Час волкодава - Зайцев Михаил Георгиевич (книга регистрации TXT) 📗
– Нормальный чай... – Под пристальным взглядом жены Кеша отхлебнул неприятной по цвету и мерзкой по вкусу жидкости. Воистину мерзостью оказался напиток, состоящий из холодной некипяченой воды и плохо растворяющихся в ней чаинок.
– Ненормальный! И ты ненормальный, и чай ненормальный! Опять, наверное, Кешенька, завариваешь один и тот же пакетик по шестому разу, да? Все экономишь. А на даче у тебя второй год живет двоюродная тетка. У тетеньки, между прочим, московская квартира есть, но она, видите ли, обожает лесной воздух. Знаешь, за сколько можно сдавать такую дачу, как у тебя? Самое малое, за тысячу долларов в месяц! На мелочах экономишь, а хорошие деньги теряешь из-за ерунды, из-за тетки – любительницы лесных запахов... Открой форточку, пожалуйста. Надымил. Сегодня узнала, что ты у нас, оказывается, спортсмен-единоборец, но почему-то при этом куришь. Заботишься о своем здоровье и куришь, гробишь легкие одновременно... Странный ты человечек, любимый. Весь состоишь из противоречий. Но... – Марина склонила голову на плечо. Зевнула. Потянулась. Улыбнулась. – Но это мне в тебе и нравится, котик!.. Ох, чой-то я раскудахталась, запилила муженька. А если все время пилить, то и дерево не выдерживает... Ну его к черту, чай! Кончай курить, Кешенька, пошли баиньки. Твоей рыбке одной в постельке скучно. Пойдем.
– Сейчас. Только форточку открою и приду. Ты права, надымил я изрядно. Пожалуй, лучше не форточку, а окно открою. Обе створки.
– Обе не получится. Горшок с геранью на подоконнике помешает.
– А я его сдвину в центр.
– Ну-ну. Третий час ночи, самое время двигать горшки с цветами, курить, чаи гонять... Я пошла. Жду тебя десять минут под одеялом и засыпаю. Надумаешь успеть ко мне под бочок быстрее – почисти зубы. Целоваться с курящим мужчиной иногда приятно, но быстро надоедает. Я пошла...
Оставшись на кухне в одиночестве, Иннокентий первым делом выплеснул в раковину холодные помои из своего стакана, насухо вытер цепочку с бриллиантом, положил ее на стол возле других украшений. Затем, поднатужившись, сдвинул горшок с геранью к центру подоконника, открыл окно.
На том месте, где много лет стояла герань, на крашеных досках широкого подоконника осталась темная круглая отметина, похожая на лезвие косы. Той косы, с какой обычно изображали старуху смерть на старинных фресках, где с наивным примитивизмом и педантичностью прорисованы адовы муки, где грешницы с такими же пригожими, как у Марины, лицами корчатся в вечной агонии в раскаленной смоле, тщетно моля о прощении...
...Кеша проснулся в десять. Под утро ему приснился кошмар. Привиделась Марина в белом саване, с косою в холеной руке. Кеша убегал от нее через ночное кладбище. В лицо светила луна. Иннокентий знал, что надо добраться до кладбищенской ограды и тогда острое как бритва лезвие косы не сможет причинить ему вреда. За пределами кладбища женщина в саване и ее оружие бессильны. Но, как только Кеша подбегал к ограде, на пути у него из ничего, из пустоты возникала Марина, размахивалась косой, и он, повернувшись к ней спиной, снова бежал, спотыкаясь о могильные холмики, задевая кресты, рискуя ежесекундно провалиться в свежевырытую могильную яму. Добегал до ограды с другой стороны кладбища и снова сталкивался с Мариной. Тягучий ночной кошмар закончился тем, что Кеше все же удалось обмануть укутанную в белый, подернутый плесенью саван Марину. В сотый, тысячный раз подбежав к ограде, Иннокентий вместо того, чтобы, как обычно, пуститься наутек от призрака с косой, бросился в атаку и, применив прием из арсенала Вин Чун под названием «две белые змеи выползают из норы», выбил косу из рук Марины, перепрыгнул через ограду, рассмеялся, глядя на луну, но тут перед ним снова материализовалась Марина. На этот раз она возникла не из ночной черноты, а из ослепительно голубого лунного света. Марина вскинула вверх правую руку. На пальце блеснул белой вспышкой мельхиоровый перстень. Рассыпался мелкой крошкой камень, под которым пряталась крупинка. Малюсенькая горошинка выпала из углубления в мельхиоре на землю и покатилась к Кеше, с каждым мгновением разрастаясь, превращаясь в гигантский шар. В ужасе Кеша закричал. Не в силах двинуться с места, он стоял и смотрел, как приближается разбухшая до невероятных размеров горошина, зная, что от нее нет спасения, что спустя долю секунды таившаяся до поры в перстне с секретом смерть его настигнет, расплющит, раздавит, сотрет в порошок!
