Выживает сильнейший - Келлерман Джонатан (книга регистрации .TXT) 📗
– Удушение и последующее размещение тела жертвы обычно свидетельствуют об изнасиловании. Есть ли уверенность в том, что его не произошло?
– Полная. Она была и осталась девственницей. А потом ты и сам знаешь, как насильники обходятся с телом: раздвигают жертве ноги, выставляя гениталии на всеобщее обозрение. Тут же все наоборот, Алекс. Когда я увидел первый снимок, поза показалась мне просто нереальной, будто лежит кукла.
– Игра в куклы, – слова эти почему-то получились у меня хриплыми.
– Прости, что пришлось взвалить на твои плечи еще и это.
– Насколько умственно отсталой она была?
– В деле утверждается, что «незначительно».
– Похищена и унесена на милю от сверстников. Сколько она весила?
– Восемьдесят фунтов.
– Значит, мы имеем дело с выносливым типом. Не могло ли случиться так, что девочка сбилась с тропинки и сама угодила в его лапы, что ей, так сказать, не повезло?
– Такая возможность тоже рассматривается. В соответствии с другой он выбрал жертву, руководствуясь какими-то мотивами. Если никто не слышал криков, то, вероятно, он прикрыл ей рот ладонью и потащил в сторону. Причем зажал не очень сильно – на коже ни царапин, ни даже следов пальцев.
– То есть ничто не указывает на то, что девочка сопротивлялась?
Майло покачал головой.
– А не была ли Айрит еще и немой?
– Говорить она умела, хотя и не слишком внятно. В основном на родном языке, иврите.
– Но кричать-то могла?
– Полагаю, да. – Майло допил молоко и смял пакет.
– Видимо, он исподволь выбирал жертву. Отыскивал самого слабого ягненка в стаде. Сколько всего детишек приехало?
– Сорок два школьника. Плюс четыре учителя и двое их помощников. Некоторые ребята были в инвалидных колясках и требовали особого присмотра. Тем большей свободой пользовались все остальные.
– И все же – столько народу и никто ничего не видел?
Указав на папки, Майло вновь качнул головой.
– Со всеми переговорили по два-три раза. С учителями, водителем автобуса, детьми – в той мере, в какой они могли отвечать.
– Часто школа организует подобные выезды?
– Раз в год на протяжении последних пяти лет.
– Администрация парка знала о предстоящей экскурсии?
– Да, туда приезжают из многих школ округи, и администрация всегда в курсе.
– Выходит, человеку, имеющему отношение к парку, не составило бы особого труда выяснить, когда и куда должны приехать больные дети. Легкая добыча.
– Приехавшие на место первыми Горобич и Рамос опросили всех школьных работников и сотрудников парка, включая и бывших. Единственное, что они раскопали, было давно закрытое дело против старой супружеской пары садовников, обвиненных когда-то в жестоком обращении с собственными детьми. Но и у них на тот день абсолютное алиби.
– Тщательно поработали, ничего не скажешь.
– Оба достаточно опытны, а поскольку преступление совершено против ребенка, отец которого к тому же дипломат, расследование было сразу взято под особый контроль. Как бы то ни было, результат остался нулевым, обоих отозвали и посадили на кражи автомобилей. Телефоны в Управлении надрываются от звонков.
– И начальство решило заменить двух детективов одним? Мне известны твои таланты, но...
– Да-да, я задал им тот же вопрос. Лейтенант только пожал плечами и спросил: "Как, Стерджис, разве ты не считаешь себя гением?" Не могу придумать ничего другого, кроме того, что израильтяне решили потихоньку убрать из нашей команды всех, кого считают ничтожествами, и не допустить утечки информации, которая подскажет какому-нибудь арабскому террористу идею открыть сезон охоты на детей других дипломатов. Относительно же того, почему выбор остановили на мне, – Майло пожал плечами, – скажу только, что, возможно, начальство вспомнило о деле Дивэна.
– Другими словами, ты обязан размотать все быстро и без лишнего шума. Ответственная миссия.
– От нее разит безысходностью, Алекс. Такое чувство, что кто-то просто подставил меня. Уж слишком много улыбок расточал лейтенант. – Майло принялся барабанить пальцами по картонной коробке.
