До белого каления - Квиннел А. Дж. (первая книга TXT) 📗

Вечера для Нади были временем особенным. Она снова встречала его в заливчике, они вместе плавали, потом болтали. Ни о чем важном и серьезном они, как правило, не говорили, но беседа уже сама по себе укрепляла их чувства. Это было общение, не налагавшее никаких обязательств и именно потому создававшее ощущение легкости и теплоты от пребывания друг с другом. Возникал некий замкнутый мир, в котором они оба чувствовали себя уютно и счастливо. В нем не было места посторонним. Надя с радостью замечала, что он часто улыбается, даже иногда шутит, причем его юмор нередко сочетается с изрядной долей цинизма.

Он же, в свою очередь, нашел в Наде женщину незаурядного ума, притягивавшую его помимо прочего непостижимой для него эротичностью. Эта женщина могла заполнить его жизнь, не обременяя и не отягощая ее. После ужина они часто вместе куда-нибудь выходили. Сначала он приглашал ее, чтобы сделать ей приятное: он видел, что ей этого хочется. Для нее действительно было важно, чтобы люди видели их вместе, ей нужно было утвердить себя в обществе. Надя словно доказывала всем, что она – его женщина и совершенно этого не стесняется. Обычно сначала они шли в «Глиниглз», куда многие приходили после работы. Кризи как завсегдатай садился на крайний табурет у стойки бара. Он больше прислушивался к разговорам, чем участвовал в них, но время от времени делал замечания, не лишенные тонкости и остроумия. Надя устраивалась с ним рядом и обнимала его рукой за талию, как бы демонстрируя свое право на этого мужчину. Ни сплетен, ни пересудов их связь ни у кого не вызывала. Для Шрейка, Бенни, Тони, Сэма и всех остальных то, что произошло между ними, было в порядке вещей: дочка Шкембри с Уомо. Никаких вопросов это не вызывало, потому что в них видели достойную друг друга пару.

Как ни странно, единственным человеком, который вообще как-то отреагировал на их отношения, был Джойи. В тот день, когда Надя перенесла свои вещи в комнату Кризи, он помогал Джойи грузить мешки с луком в машину. Сначала Джойи молчал, потом внезапно сказал:

– Мне надо поговорить с тобой о Наде. Я – ее брат, и… в общем, я в курсе того, что происходит. Не хочу, чтобы ты заблуждался.

– В чем заблуждался? – мягко спросил Кризи.

Джойи пытался подобрать правильные слова.

– Ну… обычно, если кто-то совращает сестру своего приятеля в его же собственном доме, брат предпринимает соответствующие ответные действия.

– Я не совращал твою сестру.

– Знаю. – Джойи закинул в кузов мешок с луком, повернулся к Кризи и сказал: – Именно поэтому мне бы не хотелось, чтобы ты думал, что я не вступился за честь своей сестры. Если бы ты ее соблазнил или хоть как-то ее обидел, я нашел бы способ тебя проучить.

Кризи улыбнулся.

– Я в этом ни минуты не сомневаюсь. Надю я никогда и ничем не обижу… по крайней мере умышленно. Если только это будет в моей власти.

Еще какое-то время они работали молча, потом Джойи улыбнулся пришедшей ему на ум мысли и сказал:

– Вообще-то, если бы я даже и попытался вмешаться, Надя бы мне мозги сковородкой вышибла.

После «Глиниглз» они иногда ходили куда-нибудь поужинать – в Иль-Ктелль, Марсалфорн или в Та Сенк – в небольшой, но роскошный ресторанчик гостиницы, принадлежавшей одному итальянцу. Цены там были действительно высокие, но еда того стоила. Иногда они коротали вечер в «Барбарелле» – дискотеке, угнездившейся на склоне холма у Марсалфорна. Кризи это место очень нравилось – дискотека находилась в перестроенном специально для этой цели фермерском доме, танцплощадкой там служил внутренний дворик. На крыше под открытым небом был оборудован бар, где всегда хорошо дышалось, а до звезд, казалось, можно было дотянуться рукой. Кризи очень полюбил хозяина бара – Ченсу, застенчивого и улыбчивого скромного человека, который всегда был в курсе всех последних событий. Как правило, Кризи сидел с бокалом коньяка в руке и слушал музыку, а Надя тем временем болтала с приятельницами. Когда во время их первого визита Кризи грубовато пригласил ее на танец, она удивилась. Ей в голову не могло прийти, что он еще и танцует. Но Кризи оказался прирожденным танцором – он гибко двигался в такт музыке, почти закрыв тяжелыми веками глаза и словно купаясь в мелодичных звуках.

