Поиск седьмого авианосца - Альбано Питер (чтение книг .txt) 📗
И вслед за этим, выпустив шасси, начал снижение первый торпедоносец-бомбардировщик B5N. Сверкающая алюминием и плексигласом громадина, снизив скорость, пошла на посадку, выбросив хвостовой гак. Офицер-регулировщик в желтом жилете крест-накрест вскинул над головой флажки и резко опустил их вниз. Летчик убрал газ, и машина грузно опустилась на палубу, поймав гаком трос аэрофинишера. С узких мостков вдоль полетной палубы спрыгнули ликующие матросы, отцепили гак и покатили B5N через аварийный барьер к носовому подъемнику.
— Шестьдесят пять секунд, — сказал Аллен, взглянув на часы.
— Медленно! — крикнул Фудзита телефонисту. — Слишком медленно! Ускорить посадку!
Наоюки отрепетовал команду.
Следующий бомбардировщик сел за пятьдесят пять секунд.
— Уже лучше! — разом сказали адмиралы.
Затем один за другим приземлились все оставшиеся пятьдесят два самолета, и последним посадил на палубу свой торпедоносец с ярко-желтым обтекателем командир группы подполковник Окума. Через несколько минут он, как был в летном комбинезоне и шлеме, уже стоял в ходовой рубке между Брентом и адмиралом Фудзитой, наблюдая за посадкой третьего по счету бомбардировщика D3A.
— Еще пятьдесят четыре «Айти» и пятьдесят семь «Зеро», — сказал Аллен.
Фудзита молча кивнул в ответ, быстро глянув на часы.
Окума, еще шире развернув плечи, подал свое массивное тело вперед.
— Лучшие летчики в мире, адмирал! Работают как часы.
Но Марк Аллен показал ему на бомбардировщик, который заходил на посадку со слишком большой высоты.
— У этих часов лопнула пружина…
Регулировщик яростно махал флажками, запрещая посадку, и растерявшийся летчик резко сбросил газ, но было уже поздно: из выхлопной трубы вырвались язык пламени и плотное облако черного дыма, моментально подхваченные ветром. Брент в ужасе смотрел, как тяжеловесную машину развернуло левым крылом вперед и грузно ударило о палубу, потом снова подкинуло в воздух. Самолет с покореженной обшивкой, обрывая оба троса аэрофинишера, свистнувшие как гигантские бичи, потеряв оба крыла и часть хвоста, завертелся волчком, скапотировал и наконец замер совсем рядом с артиллерийской платформой, на которой стояли оцепеневшие наводчики. Двое, не удержавшись на ногах, полетели за борт.
— О Боже! — выдохнул Аллен.
Разлившийся бензин вспыхнул, но авральная команда в асбестовых костюмах уже была на месте и вытаскивала из-под бесформенной груды дымящегося, алюминия почерневшего, обожженного, жалобно стонущего летчика и обезглавленного стрелка. Залив пеной тлеющий комбинезон, летчика бегом отнесли в лазарет, а обугленное тело стрелка положили здесь же на палубе. Через три минуты пламя было сбито, а обломки самолета убраны.
— Он упокоился в храме Ясукуни, — скорбно произнес Фудзита. — Передать, — повернулся он к телефонисту. — Пусть его положат в самолет и похоронят вместе с ним в море.
Покуда изуродованные останки самолета со стрелком в сплющенной и смятой кабине переваливали за борт, на палубу продолжали один за другим садиться другие машины. Наконец в воздухе остался только истребитель подполковника Мацухары. У Брента засосало под ложечкой, когда изящный «Зеро» с красным обтекателем стал, быстро снижаясь, заходить с кормы. Неужели это произойдет здесь и сейчас? Ведь это так просто: ничтожнейший просчет — и на скорости в сто двадцать узлов самолет в лепешку расплющится о стальную палубу. Но нет: грациозный истребитель плавно, как чайка, скользнул вниз и безупречно приземлился на три точки, поймав первый трос финишера. Брент шумно перевел дыхание. Окума насмешливо фыркнул.
— Отбой! — сказал Фудзита. — Руководителю полетов подать рапорт о причинах аварии, потерях среди личного состава и повреждениях матчасти. Штурман! Курс?
