Испытание - Моррелл Дэвид (книги полностью бесплатно TXT) 📗
В горле и груди ее хрипело и булькало. Он поворачивал её с боку на бок, на время ей становилось лучше, но с каждым восходом солнца оставалось все меньше надежды. Однажды ночью она стала бредить, вспомнила дом, бормотала что-то о школьной форме, которую надо приготовить на завтра, о том, что надо ложиться спать. Он смотрел на ее слипшиеся, мокрые от пота, сальные волосы и вспоминал, как любил расчесывать ее светло-каштановые кудри после купания. Как-то раз они принялись сочинять стишки — почему-то про какашки — и хохотали до упаду.
Потом она просила у мамы разрешения пригласить в гости подружку и позволить ей переночевать…
Наутро она умерла.
Борн не пошевелился, услышав ворчание пса, грызущего кости. Он сидел, уставившись в ее широко распахнутые остекленевшие глаза. Потом, очнувшись, протянул руку и опустил ей веки, пытаясь представить себе, что она просто спит.
Прошло, наверное, немало времени, потому что снова послышалось ворчание пса, но он оставался все в той же позе, наблюдая, как светлеет кожа и заостряются черты ее маленького лица. В пещере стало темнеть. Борн понял, что просидел целый день, и решил подняться, чтобы захоронить тело. Нельзя держать ее у костра. Под левой стенкой выкопал продолговатую нишу и уложил ее там.
Потом долго лежал, незаметно заснул, проснулся, вынул из ниши тело и снова сел неподвижно, продолжая вглядываться в мертвое лицо. Через какое-то время испугался, что тепло костра может повредить ей, убрал обратно и обложил, снегом.
Выбравшись наружу, помочился, не отходя от пещеры и щурясь от яркого солнца. Рядом желтели еще два замерзших пятна. Значит, вчера он дважды выбирался из своей норы, но даже не помнил об этом. Бросил равнодушный взгляд на обглоданный лошадиный скелет и уполз обратно. Автоматически набрал снега в банку, растопил, выпил — и все это время не отводил глаз от Сары. Беспокойство о сохранности тела заставило его углубить нишу и поплотнее присыпать снегом. Каждое утро он осторожно отгребал снег и всматривался в мертвое лицо, боясь увидеть признаки разложения. Костер он разводил теперь только снаружи, чтобы пожарить мясо. Усилием воли заставлял себя проглотить пару кусков, не испытывая никакого желания и не ощущая вкуса еды. Ему нужны были силы, чтобы добывать дрова для костра, за которыми приходилось уходить все дальше и дальше. На обратном пути он каждый раз боялся, что пес залезет в пещеру и доберется до Сары. Но этого не происходило.
Каждое утро, как ритуал, он начинал с того, что рассматривал лицо дочери. Пес постепенно вгрызался в остатки туши, и Борн однажды понял — и эта мысль пронзила его, — даже если бы Сара не умерла раньше, им обоим все равно грозила бы голодная смерть. Мяса оставалось слишком мало. Впрочем, еды не хватит и ему одному из-за этого пса. Борн ломал голову над тем, как отогнать его от конской туши. Он пытался сделать вид, что уходит за дровами, и прятался поблизости, надеясь пристрелить его; не спал ночами, прислушиваясь и ожидая его появления… Но пес приходил только тогда, когда Борн действительно отправлялся в лес или засыпал по-настоящему. Вскоре от кобылы остался практически один скелет. Он отламывал кости, вываривал их и пил этот мясной бульон, высасывал костный мозг, словом, извлекал из останков все, что было возможно. Пытаясь занять чем-нибудь голову и руки, однажды он придумал выломать пару больших ребер, связал их между собой полосками конской шкуры, поперек привязал кости помельче и тщательно переплел всю эту конструкцию, потом сделал то же самое еще с одной парой ребер. Получились замечательные снегоступы. Не в силах изобрести еще что-нибудь полезное, просто выбросил обглоданные добела мослы собаке.
Чем еще занять себя, он не знал. Припрятав подальше несколько последних кусков конины, он днями и ночами просиживал в пещере, изредка поглядывая на окоченевший труп дочери. Пришла мысль попробовать спуститься в долину на снегоступах, но не хотел оставлять тело здесь и не мог взять его с собой. А главное, с тем запасом мяса, что у него есть, он далеко не уйдет. Первая же сильная пурга прикончит его. Оставалось сидеть и ждать.
