Вирус - Цзюнь Цай (читаем книги TXT) 📗
Я вынул голову из коробки. Точно так же несколько дней назад я вынул из старого чемодана голову императрицы. Глаза Сянсян были закрыты. Опять я ощущал столь знакомый аромат. Я прижал голову к груди, крепко-крепко обнял ее и снова потерял всякую власть над собой: слезы ручьями потекли из моих глаз.
Сянсян. Сянсян. Моя Сянсян.
Я вообразил, что любил тебя в ту ночь, а на самом деле ты давно навеки рассталась со мной.
Сянсян, я вечно буду помнить тебя.
ЦИНМИН
Еще не рассвело. Небо было усыпано звездами. Как в ту ночь, когда мы с Сянсян сидели возле озерца и звезды падали на нее с неба.
На кладбище никого не было. Я перелез через ограду и медленно пошел среди густого леса могильных стел. Наконец я дошел до могилы Сянсян. Она, как всегда, улыбалась мне с портрета. Я открыл чемодан, в котором покоилась голова Сянсян.
Она тоже не изменилась со временем – возможно, благодаря могучим чарам императрицы. Прошло уже больше месяца – никаких перемен. Все это время голова была у меня дома. Я никак не мог расстаться с ней.
Сянсян. Любовь моя.
В конце концов я решился захоронить ее. Пусть она возвратится в землю. Пусть ее те-ло обретет свою голову. Нельзя, чтобы повторились события, идущие наперекор естественным законам природы. Жизнь есть жизнь. Смерть есть смерть. Смерть – это исчезновение души и тела. Исчезновение без тени, без следа, без призраков и нетленных тел.
Жизнь не должна длиться вечно.
Вечна только смерть.
Я уже сделал выбор.
События последних дней избавили меня от страха перед смертью, я даже приобрел какой-никакой навык в рытье могил. Ломом я поднял мраморную могильную плиту под стелой Сянсян. Ее «подземным дворцом» было узкое – в несколько десятков сантиметров – пространство, посередине которого покоилась урна с прахом.
Я осторожно вынул голову Сянсян из чемодана и бережно положил рядом с урной. Пусть ее голова обретет свое тело.
Я быстро сбегал к ближайшей клумбе, накопал там земли и принес ее на могилу Сянсян. Я насыпал землю в миниатюрный «подземный дворец». Черная сыпучая земля протекала сквозь мои пальцы, закрывая лицо Сянсян, ее волосы, уши, рот, потом глаза и нос. В последний раз я видел лицо Сянсян, такое безмятежное и спокойное, источавшее удивительный аромат. Когда последний комок земли проскользнул меж моими пальцами, голова Сянсян полностью скрылась из глаз. Больше я никогда не увижу ее.
Я привел в порядок могилу Сянсян, дабы никто не заметил, что кто-то сдвигал могильный камень.
На прощание я поцеловал фотографию Сянсян.
В окрестном лесу запели птицы, предвещая скорый рассвет. Последний прощальный взгляд на могилу.
Прощай, Сянсян.
Прощай, любимая.
До встречи, любимая.
Я ушел с кладбища. Дорога к автобусной остановке шла через поле. Я месил ногами грязь, порой попадалась желтая, как золото, глина. А в воздухе мне все чудился аромат Сянсян.
Я слишком долго пробыл на кладбище. Сейчас – ранним утром – меня окружает множество людей.
Сегодня праздник Цинмин – день поминовения. Поэтому многие приходят в такую рань на кладбище, чтобы воздать память своим усопшим родственникам. Повсюду к небу тянутся голубоватые дымки сжигаемых поминальных денег.
День поминовения – праздник Цинмин.
День поминовения – зимнее солнцестояние.
Как странно: все началось в день поминовения. И все закончилось в день поминовения.
Как это странно.
Я стою среди цветущего рапса и вспоминаю все, что случилось со мной. Уже наступил Цинмин, а мне все это представляется одним длинным кошмарным днем.
Все должно завершиться.
Е Сяо уже сказал мне, что за последний месяц в нашем городе, как и по всей стране, не было ни одного беспричинного, немотивированного самоубийства, число которых в предыдущие два месяца множилось с каждым днем.
Вирус, одно название которого пугало интернетчиков, исчез будто сам собой. Никто больше не будет так страшно умирать, потому что Она обрела то, что желала получить.
