Поиск седьмого авианосца - Альбано Питер (чтение книг .txt) 📗
— А ваши — не выполняются! — сердито отмахнулся Брент. — И потому по корабельному уставу любого флота я беру командование на себя.
— Я заявляю протест!
— Очень хорошо, Такеда. Подайте рапорт.
— Понял, старикан? — явно наслаждаясь происходящим, сказал Розенкранц. — Иди строчи.
— Я буду с ним драться, — медленно распрямляясь, сказал Исикава.
Брент, не обращая на него внимания, повернулся к Розенкранцу, и его синие глаза потемнели, сделавшись похожими на вороненую оружейную сталь.
— Нам с вами, капитан, надо бы разобраться что к чему. Но вы ранены.
Кеннет прищурился:
— Это ничего. Не беспокойся, мне это не помешает. — Его лицо озарилось чарующей улыбкой. — Надо успеть выбить из тебя дурь, пока ваш адмирал не… — Он выразительно полоснул себя пальцем по шее, и в ту же минуту его тяжелая широкая ладонь наотмашь хлестнула Брента по щеке с такой силой, что у лейтенанта лязгнули зубы, во рту появился солоноватый привкус, а из глаз посыпались искры. — Ну как? Вкусно? Еще хочешь?
— Не вмешивайтесь, лейтенант, — вскричал Таку Исикава.
— Уже вмешался, — процедил сквозь зубы Брент, чувствуя, как захлестывает его жаркая волна, заставляя сердце биться чаще. Он показал в угол палаты, где стояло семь пустых коек. — Прошу, капитан, добро пожаловать.
— С удовольствием.
Не обращая внимания на Такеду, оба американца под прицелом двадцати пар любопытных, предвкушающих зрелище глаз двинулись к месту своего поединка. Таку Исикава тяжело осел на койку. Старший санитар засеменил к телефону. Часовой стоически застыл у двери.
Противники оказались в относительно просторном пространстве, как бы отгороженном пустыми койками. Розенкранц сделал нырок и ударил первым, но Брент откачнулся всем своим хорошо тренированным телом назад, и кулак задел его подбородок по касательной.
Бренту часто приходилось драться. Сначала это были быстрые и неизменно победоносные потасовки с одноклассниками на спортивных площадках и в школьных коридорах. Потом пришел черед арабов. В день первой встречи с Сарой Арансон, в одном из токийских переулков, на него напали двое. Там, в темноте, удивление и страх почти мгновенно уступили место первобытной ярости и животной страсти крови. Какая там цивилизация, какая культура — он стал зверем, защищающим свою жизнь. Он помнил, как искалечил одного из нападавших и бутылкой с отбитым дном превратил лицо другого в сплошное кровавое месиво без глаз и без носа. С той же нерассуждающей, звериной яростью он трехфунтовым обрезком трубы изувечил убийцу в Оаху, не оставив на нем живого места. Теперь он смотрел в льдисто-зеленые глаза Розенкранца, и адреналин разгонял по крови неистовое желание уничтожить врага.
Но Кеннет был крепок и уступать не собирался, и рана не лишила его сил. Он был чуть ниже Брента ростом, но зато шире его в плечах и весь точно скручен из стальных канатов. Кроме того, ему, смертнику, терять было нечего. Так почему же сначала не отправить на тот свет американского лейтенанта?
Пока противники кружили по пятачку импровизированного ринга, Брент услышал шаги и краем глаза заметил, что Исикава, двое других раненых, пятеро санитаров и часовой подошли ближе и жадно наблюдают за боем. Оба американца стояли в левосторонней стойке, защищая правой рукой челюсть и водя из стороны в сторону выставленной вперед левой, напоминавшей голову кобры перед броском. Однако всем было ясно, что это — всего лишь для затравки: слишком мало здесь места для финтов классического мордобоя, и два огромных американца сейчас начнут драку без правил.
— Сейчас я тебе шерстку-то расчешу, — пригнув голову, бормотал летчик. — Хоть ты большой друг жидовского народа и вымахал на шесть футов четыре дюйма, а все равно — япошка, только побелей. — Он сделал выпад, но Брент парировал левой.
Они снова закружились, подстерегая друг друга.
— Ну что, Рози, небось хочешь и за меня пятьдесят тысяч огрести?
— А то нет?
— Держи карман шире.