Несколько теплых дней подряд настроили Борна на мысль о начале весны, но он и сам понимал, что это иллюзия. До прихода весны было еще очень долго. Действительно, скоро вернулись морозы, еще более жестокие, чем раньше, и ему пришлось расходовать больше дров. Против своей воли однажды он снял с Сары свитер и сделал из него подобие шерстяного шлема, укрывавшего голову и плечи. Правда, куртку ее он не тронул: сама мысль о том, что она будет лежать раздетой в снегу, казалась ему ужасной. В какой-то момент остановились часы. Он постоянно чесался, потому что тело от грязи и голода покрылось коростой и язвами.
В какой-то день пес забрался в пещеру и лег у входа, не мигая уставившись на Борна. В полудреме он даже не заметил момента его появления.
Пес повернул морду к куску мяса, который Борн уронил в снег. Потом перевел взгляд на человека и подполз чуть ближе. Борн выхватил пистолет и взвел курок, целясь собаке в глаз. Пес подполз еще ближе. Он подумал, что если убьет его, то обеспечит себя мясом на какое-то время и, может, появится шанс пережить зиму, но потом решил, что еще одна-две недели не имеют никакого значения. Это его не спасет. Может, от того, что он еще не пришел в себя после сна, а может, и потому, что уже стало на все наплевать, Борн опустил пистолет, оторвал кусок мяса и кинул псу. Тот поймал его на лету и мгновенно проглотил. Борн тут же пожалел об этом и потянулся за пистолетом, но пса как ветром сдуло. Чертыхаясь, он откинулся на спину, потом встряхнулся, выполз из пещеры — но пса не было видно. Чертыхнувшись еще раз, он растянулся у входа и снова впал в забытье.
Через два дня все мясо кончилось.
Он вспомнил, как рассказывал Саре о том, что человек может прожить трое суток без воды и три недели без пищи. Понимая, что должен встать, сделать что-нибудь, он продолжал лежать в пещере. Начались галлюцинации. Ему чудилось, что пес вернулся, он сумел застрелить его, освежевал и уже ест теплое собачье мясо. Потом искал тот кусок конины, который бросил собаке. Всплывали истории об авиакатастрофах в горах, когда люди, оказавшись без пищи, начинали есть трупы. Подумал о Саре и замотал головой, отгоняя наваждение. Может быть, дело дойдет и до этого. Он не мог поручиться за себя. Табу на каннибализм действует до тех пор, пока мозг в состоянии контролировать чувства; со Временем, Борн знал это, человек может превратиться в животное, готовое сделать все, что угодно, лишь бы остаться в живых. В одно утро он может проснуться и откопать ее тело. А на другой день попробует убедить себя, что Сара бы не осудила его. Затем однажды вечером он попытается отрезать маленький кусочек, в ужасе остановится, но все равно сделает это, изжарит мясо, попробует его на вкус. Его, может быть, вырвет, но он заставит себя проглотить его. И постепенно привыкнет, будет делать это без особого отвращения и даже утешая себя мыслями о мистическом соединении с Сарой…
Он уже не помышлял о том, чтобы выйти наружу и собрать дров; просто сидел в пещере, пил воду и чувствовал, как велика стала ему его одежда. В мозгу крутилась одна и та же картинка: пес возвращается, он поднимает пистолет, стреляет и ползет к нему с ножом…
В какой-то момент он вдруг понял, что это не галлюцинации: пес действительно стоял у входа и глядел на него. Борн поднял пистолет, убеждая себя: если я его не убью, он загрызет меня. Уже спуская курок, он внезапно заметил — по линии прицела, — что пес что-то держит в зубах. Через мгновение он отказался от своей мысли.
Кролик!
В зубах пес держал кролика. Он сделал пару шагов по направлению к Борну и разжал пасть. Борн ничего не мог понять. Если пес поймал кролика, почему он, черт побери, не сожрал его? Зачем притащил его сюда? Почему выронил его здесь и отступил назад, но не ушел, а растянулся на брюхе, как в прошлый раз?
Потом его осенило. Мясо. Псу понравился вкус жареного мяса. Борн схватил кролика, взрезал его, выпотрошил, содрал шкурку, разделал на куски, насадил на вертел и сунул в огонь. Ощущая дикий голод, он кое-как обжарил мясо и уже вцепился было в него зубами, но тут пес зарычал, напоминая о себе, и Борн кинул ему кроличью лапу. Теперь они принялись за еду вместе.