«Да, – думал я, – кошмар закончился».
В десять утра вместительный автобус, битком набитый возвращающимися с кладбища людьми, привез меня в город.
Я снова ощутил вкус большого города. Мне надо было проехать еще несколько станций на метро. Я спустился под землю. Подошедший поезд был переполнен.
Из открывшихся дверей вышло множество людей. И вдруг среди мужских и женских лиц, которые мелькали передо мной в круговороте толпы, я увидел знакомое.
Неописуемо прекрасное, ни с кем не сравнимое лицо.
Императрица!
Это ее голову я откопал в старом дворе. Прекраснейшая женская головка прочно сидела на плечах. Никакого рубца или шрама не было на нежной шее.
Ее имя – Алутэ Сяочжи.
Она увидела меня и радостно улыбнулась.
Я неподвижно стоял в толпе. Меня толкали со всех сторон, а я стоял и смотрел на нее.
«Осторожно, двери закрываются!» Поезд тронулся и, набирая скорость, скрылся в туннеле. Постепенно платформа опустела. Вокруг никого.
Только она и я.
– Здравствуй, – сказала она мне.
На ней было красивое белое платье. Именно такие можно увидеть в витринах модных магазинов на авеню Хуайхайлу. Она была точно такой же, как и многие двадцатилетние девушки на шанхайских улицах. Только очень красивая.
От смущения я, как всегда, не мог произнести ни слова. Я даже не знал, как мне следует обращаться к ней. Императрица или Сяочжи?
Единственное, что я сумел выдавить из себя, это:
– Как тесен мир. Ужасная банальность.
– Да. Ты в порядке?
– Все хорошо. А ты?
– Я же говорила тебе, что сейчас работаю в фирме информационных технологий, – сказала она с улыбкой.
– О, все может наладиться, – выдал я в ответ. Я и сам не понял, что я такое сказал.
В это время подошел следующий поезд. Я решил, что мне лучше уйти, и попрощался:
– До свидания.
– Мы еще непременно увидимся, – сказала она.
В битком набитом вагоне я протиснулся к дверям и прилип лицом к стеклу, чтобы еще раз увидеть ее, оставшуюся стоять на платформе.
Она была прекрасна.
Она помахала мне рукой на прощание.
Я помахал ей в ответ. Поезд медленно тронулся и, постепенно набирая скорость, окунул меня в темноту тоннеля.
Расширившимися глазами я смотрел в темное окно.
Я больше не боялся темноты.
ОТГОЛОСКИ
Моя жизнь похожа на стакан кипятка: [9] я снова живу скучно и тихо.
Мой роман так и не сдвинулся с места. Все, что тогда – еще в той, безмятежной жизни – виделось мне важным и интересным, оказалось глупым и пустым. У меня родилась мысль: написать обо всем, что произошло со мной за эти три месяца. Этот роман будет памятником тем, кто покинул меня и ушел навсегда.
Я включил компьютер и набрал:
«ВИРУС»
Долго я смотрел на открытую передо мной чистую страницу, не зная, что писать дальше. Я робел, будто начинающий каллиграф, не решающийся взмахнуть кистью.
От раздумий меня отвлек звонок в дверь. Я открыл. Передо мной стоял незнакомый мужчина лет пятидесяти.
– Здравствуйте. Вы ко мне?
– Да.
– Кто вы? – спросил я его.
– Меня зовут Хуан Дунхай.
Хуан Дунхай? Откуда он? Я так долго искал его. Я так хотел его встретить, а теперь от изумления лишился дара речи. Я попятился и неловко пригласил его войти.
Он был худощав, скуласт, глаза его ярко блестели. А лицо было все так же печально. Да, это Хуан Дунхай. Как я мог не узнать его? То же лицо, что и на фотографии в альбоме его родителей и на фотографии, стоящей на тумбочке в доме его покойной дочери. Только много седины в волосах, и кожа задубела, она намного темнее, чем на снимке. Мой гость вручил мне визитку, на которой было написано: «сотрудник Научно-исследовательского института биологии Хуан Дунхай».
9
Китайская поговорка. В данном случае означает, что жизнь стала пресной и обыденной. Сравнение не просто со стаканом воды, а именно с кипятком объясняется тем, что китайцы пьют исключительно кипяченую воду. (Прим. перев.)