Брент никогда не смотрел в глаза противнику, угадывая его намерения по движениям ступней. Вот и сейчас Кеннет стал переносить тяжесть тела на выдвинутую вперед ногу, и правый кулак полетел в лицо Брента, как из катапульты. Брент успел резко отклонить корпус влево, и когда кулак, пройдя у самого виска, обжег ему ухо, успел сместить центр тяжести и ударил летчика в нос.
Хрустнули хрящи, словно тяжелая подошва прошлась по яичной скорлупе, полилась кровь и слизь. Брент, не теряя времени, шагнул вперед, другой рукой нанес удар, метя Кеннету в челюсть. Но он имел дело не с новичком: летчик, хоть и был весь залит кровью, нырком успел уйти от свинга, а в следующее мгновение они вошли в клинч, одной рукой держа противника за шею, а другой молотя его по ребрам и по корпусу. У самого уха Брент слышал тяжелое, хлюпающее сопение Кеннета, кровавые сопли забрызгали ему щеку, когда тот выговорил:
— Убью тебя, сука. Убью.
Разом сообразив, что эта тактика результатов не даст, они, словно по взаимному соглашению, расцепились и отпрянули друг от друга. Теперь уже все изыски бокса были забыты — слишком мало было места и слишком много бешеной злобы. Кеннет, с лица которого при каждом движении разлетались капли крови, ринулся на него, осыпая сериями ударов.
Брент, парируя, уходя, ныряя, чувствовал тем не менее, что плечи и руки, которыми он гасил удары Кеннета, уже болят, а в следующее мгновение пропустил прямой боковой в голову, и в глазах у него потемнело. Однако он устоял на ногах, ответив серией ударов по корпусу, и слышал, как трещат под его кулаками ребра. Потом провел удар в лоб и рассек Кеннету левую бровь. Летчик весь был залит кровью и потом, и Брент, молотя его, слышал восторженные крики болельщиков.
Победа была уже близка, как вдруг словно стальной шатун двинул его в подбородок. От отлетел назад. Снова черная завеса со вспыхивающими на ней разноцветными огнями задернулась перед глазами. Удар был такой силы, что лязгнувшие зубы прикусили язык, и во рту снова стало солоно. Ноги вдруг сделались ватными, колени подогнулись, и он осел назад, на рухнувшую под его тяжестью кровать. Кеннет с торжествующим рычанием навалился сверху.
Но в последний миг Брент почти инстинктивно успел согнуть и с силой распрямить ноги, ударом в солнечное сплетение отбросив летчика. Тот, скривившись от злобы и боли, хрипло вскрикнул, словно напоролся на острие копья.
Брент, еще не оправившись от нокдауна, глянул в льдисто-холодные зеленые глаза летчика и увидел в них свою смерть. Потом время словно остановилось, тьма перед глазами рассеялась, голова заработала с удивительной четкостью. Оттолкнувшись от палубы, он обхватил еще не распрямившегося летчика и вместе с ним упал на пол. Нанося друг другу удары, перекатываясь по палубе, оба рычали как дикие звери. Кеннет Розенкранц, и впрямь потеряв человеческий образ, вдруг совершенно по-волчьи ощерился и впился Бренту в напруженную шею.
Когда острые клыки прокусили ему кожу, он вскрикнул от боли и, схватив летчика за подбородок, изо всех сил дернул вверх и в сторону, стараясь сломать ему шейные позвонки. Кеннет держал его мертвой хваткой и оторвать его от себя Бренту удалось только вместе с лоскутом собственной кожи. Летчик шумно выдохнул, откатился и стал на колени. Однако Брент, не давая ему опомниться, прямо с полу кинулся на него и ударом кулака вновь пустил ему кровь из поврежденного носа. Кеннет отлетел, ударившись о каталку, с которой посыпались шприцы, иглы, капельницы, бинты.
Розенкранц, пошарив под собой, вдруг издал дикий торжествующий вопль, и в руке у него сверкнули хирургические ножницы. Он перехватил их поудобнее и стал медленно, пошатываясь, подниматься на ноги. Бренту под руку попались три откатившихся в сторону шприца, он поспешно содрал с игл пластиковые наконечники и, не сводя глаз с надвигающегося на него Кеннета, стиснул в кулаке свое единственное оружие.
— Сейчас я тебя ломтиками настругаю… — заливаясь хлещущей из носа кровью, процедил Розенкранц.
