Фирма - Рыбин Алексей Викторович Рыба (читать книги без регистрации TXT) 📗
Увидев Митю, он странно улыбнулся.
— Расскажи мне, Сереженька, что вчера этот деятель творил на концерте.
— Да ничего такого особенного не творил, — сказал Сережа, почесывая седую бороду.
Матвеева всегда раздражал облик этого Сережи. Дульский был ровесником шефа, и работали они вместе с самого начала, с того момента, как Гольцман решил заняться большим шоу-бизнесом.
Дульский был специалистом по продаже театральных билетов и в этом, на первый взгляд, нехитром деле знал множество тонкостей, трюков и способов «отмыть» черный нал, продать билетов больше, чем их напечатано, не провести выручку через кассу, заработать на билетах, продавая одни и те же по нескольку раз (технику последнего финта Матвеев до сих пор не мог понять), и многое другое. Кроме технической стороны вопроса, Дульский прекрасно владел и, фигурально выражаясь, социальной стороной проблемы. То есть знал всех и каждого из продавцов билетов в городе. Каждая бабулька, сидящая в подземном переходе метро, каждая солидная дама в театральной кассе, распространители, работающие на предприятиях, в институтах, больницах, детских садах и школах, — все они знали Дульского, и со всеми он был в хороших отношениях. Само собой, у него были «концы» и в мэрии, и в Смольном, и в законодательном собрании — за долгие годы крутежа билетов Дульский стал в городе известным человеком.
Сколько Митя помнил Дульского, тот всегда выглядел этаким стареющим плейбоем с легким ковбойским налетом. Длинная, падающая на грудь смоляная борода, сейчас уже почти совершенно седая, стянутые на затылке в тугой хвост седые волосы, неизменные черные джинсы и сапоги-"козаки", черная джинсовая рубашка, черная кожаная куртка, на длинных пальцах — серебряные кольца, только что серьги в ухе не было.
В таком виде Дульский ходил и в мэрию, и в Мариинский театр, и в дорогие рестораны. Каким-то образом он словно приучил город к своему виду. Окажись на его месте кто-нибудь другой, в определенных местах появление человека в подобном наряде вызвало бы по меньшей мере недоумение, но Дульского все и всюду воспринимали совершенно нормально.
Самой ненавистной чертой Сергея было его откровенное стукачество. Собственно, стукачеством это назвать было трудно. Просто Дульский всегда с удовольствием и подробно докладывал начальству о любых похождениях своих коллег. Причем говорил, ничего не стесняясь, и присутствие этих самых коллег его совершенно не волновало. Говорил он одну только правду и ничего кроме правды — подвиги товарищей не приукрашивал, но и не преуменьшал. Там, где можно было что-то недоговорить, что-то замять, у Дульского не было ни малейших сомнений в изложении событий: если начальство спрашивает — надо отвечать. По такому принципу он и жил. И, надо сказать, начальство его ценило и берегло.
Работником он был опытным. Можно даже сказать, Сергей Никифорович Дульский слыл асом своего дела. А последняя черта — полная откровенность с начальством — делала его для того же начальства вдвойне удобным.
Ко всему прочему, Сергей Дульский обладал странным и сильным личным обаянием, благодаря которому коллеги по службе его еще ни разу не то что не избили, но даже в глаза не обругали.
— Что творил, что творил… — повторил Дульский. — Бывали варианты и покруче. Ты сам-то хоть помнишь, герой?
Он смотрел на Митю смеющимися черными глазами.
Митя пожал плечами.
— Отвечай на вопрос, Митя, — устало, странно устало для начала дня сказал Гольцман.
— Ну, помню.
— И что же ты помнишь?
— Вряд ли он помнит, — хмыкнул Дульский. — Ну, ты дал, конечно, Митя. Просто цирк. — И начал рассказывать.
То, что услышал Митя, не выбило почвы из-под его ног. Могло быть и похуже. А так… — в общем, ничего криминального. Ну, подумаешь, приехал вместе с группой пьяный в хлам. Вышел на сцену объявлять коллектив. Зачем это было нужно — решительно никому, даже самому Мите, сейчас было непонятно. Ладно, всякое бывает. Ну, не рассчитал, не сориентировался правильно в пространстве. Упал в оркестровую яму. Слава богу, там народ был, подхватили на лету. Не дали разбиться, поломаться.
Потом пил в оркестровой яме с фанатами «Гротеска». Кричал что-то непотребное. Потом Дульский отвез его домой. Ему-то хорошо — три года назад закодировался, спиртного в рот не берет, может каждый день на своей тачке ездить. Дома Митя уговаривал Дульского «развязать», заставлял пить водку. В результате сам выпил полбутылки и упал прямо на кухне. Дульский его раздел, отнес в постель и уложил спать.
В этом месте рассказа Матвеев почувствовал какую-то неловкость. Про Сергея Никифоровича ходили слухи, что он очень охоч не только до женского пола, но с той же степенью страстности относится и к представителям противоположного. Правда, впрямую в «голубых» делах Дульский ни разу не был замечен, но слухи ходили упорные, и не один уже год. А дыма без огня, как известно, не бывает.
Митя мысленно проверил собственный организм на предмет последствий возможного несанкционированного контакта и решил, что вроде бы на этот раз все обошлось. А раз не было ничего, значит, и думать на эту тему нечего. И вообще, питерские театральные актеры после больших загулов обычно говорят: «Не помню, значит, не было». И хорошо. И славно.
Вдруг, прокручивая в голове обрывки каких-то пьяных не то снов, не то кусочков яви, Митя вспомнил, что говорил ему вчера Шамай. В ресторане это было или в гримерке, Митя уточнить не мог, но суть разговора всплыла очень ясно.
Вспомнив это, Митя одновременно подумал: «А где же был, интересно, Гольцман, если он про концерт ничего не знает? Он же обычно сам контролирует большие мероприятия. И такой невыспавшийся…»
— Ладно, с этим все ясно. Короче, чтобы такого больше не было, ты меня понял? Уволю нахрен! А то давеча на Москву у меня просился… Нет, Митя, тебе еще надо над собой работать… А может, тебя закодировать, а?
Гольцман смотрел на Митю без улыбки.
— Да нет, Борис Дмитриевич, зачем? Я же не запойный… тут уж так получилось. Одно к одному. Ну, вы понимаете, о чем я.
— Понимаю. Очень хорошо понимаю.
И снова что-то подозрительное послышалось Мите в голосе шефа, в голове закрутились какие-то непонятные ассоциации, но начальственный голос Гольцмана не дал им развиться в конкретные образы.