Кеша проснулся от собственного сдавленного крика. Вскинулся на подушках, протер рукой глаза. Посмотрел на круглый, как та горошина в кошмаре, циферблат будильника. Тонкая зеленая секундная стрелка бежала по кругу, уже отсчитывая мгновения одиннадцатого часа. Скоро ехать на кладбище. На встречу с Сан Санычем. Сдвинув горшок с зеленой, как стрелки будильника, геранью, Иннокентий запустил в действие некий механизм, часовую мину, которая в определенный Сан Санычем день и час разорвет в клочья только-только начавшуюся семейную жизнь Иннокентия, на первый взгляд такую мирную и беззаботную, лучащуюся фальшивым, словно поддельный бриллиант, счастьем.
– Проснулся, лежебока? – Марина, улыбающаяся, с мокрыми после утреннего душа волосами, обнаженная, с подносом, на котором дымилась чашечка кофе, вошла в спальню. – Кофе в постель не желаете, господин мой?
Марина присела изящно и поставила на покрытые одеялом колени Иннокентия поднос с легким завтраком. Кофе источал приторный аромат, бутерброд с ветчиной благоухал свежестью, однако забурливший было голодный Кешин желудок притих, едва близорукие глаза заметили мельхиоровый перстень на пальце Марины.
– Спасибо за завтрак в постель. – Кеша аккуратно взял поднос, протянул его обратно Марине. – Завтракать сегодня остерегусь.
– Почему? – Марина подхватила поднос неловко, расплескав кофе. – Что случилось? Чем я не угодила любимому мужу?
– Ты ни при чем. Вчера в ресторане съел мясо, похоже, не свежее. Подташнивает...
– Тошнит тебя от непомерного курения и дурного чая по ночам!
– Возможно. – Кеша поднялся с постели. – Но все же на тот случай, если я отравился мясом с душком, сегодня решил поголодать. Йоги вообще советуют голодать раз в неделю.
– И на второй день медового месяца твои йоги тоже рекомендуют голодовку? И удовлетворение жены при помощи вибратора, да?
– Йоги не мои, они индийские.
Глупая шутка, да и не шутка вовсе, а жалкая потуга на шутку. Однако Марина рассмеялась. Притворная обида на отказавшегося от завтрака мужа бесследно исчезла. Покладистая, лишенная амбиций, заботливая и веселая, красивая и страстная жена – что может быть лучше? Только одно – богатая молодая вдова с теми же качествами.
– Кешенька, ты серьезно сегодня целый день собираешься голодать? Я планировала сбегать на рынок, приготовить настоящий обед. Хозяйка из меня никудышная, но купленную на базаре свиную отбивную поджарить сумею. А к ней помидорчики, огурчики, черемшу, квас. Ты только представь себе, какой чудесный обед я задумала, пальчики оближешь!
«А в одном из блюд „чудесного обеда“ будет крупинка, – подумал Кеша. – Или она уже растворена в кофе, а для свиной отбивной припасено какое-то другое ядовитое средство?»
– Ну-у, Кеш, чего ты молчишь? Бежать мне на рынок? Готовить обед или отказываешься кушать категорически?
– Не знаю. Вернусь, там видно будет.
– «Вернусь»? Куда это ты, хотела бы я знать, собираешься?
– На кладбище.
– Опять?! Ты же вчера ездил на кладбище!
– Ограда на маминой могиле покосилась и облезла, проржавела. Договорился с кладбищенским рабочим о ремонте. Денег с собой вчера взял мало, сегодня к двум обещал подвезти работягам гонорар. Разве я тебе об этом не говорил?
– Нет.
– Странно, мне казалось, я тебе все рассказал... Пойду душ приму...
Обойдя Марину и коснувшись голым телом ее обнаженного бедра, Иннокентий поковылял к дверям спальни. Глядя ему в спину, Марина громко ахнула:
– Ах, господи, Кешенька, у тебя огромадный синяк под левой лопаткой! Милый мой, какая же я дура! Ты ночью вставал курить, спал беспокойно, есть отказался... Кешенька, признайся, у тебя болит сердце!