– Он движется с такой же неуклюжей элегантностью, как медведь, – рассказывал как-то Джойи матери. – Такое ощущение, что у него есть невидимая штепсельная вилка, которую он подключает к музыкальной системе.

Домой они всегда возвращались до полуночи. Надя никогда не просила его задерживаться позднее, прекрасно зная, какое физическое напряжение ждет его на следующее утро.

День они завершали в широкой кровати. Им всегда было хорошо вместе. Они постепенно открывали для себя тела друг друга, одаривая и получая наслаждение взаимного обладания. Он был ведущей силой, но силой нежной и заботливой. Она подчинялась, но делала это как равная с равным.

Потом, перед самым сном, наступал короткий блаженный промежуток времени – это были для нее лучшие минуты дня. Она всегда лежала чуть ниже, чем он, так, что голова ее покоилась на его груди. Он обнимал ее мускулистой рукой, и Надя чувствовала себя в его объятиях спокойно и безмятежно, как будто эта рука ограждала ее от всех несчастий и горестей жизни. Тела их были тесно прижаты друг к другу, ноги переплетены. В эти блаженные мгновения ее счастье было безмерным.

Лаура оказалась права: Надя ни разу не обмолвилась о его предстоящем отъезде. По молчаливой договоренности о будущем они не говорили вообще.

Кризи вышел из глубокой задумчивости, лишь когда они спустились с холма к Чиркевве и подъехали к пристани. Он вылез из машины и обернулся к водителю.

– Спасибо, Грацио. Увидимся на следующей неделе. Не забывай все время тренироваться, чтобы как можно быстрее менять обойму.

Грацио улыбнулся.

– Помню. Пока пальцы не заболят.

Кризи поднялся на паром и зашел в рулевую рубку. На этот раз за штурвалом стоял Микеле. Он сказал Кризи, что Салву наконец поймал свою рыбину – огромного серебристого леща.

– Он тебя весь день ждет в «Глиниглз». Если старик в ближайшее время оттуда не уйдет, он не то что приготовить эту рыбину как следует не сможет, он вообще забудет о ее существовании.

Но против всяких ожиданий Салву держался молодцом, на ногах старик стоял твердо. Бар был полон народу, шум голосов не стихал, Тони и Сэм работали не покладая рук. В углу стояли Джойи с Надей. Увидев Кризи, они крикнули:

– Мы приехали за тобой. «Лэндровер» уже починили.

Пробираясь к ним сквозь толпу, Кризи внезапно осознал, как ему будет не хватать всех этих людей. Шрейк о чем-то оживленно спорил с Бенни. Увидев Кризи, оба приветствовали его на традиционный манер:

– Как дела, Уомо?

– Как дела, Шрейк? Как дела, Бенни?

– Все в порядке!

Салву махнул рукой и передал ему кружку пива.

– Уомо, сегодня вечером ужинаем у меня. Наконец-то я ее поймал.

– Это та самая рыбина, Салву?

Старик усмехнулся.

– Да, та самая, что сорвалась с крючка в прошлом месяце.

– Откуда ты знаешь? – серьезно спросил Кризи.

Салву еще шире расплылся в улыбке.

– Потому что, когда я на этот раз снял ее с крючка, она взглянула на меня и сказала: «Господи! Неужели это снова ты?»

– Какой же этот лещ богохульник, – сказал Кризи с серьезным выражением лица.

– Не переживай, я за него исповедаюсь в воскресенье. А наказание свое он получит уже сегодня, в аду печи. Ты со своей девушкой приходи часам к восьми. Она тебе потом очень понадобится, боюсь, ночью ты один не доберешься до дома.

Вечером они сидели на кухне с высокими сводчатыми потолками в старом фермерском доме Салву, потягивали его крепкое вино и смотрели, как он готовит рыбу. Его дом был построен в шестнадцатом веке, и железная печь, скорее всего, относилась к тому же времени. Еще утром Салву почистил рыбу и весь день мариновал ее в вине с лимонным соком. Потом добавил в нее разных трав из многочисленных банок, на которых ничего не было написано, предварительно понюхав каждую и одобрительно хмыкнув. После этого он поставил рыбу в печь, подсел к ним за стол и налил себе кружку вина.