Черное воскресенье - Харрис Томас (читать книги регистрация txt) 📗

Не обращая внимания на холодную декабрьскую морось, Мошевский долго и придирчиво выбирал такси. Он пропустил мимо три «доджа» и наконец увидел то, что требовалось — большой пикап, медленно двигавшийся в плотном утреннем потоке машин. Его салон достаточно просторен, и Кабакову не придется сгибать забинтованную ногу. Памятуя об осторожности, Мошевский велел шоферу остановиться за полквартала от многоквартирного дома, где жила Рэйчел, и подождать. Через минуту появился Кабаков. Морщась от боли, он быстро проковылял к машине, плюхнулся на заднее сиденье рядом с Мошевским и назвал адрес израильского консульства.

Подчиняясь предписаниям доктора Боумен, он немного отдохнул за последние дни и теперь с удвоенной энергией стремился к действию. Конечно, связаться с консулом можно было и по телефону, но разговор требовал повышенной секретности. У Кабакова возник новый план, осуществимый лишь при дипломатической поддержке. Идея заключалась в том, чтобы по просьбе Тель-Авива госдепартамент США обратился за помощью к русским. Естественно, подобное предложение Кабаков мог сделать лишь при деятельном посредничестве консула Телля. Идти на поклон к Советам было крайне неприятно и унизительно, но исключительная важность дела заставляла забыть о профессиональной гордости.

Еще весной 1971 года КГБ организовал специальный отдел, занимавшийся техническим оснащением «Черного Сентября». Связующим звеном стала «Аль-фаттах», полевая разведка палестинских боевиков. По мнению Кабакова, КГБ вполне мог располагать информацией о готовящемся взрыве.

До сих пор русские помогали только врагам Израиля. Однако теперь, после заключения новых соглашений по разрядке между Востоком и Западом, их позиция в ближневосточном конфликте уже не столь непримирима, как прежде. А в вопросе о террористах, окопавшихся в США, КГБ способен пойти и на сотрудничество с американскими властями. Но обращение к Москве должно исходить от самих американцев. Роль Кабакова была сейчас чисто консультативной — он мог только рекомендовать израильскому правительству предпринять соответствующие шаги. Он всегда ненавидел кого-либо о чем-либо просить, но эту челобитную обязательно напишет сам, не перекладывая ответственность на консула. Кабаков решил поклясться, что пластик, доставленный террористами в США — советского происхождения. Плевать, так это на самом деле или нет. Скорее всего, американцы не станут разбираться и подтвердят его слова. Тогда русские волей-неволей будут вынуждены включиться в расследование.

Зачем такое огромное количество взрывчатки? По-видимому, арабам удалось обнаружить какую-то очень выгодную и легкодоступную цель на территории Соединенных Штатов. Но что же это за цель? Вот здесь-то и могла пригодиться помощь КГБ.

Надо полагать, сейчас ячейка «Черного Сентября» изолирована даже от партизанского руководства в Бейруте. Шумиха с фотографией наверняка заставила террористов затаиться и прервать все контакты с арабским миром. Следовательно, обнаружить их логово будет дьявольски трудно. А оно должно быть где-то поблизости, раз эти ребята так быстро среагировали после взрыва. И если бы Корли сделал ставку на госпиталь, они уже были бы схвачены. Проклятый сукин сын, чтоб он подавился своей чертовой трубкой!

Итак, какую акцию запланировал штаб «Черного Сентября»? Кто исполнители? Наджир? Наджир мертв. Женщина скрывается. Абу Али? Он тоже мертв. Собственно говоря, нет никаких данных о его причастности к этому теракту, но само допущение вполне правдоподобно. Али был одним из немногих, кому Наджир доверял. И еще Али был психологом. Зачем им понадобился психолог? Спросить об этом его самого уже не удастся.

Откуда взялся американец, кто он такой? Что за ливанцы доставили взрывчатку? Кто подложил бомбу в холодильник Музи? А женщина, приходившая в госпиталь по его душу — та же, которую он видел в Бейруте или другая?

