Банда Тэккера - Уолферт Айра (книги бесплатно txt) 📗
Когда банк все же, в конце концов, завладел отелем, Роджеру предложили остаться управляющим. Добивался и добился этого для него Эллис.
— Оказывается, это вовсе не так страшно, — говорил Роджер жене. Ведь мне лично отель давно не приносил никакого дохода. Я, собственно, целых двадцать лет задаром работал на них. А теперь они обязаны будут платить мне.
Но вскоре после этого он умер, всего десять дней не дожив до шестидесяти двух лет. Генри приехал домой на похороны. Он искренне удивился, когда мать сказала, что ни в коем случае не разрешит мистеру Хайду присутствовать при последнем обряде.
— Он убийца твоего отца, — твердила она сыну, убежденная, что Эллис явится только за тем, чтобы проливать крокодиловы слезы над трупом своей жертвы.
Генри подумал о долгой дружбе, связывавшей отца и мистера Хайда, о том, что банкир, хоть ни в чем и не виноват, но терзается и, наверное, хочет успокоить свою совесть. Подумал и о своем зяте, все еще служившем в банке, теперь уже кассиром, и о том, что, потеряв место, он другой работы в этом городе не найдет. А поведение матери может на нем отразиться. И он сделал попытку втолковать миссис Уилок, что ради дочери, зятя и внуков она обязана поступиться своими чувствами.
— Я всю жизнь поступалась своими чувствами, — отрезала Марта. — И если убийца твоего отца хоть раз еще попадется мне на глаза, клянусь богом, я достану револьвер и пристрелю его.
Миссис Уилок переехала к сыновьям на пушную ферму: в доме зятя ее поступок возбудил слишком большое недовольство.
— Здесь она будет как дома, — шутил Эндрю. — В родной атмосфере все тех же закладных.
Эндрю все больше начинал походить на отца, у него появился тот же стеклянный взгляд. Вся его прежняя веселость исчезла. Если он и шутил теперь, то только затем, чтобы казаться остроумным.
— Я буду посылать маме все, что смогу, — обещал ему Генри. — А о закладных не беспокойся. Это я беру на себя.
С лица Эндрю исчезла улыбка. Он сразу стал серьезен, однако тут же смутился, словно ему было стыдно своей серьезности.
— Это только справедливо, — сказал он, — ведь деньги пошли на тебя, на твою учебу и все такое…
Генри стало досадно. Незачем было напоминать ему, что деньги, взятые братьями из фондов отеля на покупку фермы, давно были возвращены, а затем сама ферма заложена и перезаложена, чтобы сохранить отель. Незачем было напоминать ему и о том, что сам он пока еще ничего не выплатил. Генри почувствовал неприязнь к городу и его обитателям. Вблизи он не находил в нем ничего героического. Изувеченный, озлобленный и тупой — это был город-паразит. Вся энергия жителей, казалось, была направлена лишь на то, чтобы друг друга ненавидеть и друг другу досаждать. Каждый был занят только тем, что норовил вырвать медяк у своего соседа. Люди здесь жили, как скотина на бойне, — дрались, совокуплялись, бросались друг на друга из-за лучшего стойла, позабыв обо всем, что с ними произошло, и ничего не видя дальше своего носа. Генри вздохнул с облегчением, когда, вернувшись в Нью-Йорк, очутился один в своей пустой конторе.
Вскоре после его возвращения два члена союза пекарей обратились к нему с просьбой возбудить дело о незаконном избрании руководства одного из местных комитетов. Как только они вошли, Генри понял, что денег от них ждать нечего. Они работали в хлебопекарне с полуночи до полудня и пришли к нему прямо с работы. Мука набилась им в поры и запорошила ресницы, а кожа была такая белая, словно из них выпустили всю кровь.
Они сказали, что, конечно, никакого задатка внести не могут, но что тут очевидное мошенничество, и если Генри дело выиграет, они добьются, чтобы ему уплатили из средств союза. Генри согласился — все-таки какое ни на есть, а дело. Он вовсе не собирался стать профсоюзным адвокатом. На этом денег не зашибешь. Но пока что ему надо было стать хоть каким-то адвокатом.
Союзом пекарей верховодил Бен Тэккер. Люди, незаконно пролезшие в комитет, были из его шайки.
