, нашелся умный телевизионщик: он знал, что в университетской больнице Лонг-Айленда есть специальное отделение, куда обычно привозят пострадавших от несчастных случаев в районе семьдесят шестого полицейского участка. Он послал бригаду телеоператоров к больнице сразу же, как прошел сигнал пожарной тревоги. Бригада прибыла на место раньше машины «скорой помощи». Вот появились санитары с носилками: двое катят носилки, а один несет, высоко подняв, бутыль с раствором для внутривенного вливания. Изображение дернулось и перекосилось — это оператора затолкали в толпе. Теперь оно пошатывалось и подпрыгивало — оператор бежал рядом с носилками. Пауза — санбригада подошла к пандусу у входа в отделение «Скорой помощи». Крупным планом — лицо в ссадинах и пятнах копоти.
Давид Кабов, адрес неизвестен, оставлен в университетской больнице Лонг-Айленда. Брани находят его состояние весьма тяжелым.
— Кабаков! — воскликнул Фазиль. Губы у него стали еще тоньше, и верхняя поднялась над зубами в странном оскале. Непристойные арабские ругательства полились нескончаемым потоком. Далия тоже перешла на арабский. Она побледнела. Ночь в Бейруте, в комнате Наджира, черное дуло автомата, уставившееся ей в грудь, обмякшее тело Наджира у залитой кровью стены — все это необычайно четко возникло перед ее глазами.
