Калипсо (ЛП) - Хантер Эван (Ивэн) (е книги TXT, FB2) 📗
«Ты должен перестать приносить мне цветы», — сказал Бирнс. «Мужики уже шепчутся.»
«Оставили возле квартиры Хардинга некоторое время назад», — сказал Карелла. «Он думает, что это что-то значит.»
«М-м-м», — сказал Бирнс.
«Так это или нет — не важно», — сказал Карелла. «Он чертовски напуган, и я думаю, что он прав. Кто бы ни пытался пристрелить его…»
«Может попробовать ещё раз», — сказал Бирнс и кивнул.
«Мы можем выделить туда патрульного?»
«Надолго ли?»
«По крайней мере, пока мы не возьмём Джоуи Писа.»
«Ты уже говорил с Мейером?»
«Да, и он сообщил мне о типе с именем Жозе Ла Паз. Я уже позвонил Гаучо, чтобы узнать о нём.»
«Как ты думаешь, сколько времени пройдёт, прежде чем мы выведем его на чистую воду?»
«Понятия не имею, Пит. Это может быть десять минут, а может быть десять дней.»
«Как долго ты хочешь прикрывать Хардинга?»
«Ты можешь дать мне неделю? Круглосуточно?»
«Я уточню это у капитана.»
«Не мог бы сделать, Пит? Я хочу отнести это в лабораторию. Сэм обещал мне отчёт к утру, если я смогу доставить это ему прямо сейчас.»
Оба мужчины посмотрели на часы. Бирнс снимал телефонную трубку, когда Карелла вышел из кабинета.
Капитану Фрику нравилось командовать всем восемьдесят седьмым участком, включая тех полицейских в штатском, которые обитали в комнате для детективов на втором этаже здания участка. К восемьдесят седьмому участку было приписано 186 патрульных, и вместе с шестнадцатью детективами наверху маленькая армия под командованием Фрика представляла собой грозный оплот против сил зла в этом городе. Сейчас Бирнс просил, чтобы три человека в форме были взяты с действительной службы в другом месте и круглосуточно находились у дверей чернокожего управляющего бизнесом (не то, чтобы его чернота имела значение), по одному человеку на каждые восемь часов, по три человека каждый день недели в течение следующей недели. Фрик не хотел брать на себя такую ответственность. Фрик считал, что на три человека меньше против сил зла — это на три человека больше на стороне сил зла. Он сказал Бирнсу, что свяжется с ним, и ровно в одну минуту третьего часа позвонил начальнику патрульной службы в штаб-квартиру в центре города на Хай-стрит и спросил, не может ли тот отпустить трёх патрульных в течение следующей недели для круглосуточного дежурства у чернокожего управляющего бизнесом, чей клиент стал жертвой убийства в прошлую пятницу вечером. Начальник штаба поинтересовался, какое отношение имеет чёрная кожа управляющего к тому, что происходит на зелёной Божьей земле, и Фрик сразу же ответил: «Никакого, сэр, это не имеет никакого отношения ни к чему», и начальник штаба разрешил выделить трёх человек для круглосуточной работы. К тому времени было уже 15:09, и дождь всё ещё шёл.
За годы службы на улицах Фрик знал, что дежурство с 8:00 до 16:00 заканчивается в 15:45, когда сменяющие друг друга патрульные проводят перекличку в комнате сбора, после чего предыдущая смена должна быть сменена. Он также знал, что любой умный преступник в этом городе должен был планировать совершение своих преступлений на пятнадцать минут, предшествующих 8:00 утра, 4:00 вечера и 12:00 полуночи, поскольку именно тогда происходила пересменка между теми патрульными, которые преждевременно возвращались в участок, и теми патрульными, которые проводили перекличку перед выходом на улицу для «смены на посту». Дежурство длится долгие восемь часов, и можно простить некоторое нетерпение людей, отработавших положенный срок. Как бы то ни было, Фрик понимал, что бессмысленно назначать уходящего патрульного на первое дежурство в квартире Хардинга, поэтому он позвонил в дежурную часть и попросил сержанта назначить человека с четырёх часов до полуночи на первый отрезок круглосуточного дежурства, которое продлится как минимум до следующей недели, а то и до дальнейшего уведомления.
