Фирма - Рыбин Алексей Викторович Рыба (читать книги без регистрации TXT) 📗
— Примерь.
— Думаешь, подойдет?
— Подойдет, — уверенно сказал Кудрявцев. — Точно говорю, подойдет. И Ленке подойдет.
— С чего бы это такие подарки? — восторженно спросил Толик, надев на палец кольцо. Оно, как и говорил Роман, пришлось впору.
— Не знаю… Не знаю, Толя.
— Да? И Ленке, говоришь, подойдет? Он что, этот Георгий Георгиевич, ясновидящий?
— Почти, — кивнул Роман.
— А почему он расщедрился-то? Он же меня совсем не знает.
— Зато меня знает, — сказал Роман. — А ты мой друг. Вот таким образом выказывает мне свое уважение. Он человек восточный. Как там у них? «Друг моего друга — мой друг»…
— Нет, там вроде «друг моего врага — мой враг»… Или «враг моего врага — мой друг»… Не помню.
— Не важно. Ладно, давайте глянем, что тут еще нужно сделать.
Роман снова принялся осматривать стол, явно желая перевести беседу в другое русло.
Свадьба удалась на славу и продолжалась вместо запланированных двух все четыре дня. Толик выплатил Ленке причитавшийся ей гонорар, но воспринимал эти деньги уже не как плату за прописку, а как свой личный свадебный подарок.
Действительно, Ленка пришлась ему по сердцу, да и он ей, кажется, тоже. Во всяком случае, они стали жить одним домом, и все бы хорошо, да только деньги Бояна, оставшиеся от последних художественных акций, устроенных Алжиром вскоре после свадебных торжеств, закончились подчистую.
Когда Толик понял, что через неделю у него не останется денег не то что на посещение ночных клубов и поездки на такси, но даже на колбасу и сахар для утреннего кофе, не говоря уже о самом кофе, его, как уже часто бывало в последние годы, озарила новая мысль.
Идея была до смешного проста, лежала на поверхности и вместе с тем сулила хорошие дивиденды. А главное, в том, что он задумал, Толик обходил Алжира, который еще не приступал к разработке этого направления.
После провала путча, когда друзья-авангардисты нежились в лучах победившей демократии и тешили себя надеждой о скором пришествии капитализма в России, Толик решил в очередной раз разыграть карту диссидента и в результате добиться того, чего многие из диссидентов успешно добивались. То есть изобразить сокрушенного несчастьями и гонимого художника и попросить у богатых западных партнеров денег. Да побольше. Времена уже не те, чтобы пара сотен долларов могла спасти несчастного талантливого художника. Какая там пара сотен, какая там даже пара тысяч — у него ведь глобальные проекты, у него нешуточная известность, его парой тысяч не спасешь. Тут разговор должен идти о гораздо более серьезных вещах. О перспективном сотрудничестве.
Под перспективным сотрудничеством Толик понимал долговременное и постоянное обеспечение западной стороной себя и своей жены. Что-то вроде стипендии, нечто типа меценатской помощи, чтобы он мог нормально работать и жить в России. А произведения его — пожалуйста, забирайте, уважаемые господа спонсоры, пользуйтесь, выставляйте у себя в галереях, продавайте, дарите любовницам или любовникам…
Новизна заключалась в качественно ином подходе к поиску спонсоров. Алжир искал просто богатых людей, не обращая внимания ни на их социальную принадлежность, ни на круг интересов, ни на положение в обществе. Толик решил проблему по-другому. Сделав множество телефонных звонков в Штаты, поболтавшись по московским ночным клубам так называемой нетрадиционной ориентации, он жестко определил для себя направление следующего удара по валютным резервам иностранных богатеев.
Будучи свободным от разного рода предрассудков, он решил выдать себя за гея, страдающего, несмотря на все достижения победившей демократии, от гонений государства и суда общественного мнения, за преследуемого гомосексуалиста, которому не дают полноценно работать в России и которого стараются всеми силами уничтожить не просто как художника, а, чего уж там мелочиться, в самом что ни на есть физическом смысле.
Толик диву давался тому, как это никто из его дружков-художников не вышел на эту идею раньше — стеснялись они, что ли? Боялись косых взглядов на родине?
Стоило ему забросить в Нью-Йорк информацию о себе как о страдающем гее, как в дом Ленки Росс посыпались письма, затрещали телефонные звонки с приглашениями в нью-йоркскую «коммьюнити», рекой полились обещания, что вся Кристофер-стрит ждет не дождется гонимого и талантливого русского педераста и что лучшие галереи Гринвич-виллидж будут рады принять его работы.
Толик быстро оформил выездные документы, получил визы, съездил на день в Петербург для консультаций с Буровым, вернулся в Москву и тут же вылетел вместе с молодой женой в Нью-Йорк, взяв с собой несколько картин, которые состряпал на даче Романа за две недели «медового месяца».
Однако события в Нью-Йорке начали развиваться совершенно непредвиденным образом. «Голубые» с Кристофер-стрит встретили Бояна и его супругу настороженно — обвести их вокруг пальца оказалось совсем не так просто, как молодому авантюристу виделось из Москвы. По правде говоря, обвести их вокруг пальца оказалось просто невозможно. Нужно было доказать свою принадлежность к этому веселому, пестрому и очень изолированному «сексуальному меньшинству» на деле, а не на словах. Громких заявлениях в американских газетах было явно недостаточно.
Особенную неприязнь делегации нью-йоркских геев, встречавших Бояна в аэропорту, вызвало появление его жены. Как Толик ни пытался на ломаном английском объяснить господам в кольцах, серьгах и браслетах, что Ленка — тоже представитель московского сексуального меньшинства, известнейшая в Москве лесбиянка, и что брак их — чистая фикция, лица американских геев не расцветали обязательными улыбками.
В первый же вечер Толику был устроен импровизированный экзамен на прочность — вечеринка, организованная в одном из ночных клубов Гринвич-виллидж, плавно перетекла в двухэтажную квартиру на Бликер-стрит, принадлежавшую хозяину клуба, и там общее веселье грозило закончиться непринужденной групповухой совершенно конкретной направленности — кроме Ленки, ни одной женщины в распоясавшейся в прямом и переносном смысле слова компании не было.