Шофер вел такси дочти вплотную к тротуару, и тяжелый пикап ощутимо потряхивало на выбоинах и канализационных решетках. Комфортность езды оставляла желать лучшего, а когда впереди загорелся красный свет, машина затормозила так резко, что оба пассажира едва удержались на сиденье. Воспользовавшись остановкой, Мошевский вылез из такси и пересел на место рядом с водителем. Лицо израильтянина не выражало ничего, кроме тысячелетнего еврейского смирения.

— Трогай потише, — попросил он, когда красный свет сменился желтым. — Не дергай и не громыхай.

— Это почему же? Время — деньги, приятель, — возразил шофер.

Мошевский придвинулся к нему вплотную.

— Потому что только этим ты удержишь меня от желания сломать твою поганую шею — вот почему, — задушевно объяснил он, наклонившись к самому уху собеседника.

Кабаков молчал, глядя отсутствующим взором на нескончаемую нью-йоркскую толчею. Подумать только, полдень, а свет уже начинает убывать. Какой поразительный город! Город, в котором евреев больше, чем в Тель-Авиве, а то и во всем Израиле. Интересно, как себя чувствуют здесь еврейские эмигранты — те, что выгружаются с переполненных теплоходов, сплошной вереницей идущих от Эллис-Айленда? Многие из переселенцев теряют даже свои имена, когда полуграмотные чиновники иммиграционной службы царапают на въездных документах «Смит» или «Джонс». Теплоходы выбрасывают их в унылый день, на холодные камни города, где даром не дается ничего, кроме того, что они сами захотят дать друг другу. Разбитые семьи, одинокие люди.

А что бывает, если иммигрант умирает прежде, чем успеет устроиться, получить работу и вызвать из-за океана свою семью? Кто провожает его в последний путь, кто помянет его — соседи? А если он вообще остался один?

Тут внимание Кабакова привлекла пластмассовая Мадонна на приборной доске, и мысли разом вернулись к старым проблемам. Пластик. Закрыв глаза, он перенесся к истокам нынешней эпопеи — к той миссии в Бейруте, которая привела его в конце концов сюда, в недра «Большого Яблока» [12].

...На инструктаже перед рейдом им перечислили главарей «Черного Сентября», присутствие которых ожидалось во время встречи — Наджир, Абу Али и еще несколько человек. За именем каждого партизанского вождя стояло толстое досье, и все их Кабаков знал чуть ли не наизусть. Даже теперь, годы спустя, он отчетливо помнил эти стандартные папки, в алфавитном порядке расположенные на его рабочем столе.

Первым шел Абу Али. Абу Али, убитый в Бейруте. У него не имелось ни родственников, ни близких друзей, ни семьи — только жена, но и она умерла. Али остался один...

Оборвав собственную мысль. Кабаков забарабанил по прозрачной перегородке, отделявшей пассажирский салон от переднего сиденья. Мошевский обернулся и отодвинул плексигласовый щиток.

— Скажи ему, чтобы поторапливался.

— Значит, все-таки хотите побыстрее, — пробормотал водитель.

Мошевский дружески ухмыльнулся ему в ответ.

— Так я прибавлю ходу, — неуверенно произнес таксист.

Израильское консульство и миссия при ООН размещались в белом кирпичном здании на Второй авеню в Манхэттене. Система безопасности здесь была хорошо продуманной и соблюдалась весьма пунктуально. Кабакова продержали положенный срок в комнате ожидания, проверили, просветили и только после этого впустили внутрь. Он сразу же отправился в коммуникационный центр.

Компьютер зашифровал и передал его запрос относительно Абу Али, и меньше, чем через минуту из Тель-Авива пришло подтверждение приема телеграммы. Она запустила в действие сложный и довольно чувствительный механизм. Четверть часа спустя коренастый молодой человек покинул штаб-квартиру Моссад и выехал на авиабазу Лод. Ему предстоял полет на Кипр. Деловитый юноша очень спешил: в Никозии ему надлежало поменять паспорт и успеть на рейсовый самолет в Бейрут. В ливанской столице он первым делом зайдет в маленькое кафе и проведет несколько приятных минут за чашечкой ароматного кофе, разглядывая возвышающееся напротив здание полицейского управления. Где-то там, в камере хранения, пылится пронумерованная коробка с пожитками Абу Али. Теперь ее затребует один из друзей покойного.