Первым патрульным, направленным в квартиру Хардинга, был новичок по имени Конрад Леманн. Он же стал и последним патрульным, поскольку, приехав туда, обнаружил приоткрытую дверь и лежащего на полу кухни чернокожего мужчину с двумя аккуратно расположенными пулевыми отверстиями в лице.
Карелла никак не мог привыкнуть к тому, что Сэм Гроссман — капитан Сэм Гроссман, после того как он так долго был лейтенантом Сэмом Гроссманом. Высоко в окне башни на востоке — точнее, на этаже полицейской лаборатории нового здания штаб-квартиры из стекла, стали и камня, похожего на башню, в центре города на Хай-стрит, — Гроссман полусидел, полулежал, прислонившись к длинному белому столу с рядом чёрных микроскопов. На нём был белый лабораторный халат поверх серого костюма, а в его очках отражался серый дождь, сочащийся по оконным стёклам, серое небо, простирающееся по тусклому горизонту, чёрные карандашные линии мостов, ведущие с острова к далёким серым окраинам города. Эффект был суровым, современным, почти монохроматическим — белые, чёрные и серые цвета, нарушаемые только прохладным голубым на зелёном фоне цветом коробки с геральдической лилией и горячим розовым цветом орхидеи на лабораторном столе.
«Что ты хочешь в первую очередь?», — спросил Гроссман. «Коробку или цветок?» В его голосе звучала мягкость, прямо противоречащая холодности научных знаний, которые он должен был распространять.
Слушать, как Гроссман рассказывает о результатах своих лабораторных исследований, было всё равно что слушать, как вальяжный фермер из Новой Англии объясняет, что, вопреки галилеевским или ньютоновским представлениям, время и пространство следует рассматривать как относительные к динамическим системам или системам отсчёта.
«Начнём с коробки», — сказал Карелла.
«Я так понимаю, ты не узнаёшь дизайн.»
«Что-то знакомое, но не могу вспомнить.»
«„Б. Рено“ на Холл-авеню.»
«Да, точно.»
«Их стандартная подарочная коробка. Они время от времени меняют цветовую гамму, но узор геральдической лилии всегда один и тот же.
Ты можешь уточнить у них, когда они в последний раз меняли цвет.»
«Я так и сделаю. Что-нибудь ещё, что я должен знать?»
«На нём нет ни одного скрытого отпечатка, ни следа чего-либо, кроме пыли.»
«Что-нибудь особенное в пыли?»
«Не в этот раз. Прости, Стив.»
«Как насчёт цветка?»
«Ну, это орхидея, как ты, я уверен, догадался.»
«Да, я догадывался об этом», — улыбнулся Карелла.
«Разновидность, распространённая в северной умеренной зоне», — сказал Гроссман, — «характеризуется розоватым цветком и пестиком в форме туфельки. Ты можешь купить её в любом цветочном магазине города. Просто зайди и спроси calypso bulbosa» (известный как орхидея калипсо, волшебный башмачок или венерин башмачок, многолетний цветок семейства орхидных — примечание переводчика).
«Ты шутишь», — сказал Карелла.
«Разве?», — удивлённо сказал Гроссман.
«Калипсо бульбоза? Калипсо?»
«Это самое наименование. Что не так? В чём дело?»
Карелла покачал головой: «Уверен, Хардинг не знал названия этого чёртова цветка, но он всё равно напугал его до смерти. Calypso bulbosa. Убийца говорил: „Видишь красивый цветок — он означает смерть.“ И Хардинг инстинктивно это понял». Он снова покачал головой.
«Смыслы внутри смыслов», — сказал Гроссман.
«Колёса в колёсах», — сказал Карелла.
«Поворот», — сказал Гроссман.
В «Б. Рено» с Кареллой разговаривала женщина по имени Бетти Унгар.
Её голос по телефону был чётким, но приятным, скорее похожим на голос робота, которого смазали патокой.
«Да», — сказала она, — «узор „флер-де-лис“ (геральдическая лилия — примечание переводчика) принадлежит исключительно нам. Он присутствует во всех наших рекламных объявлениях в газетах и на телевидении, на наших платёжных картах и пакетах для покупок, и, конечно, на всех наших подарочных коробках.»
«Я понимаю, что цвета меняются время от времени.»
«Да, каждое Рождество», — сказала мисс Унгар.
