Брешь - Волковский Виталий Эдуардович (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗

Ниже было оставлено пустое пространство, потом текст продолжался, но теперь строки были неровными, нажим — слабым. Чувствовалось, что выводившая буквы рука теряла последние силы.

Снова пробел, а за ним последний фрагмент текста, едва различимый, так что Трэвису пришлось поднести листок к свету.

Трэвис перечитал все письмо заново и, когда закончил, ощутил, что, несмотря на теплую куртку, его пробирает холод. Потом ему на глаза попался уголок другой бумажки, едва видневшийся из кармана блузки миссис Гарнер. Он вытащил записку и развернул. Там было всего несколько строк.

Ощутив неловкость, будто он подглядывал в замочную скважину, Трэвис аккуратно сложил бумажку и вернул точно на то место, откуда достал.

Потом он наконец в первый раз присмотрелся к снегу за окнами правого борта, у которого сидела Эллен. И там увидел отпечатки ног и следы вездехода. Они обрывались у края снежного поля, ярдах в сорока от самолета, однако в том, куда эти следы ведут, сомнений было немного.

Глава

05

Пэйдж Кэмпбелл смотрела вверх, на сосны, пытаясь ускользнуть в сон. До сих пор ей удавалось это уже дважды — каждый раз, может быть, на минуту, не больше. Всего-навсего несколько крупиц покоя, но, о боже, они того стоили. С учетом того, что ей приходилось ждать, это помогало.

Разумеется, ей не было бы в этом нужды, имей она возможность оторвать голову от стола и приподнять всего на несколько дюймов. Приподнять, а потом ударить что есть сил затылком о столешницу. Проломить затылочную кость, раскроить череп, разбить, разорвать что-нибудь — что угодно. Три-четыре сильных удара, прежде чем человек с крысиной физиономией успеет остановить ее, — и все. Она была бы свободна.

Почему для этого требовалось так много? Почему простое желание умереть казалось неосуществимой мечтой?

Да по той простой причине, что упомянутый человек с крысиной физиономией хорошо знал свое дело. Потому что ее голова была накрепко примотана к дереву, равно как и все прочие части тела. Даже ее язык был намертво зафиксирован, с тем чтобы она не могла откусить его и захлебнуться в собственной крови. Вот почему вместо этого ей оставалось лишь пытаться провалиться в сон. Когда удавалось, это было сущим волшебством. Исчезали боль, тугие путы, нескончаемый, леденящий свет дня. Во сне Пэйдж оказывалась в знакомых ей, безопасных местах.

Первым из них был читальный уголок в ее комнате. Правда, в этом сне она ничего не читала, а просто проходила босыми ногами по каменным плиткам и пробегала ладонью по мягкой ткани обивки кресла.

Вторым местом был пляж города Кармел: Пэйдж запускала пальцы глубоко в песок, сквозь пропеченную солнцем поверхность в глубину, где он оставался прохладным. Она была там много лет назад, но во сне все тогдашние ощущения возвращались в мельчайших деталях.

Правда, возможность провалиться в сон представлялась редко. Это происходило, лишь когда воздействие снадобья ослабевало, в последние пять-десять минут до новой инъекции. Не прояви она осторожность, они, заметив это, сделали бы укол быстрее. Это значило, что закрывать глаза, хоть это и облегчило бы уход в сон, было нельзя ни в коем случае. Нужно было держать их открытыми, что, впрочем, и ладно. Ведь уснуть с открытыми глазами ей удавалось уже дважды.

Фокус заключался в том, чтобы смотреть не на небо, а на сосны. Свет при этом был не таким интенсивным, и ей не приходилось опускать веки.

Правда, сейчас это не срабатывало из-за отвлекающих факторов. Человек с крысиной физиономией и остальные налетчики перепирались всего в нескольких футах от нее, тараторя на своем языке с пулеметной скоростью. Когда-то Пэйдж нравилось звучание этого языка: она подумывала о том, чтобы избрать его в качестве дополнительной изучаемой дисциплины и отправиться на пару семестров за границу для погружения в языковую среду, а когда обстоятельства не предоставили ей такой возможности, сожалела об этом не один месяц. Сейчас ей казалось, что, окажись перед ней большая красная кнопка, способная волшебным способом вырвать язык любому мужчине, женщине или ребенку на планете, пользующимся этим наречием, она бы мигом нажала на эту кнопку. Не будь, конечно, ее рука тоже примотана к долбаному столу.

Перебранка закончилась, и она услышала приближающиеся шаги человека с крысиной физиономией. Подходившего к ней со шприцем.

На сей раз улизнуть в страну снов не удалось.

Слезы полились из глаз еще до укола, до того, как пришла боль. Пэйдж ненавидела себя за эту слабость, за то, что обнаруживала ее перед этими людьми, но ничего не могла с собой поделать.

Ее тело дернулось, когда острие иглы прикоснулось к коже рядом с пупком. Потом игла вонзилась в ее тело, и, хотя зелье должно было начать действовать только через несколько минут, она уже чувствовала, как оно, холодное и едкое, расплывается по ее желудку.

Сосны затуманились и поплыли, все тело задергалось, слезы хлынули ручьем. Попытки сдержать крики, которые здесь, в горах, надо думать, разносились очень далеко, ни к чему не привели: Пэйдж слышала свой голос, вновь, вновь и вновь повторяющуюся отчаянную мольбу. С этим она тоже ничего не могла поделать.

Потом затрещал подъемный механизм, и столешница поднялась в вертикальное положение: теперь тело Пэйдж не лежало, а висело на ремнях. И смотрела она не вверх, а в сторону.

Прямо в глаза ее отца.

Сам он был так же намертво привязан к основанию ствола ближайшей сосны, а голова зажата между двумя брусками так, чтобы он не имел возможности отвести взгляд и смотреть куда бы то ни было, кроме как прямо на нее.

Ее слезы струились по щекам. Его слезы стояли в глазах.

Тем временем человек с крысиной физиономией пропал из виду: он зашел позади нее, чтобы проделать то, что проделывал всякий раз. Сама Пэйдж этого, разумеется, видеть не могла, но на лице ее отца все его действия отражались лучше, чем в любом зеркале.