Я раскрыл новую папку. Страница за страницей шли протоколы опросов членов семьи, школьных учителей. Полицейская поэма в прозе. Выплеснутая на бумагу человеческая боль без намека на сколь-нибудь стоящую информацию. Папка отправилась в коробку.
– Так, – буркнул Майло, – что еще мы имеем?
– Методичный, последовательный и трусливый. Может принадлежать к типу тех, кто предпочитает действовать на природе. Физически крепок. Возможно, был в детстве надоедливым ребенком, склонным к подглядыванию, с одной стороны, и выставлению себя напоказ – с другой. Достаточно умен, чтобы выждать, выбирая жертву, и затем замести за собой следы. Не исключено, что в повседневной жизни – педант. Насиловать жертву не захотел, ощущение опасности и погони было, видимо, для него более приятным. Главное – выследить дичь и загнать ее в угол.
Отыскать самого слабого в стаде...
– Не могу понять одного, – продолжал рассуждать я, – если он и в самом деле сознательно выбрал Айрит – то почему именно ее? Из всех детишек ее одну?
– Хороший вопрос.
– Тебе не кажется, что это может быть как-то связано с должностью ее отца?
– Отец утверждает, что нет. Если бы подоплека была политической, израильтяне приняли бы меры личной безопасности.
– Как дочь дипломата, обучалась ли Айрит каким-нибудь приемам самозащита? А может, особенности развития сделали девочку более легковерной и наивной, чем следовало быть ребенку ее возраста?
– Горобич сказал, что спрашивал ее отца об этом, но тот только отмахнулся от него, подчеркнув: убийство никак не связано с внутренним миром его дочери. Еще он заметил, что Лос-Анджелес – это дырка в заднице человечества, где полно маньяков и никто не может чувствовать себя в безопасности.
– И никого от этих слов не передернуло – как же, важная птица.
– Да, к тому же Горобич и Рамос фактически были согласны с ним. Как-то не походило, чтобы все дело упиралось в девочку. Скорее, какой-то долбаный извращенец сидел в кустах в ожидании любой маленькой и беззащитной жертвы. Как ты сам заметил, ему захотелось поиграть. Все было как бы понарошку. Господи, как я его ненавижу.
Майло заходил по кухне, раскрыл холодильник, заглянул в него, хлопнул дверцей и уставился в окно.
– С родителями ее ты виделся? – спросил я.
– Звонил. Отец обещал сообщить, когда сможет встретиться.
– Три месяца без каких-либо известий. Их скорбь легко могла уже перейти в ярость. Разговор с ними предстоит тяжелый.
– Да, – согласился Майло. – Но до этого время еще есть. А вот деревья лишены нервов, так почему бы нам не съездить на место?
Глава 4
Нам потребовалось менее получаса, чтобы, свернув с бульвара Сансет направо и оставив сбоку Пасифик-Палисейдс, добраться до парка. Никаких табличек или рекламных щитов – люди, которые уважают и любят природу, не станут портить ее приметами цивилизации.
Небольшая улочка, застроенная средних размеров особняками в стиле ранчо, незаметно влилась в сужавшееся шоссе. Жесткие, как щетки, ветви густого кустарника непременно оставили бы на бортах школьного автобуса свои отметины.
Выкрашенные в горчично-желтый цвет металлические ворота были закрыты на задвижку, но не заперты. Первое увиденное нами объявление оповещало посетителей о времени доступа в парк. До открытия оставался еще час. Я выбрался из нашей машины, на которой не было номерного знака, распахнул ворота, и мы въехали на территорию. Кустарник вдоль извилистой дороги сменился хвойными деревьями: сосны, кедры, кипарисы. Они росли так тесно, что образовывали настоящую стену – рельефную, темно-зеленую, почти черную. За ней могло скрываться что угодно.
Асфальт внезапно кончился, и машина въехала на довольно просторную поляну, напоминавшую по форме ложку. Земля, расчерченная запылившимися белыми линиями, поделена на одинаковые прямоугольники – стоянка. Майло заглушил мотор. Ближе к лесу тянулась полоса высохшей, вытоптанной травы футов десять шириной, на которой стояли три шатких складных столика, газонокосилка и несколько набитых, по-видимому, травой и мусором глянцево-черных пластиковых мешков. Дальше начиналась чаща.
