Тайна Иеронима Босха - Демпф Петер (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
— Что вы делаете в такой час на улице, Петрониус?
Подмастерье вздрогнул. Перед ним стоял закутанный в темную одежду Якоб ван Алмагин.
— Я видел, как вы от кого-то убегали. Вам нужна помощь?
Петрониус с недоверием смотрел на ученого. Откуда идет меестер? Может, это ученый муж шел тогда за ним? Подмастерье злился, что не рассмотрел своего преследователя лучше. Он не мог сказать точно, был ли это Якоб ван Алмагин.
— На улицах полно сброда, — ответил юноша и откашлялся в кулак, — и лучшее средство избежать неприятностей — скорость.
Алмагин сдержанно засмеялся и указал на сумку:
— Вижу, вы справляетесь, но сумку лучше оставлять дома. Ее вид может навести на преступные мысли.
С этими словами ученый, не дожидаясь ответа, отправился дальше. Петрониус смотрел ему вслед. Ученый остановился там, где Петрониус выкинул в воду клочки бумаги, наклонился, поднял что-то и, как показалось подмастерью, бросил в воду какой-то предмет. Но он мог и ошибаться.
XVIII
— Вы с ума сошли?
Никогда Петрониус не видел своего учителя таким разгневанным. Мастер нервно дергал полу своей куртки.
— Вы что, не могли сделать вид, что согласны с предложением патера? С того несчастного случая доминиканец занят только тем, что тайно настраивает против нас горожан. Они обрабатывают дом за домом, семью за семьей. Вынюхивают, подслушивают и сеют недоверие. Вы знаете, что люди говорят об адамитах?
Босх широкими шагами мерил мастерскую. Он размахивал кистью в левой руке, будто мечом. Палитра лежала на мольберте перед картиной, на которую мастер только что нанес последние штрихи, и свежая краска еще блестела.
— Если бы мы что-нибудь знали об этом! — бормотал мастер.
Петрониус неожиданно вспомнил о рисунке, который передал ему Питер. Он неуверенно переступал с ноги на ногу. Юноша был смущен, поскольку не вручил картину по назначению, а еще и потому, что в порыве ярости рассказал о своем соглашении с патером Берле.
— Я думал, сотрудничество с инквизитором…
— Оставьте! Это все второстепенно. Они открыто обвиняют нас в проведении оргий во время службы. Только больное воображение этих высохших монахов могло породить такое!
Но это еще не самое страшное преступление, которое нам приписывают. Ходят слухи, что мы приносим в жертву людей. В последнее время на улицах пропало несколько детей, и их не нашли. И теперь они хотят узнать, у кого на совести жертвы. Конечно, на совести братства. А вы своим необдуманным поведением подливаете масла в огонь.
Петрониус и мастер Босх стояли друг против друга. Художник изучал ученика.
— Я полагаю, ваша ошибка — это не проявление отваги, а следствие непонимания последствий в этой опасной игре не на жизнь, а на смерть.
Мастер повернулся к подмастерью спиной и снова подошел к картине, придирчиво ища ошибки и неточности в своем произведении. Он долго стоял перед ней, не произнося ни слова. Казалось, Босх забыл о существовании Петрониуса. Вдруг он обернулся и пристально посмотрел на ученика:
— Я опасаюсь, что на днях протрубят призыв к травле братства. Патеру Иоганнесу нужен успех, а несчастный случай с дочерью бургомистра предоставил ему долгожданный повод. Так как дьявола, толкнувшего девушку, не нашли и, похоже, уже не найдут. — Мастер Босх не сводил глаз с Петрониуса. — Вы так же хорошо, как и я, знаете, что все было подстроено. Доминиканец сам отдал приказ травить нас. И он точно знал, чем закончится представление.
Петрониус отважился прервать мастера:
— Многие знали это, не только патер.
— Вы правы, слишком многие.
Тяжело вздохнув, Босх повернулся к картине. Художник решительно смешал краски, затем взял кисть из трех волосков и уверенно брызнул на землянику, находившуюся на голове одной из фигур. Символ любви в одно мгновение превратился в череп, знак жизни стал символом смерти.
