Сирены - ван Ластбадер Эрик (книги без сокращений TXT) 📗

– Итак, он делает Смайлеру предложение. Выгодное предложение, как ясно любому, у кого, как я говорю, очки не запотели. Смайлер, однако, говорит этому типу: «Пошел ты куда подальше», – и тот уходит. Однако ненадолго, потому что ему невтерпеж перебраться на север, в Нью-Йорк, а его билет – в кармане Смайлера. Поэтому он продолжает настаивать, но старый Смайлер упирается, не соглашаясь ни в какую.

– Наконец этот парень из Филадельфии устает ждать и посылает своего человека, чтобы тот привел к нему Смайлера для разговора. Беда в том, что Смайлера не оказывается дома, и тупой спик [15] убивает его подругу.

– До Смайлера не сразу доходит, чьих рук это дело, однако когда это все же происходит, он начинает действовать. Он отправляется к этому типу: не слишком умный поступок. Но, как я сказал..., – Бэб пожал плечами.

«Послушай, – говорит Смайлеру тот. – Одна девчонка стоит другой. Бери себе любую, которая тебе здесь понравится, идет?»

«Ты вонючий ублюдок, – отвечает Смайлер. – Я сверну тебе шею». Разумеется, он не может этого сделать, потому что его уже держат за руки два человека. Тогда этот тип говорит ему: «У козлов, вроде тебя, вечно одна и та же проблема: у вас нет чувства юмора. Ни капли. Поэтому, знаешь, что я сделаю? Поэтому я сделаю тебе одолжение и помогу решить ее». Он встает, вытаскивает здоровенный нож и начинает резать нервы на правой стороне лица Смайлера. «Вот теперь, – говорит этот козел, отступая назад и вытирая кровь с ножа о спортивную куртку Смайлера, – ты будешь улыбаться все время, и никто, даже я, не сможет обвинить тебя в отсутствии чувства юмора». Ха! – Бэб вновь принялся за еду.

Дайна пристально смотрела на него.

– В чем же суть?

– Моего рассказа? – Бэб вытер жирные губы. – Суть в том, что Смайлер теперь работает на того козла. Ох-хо-хо. Кстати, взял себе одну из его девчонок. Они вместе уже... гм... года три-четыре.

– Я де верю ни единому твоему слову.

– Эй, мама, все, что я сказал, правда. Именно так все здесь и происходит. Этот тип сумел заставить старого Смайлера слушать его. В конце концов. Ха! – Он опять рассмеялся и стал доедать остатки белого мяса.

– В таком случае, это все отвратительно.

Бэб бросил мгновенный взгляд на нее поверх оторванного куска хрустящей кожи, такой выразительный, что он лучше всяких слов сказал ей: «Ты сама пришла сюда, мама. Тебя никто не заставлял».

По мере приближения ночи атмосфера в ресторане становилась все более грубой и непринужденной. Взявшиеся невесть откуда бутылки кукурузного виски были водружены на каждый столик вместе с достаточным количеством стаканов, по виду и размеру напоминавших Дайне те, которыми она пользовалась дома, когда чистила зубы.

Отвинтив крышку, Бэб налил себе в стакан мутно-коричневой жидкости на четыре пальца. Когда Дайна, убедившись в отсутствии льда или воды, спросила, не собирается ли он чем-то разбавить виски, то услыхала в ответ:

– Ни за что на свете, мама. Это – кощунство.

Она подождала, пока Бэб допьет и поинтересовалась:

– Ты разве не нальешь мне?

Он изучающе разглядывал ее в течение нескольких мгновений, прежде чем поставить стакан на стол.

– Знаешь, мама, в тебе есть что-то особенное. – Однако он налил ей немного и, улыбаясь, наблюдал за тем, как она пьет, давясь. Ее горло горело, словно в него засунули факел, и она была готова поклясться, что почувствовала каждый миллиметр пути, проделанного жидкостью в ее теле, от языка до самых кишок. Смахнув невольно выступившие на глаза слезы, она протянула стакан через стол за новой порцией. Бэб покачал головой, рассмеялся и налил им обоим.

– Держу пари – у тебя большая семья, – сказала Дайна после некоторой паузы.

– Нет, – он катал стакан ребром по столу, зажав его между огромными ладонями. – У меня нет семьи, во всяком случае, сейчас. Мой отец приехал сюда из Алабамы. Я ненавижу тамошних ублюдков больше, чем спиков, но могу сказать в их пользу одну вещь – они говорят прямо в лицо, что ненавидят тебя. – Он пожал могучими плечами. – Здесь же многие притворяются, хотя относятся точно так же, понимаешь? Они называют тебя своим другом, но это не значит ничего. Одно слово, нигер. – Он взглянул на Дайну. – Как по-твоему, мама, что хуже?