Тэккер тоже не стал Тэккером в один день. Но был такой знаменательный день в жизни Тэккера, который определил всю его дальнейшую судьбу. До тех пор он кое-как пробавлялся, хватаясь за первую попавшуюся работу, все время искал себе подходящее место и не находил его. Особенно он не тужил, был доволен уже тем, что женат на Эдне, сводит концы с концами и не впутывается ни в какие истории. Но в тот день он узнал, что надо делать, чтобы найти себе подходящее место, и перестал пробавляться случайной работой.
Произошло это в одном промышленном городке штата Нью-Джерси незадолго до войны, когда Тэккеру было лет двадцать с небольшим. В этот день Национальная гвардия отсиживалась в казарме, квартала за четыре от завода, а мэр сидел в своем кабинете, в полумиле от него, и твердил, что забастовщики отнюдь не нарушают порядка, полиция вполне с ними справляется, и он не намерен зря вызывать солдат. Слова мэра были напечатаны в газетах; тогда компания опубликовала заявление о том, что мэр продался анархистам-социалистам и город в руках иностранных агентов, вооруженных бомбами. Собственно говоря, компания сама являлась «иностранным» агентом: здешний завод был только одним из филиалов, а главная контора находилась в Нью-Йорке. Но сломить забастовку без помощи Национальной гвардии компания не надеялась и поэтому не брезговала ничем.
Забастовщики были обо всем осведомлены. Они сами следили за порядком, чтобы не дать солдатам повода выйти из казармы. Только в обеденный перерыв, когда машины останавливались, они собирались густой толпой у ворот. Мужчины и женщины подымали над головой ребятишек, протягивали пустые обеденные котелки, стучали по ним крышками, топали ногами и кричали: «Предатели, выходи!» От этого крика Тэккеру становилось не по себе.
Когда штрейкбрехеры в первый раз услышали эти крики, чуть ли не четверть из них заявила, что лучше голодать, чем попасть в больницу, — они бросили работу и ушли из цеха. А компания заявила, что она заставит Национальную гвардию выйти на улицу защищать верных хозяевам рабочих, хотя бы для этого пришлось за шиворот вытащить из муниципалитета анархо-синдикалиста мэра, этого красного атеиста-социалиста с бомбами и посадить его на штык.
Весь нанятый компанией отряд заводской полиции получил инструкции к предстоящей схватке. В полдень, когда снова наступил обеденный перерыв и забастовщики у ворот снова зашумели, Тэккер, недавно принятый в заводскую полицию, побежал в контору к Макгрэди. Макгрэди был вице-президент компании и заведовал личным составом. В прошлом офицер и участник войны на Кубе, он из Нью-Йорка самолично примчался сюда нанимать охрану и руководить событиями — это напоминало ему добрые старые времена на Кубе.
Тэккер бежал через цех. Мастер, взобравшись на помост, кричал:
— Услышите выстрелы, не волнуйтесь! Стрелять будут в воздух! Не волнуйтесь! Выстрелы испугают забастовщиков, и они разойдутся. Не волнуйтесь!!! Компания оберегает верных ей рабочих!
Тэккер бежал ничего не слыша. Он выскочил на лесенку, ведущую в подвал, где собиралась заводская полиция.
Макгрэди, оберегая репутацию компании, решил не набирать отпетых городских громил. Он вербовал учащихся и таких парней, как Тэккер, оставшихся без работы и готовых на все ради куска хлеба. Но чтобы облегчить новичкам первые шаги, он присоединил к ним несколько профессионалов. Эти были за сержантов у Макгрэди, он снабдил их гранатами, начиненными рвотным газом, новичкам роздал обрезки водопроводных труб и сказал:
— Вперед, ребята! Оттеснить противника от ворот!
Отряд кинулся через цех. Горстка людей, сдвоив ряды, быстро проскочила мимо побледневших штрейкбрехеров и бегом спустилась со ступенек крыльца во двор. «Сейчас начнется смертоубийство», — думал Тэккер и решил про себя, что участвовать в этом не станет, сейчас же откажется и уйдет. Но он продолжал бежать вместе со всеми. Да и нельзя было не бежать, один подталкивал другого, дилетантов — профессионалы, а профессионалов — Макгрэди. А еще где-то в подсознании Тэккера звучала речь хозяина, обещавшего взять на работу надежных людей из числа тех, кто поможет подавить забастовку. А Тэккер в то время ничего так не желал, как постоянной работы. Жажда работы, страх и желание сбежать отсюда — все это вместе перекатывалось бесформенным клубком в его мозгу, когда он бежал навстречу оглушительному и все нарастающему реву забастовщиков.