— Кто подает вам эти мысли, мастер Босх? — отважился спросить Петрониус, удивляясь своей смелости. — Или вы все выдумываете сами? Введение в любовь, отношения персонажей между собой…
— Никто не может сам выдумать такое. Каждая ветка, каждая скала на картине имеют значение. Все они несут тайный смысл. И только внешне мир кажется зрителю демоническим.
— Это как текст, нужно только знать алфавит, — продолжал Петрониус.
Он повторил слова из ночного разговора. Мастер обернулся, и на мгновение на его лице отразился ужас. Затем оно вновь стало безразличным.
— Вы знаете алфавит?
— Только то, что я услышал на проповедях.
Босх задумчиво кивнул:
— Это обстоятельство мне не нравится. Картине вредит постоянное перемещение. Она не должна попасть в руки патера неосвященной. И тут мы подошли к главному… Петрониус Орис из Аугсбурга, дайте мне слово. Когда начнется травля, доставьте картину в Оиршот. Пусть ее там освятят. Священник уже в курсе, он благословит ее. Картина не должна попасть на костер. Пусть лучше пройдут столетия, пока люди снова смогут прочесть ее. И не важно, что произойдет с вами, со мной. Обещайте мне это!
Мастер так близко подошел к Петрониусу, что в нос ему ударил кисловатый запах тела художника.
— Обещайте мне это!
Иероним Босх стоял перед Петрониусом, протянув руку, и подмастерье пожал ее, глядя учителю в глаза.
— Да отсохнет ваша рука, если нарушите клятву, — добавил Босх.
Голос его звучал так, что по спине подмастерья пробежал холодок.
— Теперь я поведаю вам одну из тайн картины. Подойдите ближе.
Босх потянул подмастерье к картине и указал на фигуру, которая пряталась в правом нижнем углу в своего рода пещере; взгляд ее был направлен прямо на зрителя.
— Видите этого человека? Что бросилось вам в глаза?
Петрониус подошел ближе. Освещения мастерской хватало, чтобы рассмотреть детали.
— Справа от него стоит колонна, на ней — стеклянная чаша. Чаша украшена жемчугом, и в ней сидит птица.
Мастер улыбнулся и тоже наклонился к картине, будто эта сцена была для него такой же незнакомой, как и для Петрониуса.
— Интересное наблюдение, Петрониус. Эта птица — индийский дрозд. Прекрасный певец с мелодичными, звонкими песнями, разносящимися далеко-далеко. Я знаю эту птицу по ее чучелу. Дрозда кормит второй дрозд, находящийся за пределами чаши. Две мужские особи, которые тайком суют друг другу разные предметы. Эти птицы — прекрасный пример того, что в мире нет ничего бесполезного, не исключая пения пернатых братьев и сестер. Даже они радуют наш слух и показывают нам свою божественную прелесть. Разве мы чувствуем себя не так, как эти птицы? Разве не заперты в стеклянную сферу и не видим только то, что находится прямо перед нами и что дают нам в виде подкормки другие, знающие? Здесь празднуют своего рода свадьбу, передают переходящее из глубины веков сладкое знание.
Мастер Босх помолчал.
— Но я имею в виду тот образ. Вам в нем ничего не кажется особенным?
Петрониус рассматривал фрагмент.
— Если не ошибаюсь, это единственный одетый человек на картине, — ответил подмастерье на вопрос учителя.
— Правильно. Он одет. Мужчина, и одет, — рассеянно добавил мастер, — и он показывает на…
— …на женщину, которая, по моему мнению, может быть Евой. Она держит в правой руке яблоко. Я нахожу в ней женские признаки, хотя все они скрыты сферическим отражением хрустальной чаши.
Мастер Босх закашлялся от смеха и кистью указал на фигуру женщины.
— Ее покрывают пять печатей: одна на груди, на шейной артерии, на артериях локтей, и пятая закрывает рот. Она пророчица, жрица, Ева адамитского рая. Она — знающая. Ей известна тайна крови, она помощница…
Шаги на лестнице стали громче. Мастер Босх прервал объяснения, прислушался. Потом снова повернулся к подмастерью. Если Петрониус правильно понял, к ним поднимался Якоб ван Алмагин. Торопливо, будто хотел избавиться от еще одной тайны, мастер указал на фигуру мужчины. Глаза художника вспыхнули, как у совы, на бледном лице.