– И то, и другое... расизм вообще, – ответила она. – Не знаю. Я не понимаю этого.

– Тут мы с тобой заодно, мама. – Он сделал глоток. – Когда-то у меня было двое братьев. Старшего звали Тайлер. Его подловили однажды на окраине Селмы. Трое пьяных в стельку здоровых парней с ружьями увидели там Тайлера с его девушкой и без раздумий отправили их на тот свет. Проклятье. – Он налил себе еще виски. Дайна сидела молча, глядя на него.

– Марвин был самым младшим, – продолжал Бэб. – Замечательный нигер, непохожий на нас и нашего старика. Он закончил школу и хотел поступить в колледж, но, конечно, не имел столько денег. Тогда он добровольно пошел служить в армию, только так эти козлы согласились оплатить его учебу. – Он не отрывал взгляда от коричневой жидкости, которую гонял по кругу вдоль стенок стакана. Тупые ублюдки, они отправили его во Вьетнам. Таким образом, он стал еще одним невежественным Нигером, попытавшимся сломать систему и потерпевшим неудачу. Проклятье.

– Я посылал письма этому Нигеру каждую неделю. Я писал: «Послушай меня, Марвин, будь осторожен. Это война белых, поэтому смотри, чтобы с тобой из-за нее ничего не случилось». Но Марвин отвечал мне: «Ты не понимаешь, Бэб. Я – американец, и ты – американец, тоже. Здесь нет ни нигеров, ни белых. Здесь есть только мы и наши враги». Бедный дурень. Потом он написал мне, что его взвод ночью попал в засаду. Он и еще один парень, оставшись в живых вдвоем из всего отряда, продолжали держаться. На следующее утро группа морских пехотинцев нашла их, прикрывавших тылы друг другу, а вокруг валялась куча трупов партизан. Марвин стал героем и должен был получить Серебряную Звезду.

– А потом случилось вот что. Уже сам возглавляя патруль, он нарвался на мину, и все, что от него осталось – голова и кусок груди, – отправили домой в сосновом ящике, обернутом в американский флаг, к которому была приколота Серебряная Звезда! На кой черт они мне нужны, а? – Блестящие точки появились в уголках его глаз. Он оттолкнул стакан от себя. – Не следовало мне пить эту гадость. Смотри, что вышло в результате! Проклятье!

Наклонившись через столик, Дайна взяла его ладони, похожие на лапы медведя, в свои и нежно погладила их, чувствуя тепло его кожи.

Он прочистил горло и, высвободив руки, убрал их со стола.

– Хватит об этом, мама.

– Так, так, так, Бэб. Вот это сюрприз.

Они оба одновременно повернули головы и увидели человека, стоявшего в узком проходе между столиками. Не будь они столь поглощены беседой, то наверняка заметили бы его в ту же секунду, как он вошел в ресторан. Во-первых, потому что он был одет во все серое с ног до головы, включая элегантные замшевые ботинки. На месте галстука у него красовался широкий шелковый платок. Однако еще более замечательной была внешность этого человека. Высокий и стройный он двигался с грациозностью животного, даже когда ему приходилось протискиваться в узкую щель между стульями. Длинные кисти рук его заканчивались короткими, на вид очень сильными пальцами. Тыльные стороны ладоней, испещренных множеством мелких пятнышек, заросли золотистыми волосками. Узкое лицо его, казавшееся еще более вытянутым из-за слегка прижатых продолговатых ушей и коротко подстриженных вьющихся рыжих волос было все усыпано веснушками. Широко расставленные, полуприкрытые тяжелыми веками, бледно-голубые глаза казались бесцветными в ярком свете. Хищный рот и острый, выступающий вперед подбородок придавали его лицу свирепое выражение.

На лице Бэба медленно расплылась улыбка. Подняв руку, он произнес:

– Дайна, перед тобой Аурелио Окасио. Алли, ты присядешь к нам?

– Если ты не возражаешь. Юная леди... – Окасио взял ее руку, собираясь поцеловать, однако, подержав ее навесу несколько мгновений, передумал. Этого времени было достаточно для Дайны, чтобы ощутить, как холодны его пальцы, пахнущие одеколоном. Он уселся рядом с девушкой, напротив Бэба, сделав знак двум темноволосым пуэрториканцам, которые тут же опустились за маленький столик на двоих, стоявший возле стены неподалеку от входа.