— Два-три-три, господин адмирал.
— Добро! Поднять сигнал: «Курс два-три-три, скорость шестнадцать, следовать в стандартном ордере охранения». — Он произнес эти же слова в переговорную трубу, добавив: — Ходовая вахта, боевая готовность номер два.
В считанные минуты авианосец и эскортные эсминцы изменили курс и скорость. Брент прятал бинокль в прикрепленный к ветрозащитному экрану футляр, когда посыльный вручил адмиралу радиограмму. Старик стал читать, хмурясь все сильней. Потом вздрагивающим от сдерживаемой ярости голосом он произнес:
— Арабы убили всех, кто был на борту того «Дугласа», который забрал Розенкранца и доставил его в Сергеевку. Облили бензином и подожгли. Тридцать один человек сгорел заживо.
Послышались гневные возгласы.
— Господин адмирал, — сказал, шагнув вперед, Окума, — вы сказали, что они могут простоять в порту около суток?
— Вполне вероятно.
— Господин адмирал, когда же мы отомстим?
— Если боги будут к нам благосклонны — скоро. Очень скоро, подполковник Окума.
Тот вскинул к небу сжатый кулак:
— Чтобы обагрить свой меч их кровью, я пробьюсь через железную стену! — и, покосившись на Аллена, добавил: — Если на «Огайо» не спят.
— Не спят? — сердито переспросил тот.
— Да-да. Я знаю, что такое служба на лодке. Сплошное безделье. Залег на дно — и спи. Истинные мужчины — здесь. Они сражаются!
— Вам бы, подполковник, попробовать хоть разок, каково там спится, — едва сдерживаясь, ответил адмирал. — Хоть разок.
— Захочу выспаться — переведусь в подводники, — отрезал Окума.
…Телефонный звонок нарушил дремоту Нормана Вила. Сняв трубку, он услышал голос дежурного офицера, Ларри Мартина:
— Командир, арабы выкатились из Владивостока проворней, чем Годзилла налетел на Токио.
— Поиск локаторами ведут?
— Ведут, сэр, но при этом еще играют в гандбол пустыми жестянками из-под горючего.
— Боевая тревога!
К тому времени, когда он прошел в ЦКП, сто сорок два человека его экипажа, подгоняемые вспыхивающими лампами и почти беззвучной бранью старшин, уже стояли по местам по боевому расписанию. Занял свое место за пультом ГАСа и он. «Машинное отделение к бою готово, торпедные аппараты к бою готовы, РЛС РЭБ к бою готова…» — ввинчивались в ухо доклады старшего помощника.
— Есть… Есть… — повторял он. — Барр, глубина погружения?
— Тридцать восемь фатомов, сэр.
— Курс? Скорость? Место?
— Сорок футов, сэр, курс ноль-девять-ноль, скорость — три. Семь миль от выходного буя, пеленг ноль-два-семь.
— Лево на борт, держать ноль-два-семь.
Рулевой, сидевший за пультом управления, отрепетовал команду и переложил штурвал влево, поглядывая на свой дисплей.
— Есть, сэр!
— Прямо руль! Стоп машина! Акустик!
— Есть акустик! Сэр, слышу шумы тех самых эсминцев.
— А транспорты?
— Трудно сказать, сэр. Идут в строю кильватера, шумы гребных винтов смешиваются… — Он подался вперед, всматриваясь в дисплей и прижимая к уху наушник. — Есть! Поймал! Тяжелые винты, работают на малых оборотах.
— Как только лидер пройдет выходной буй, скажешь.
— Так… Так… Так… Он совсем рядом… — Пейн постукивал сжатым кулаком по панели, словно отсчитывал секунды. — Есть! Пеленг взят!
— Четырнадцать ноль-ноль, — сказал Вил, вскинув голову к часам на переборке.
— Ура! — вскричал Мартин. — Плакали ваши денежки. Другой раз не будете спорить!..
— Достопочтенный лейтенант Мартин, — с преувеличенной учтивостью сказал Вил, — если вы не возражаете, мы, с вашего разрешения, продолжим…
— Виноват, сэр!
— Перископ поднять! — РЭБ показал, что в широком диапазоне работают четыре радара: два береговых и два судовых. Вил приказал боцману Эшворту: — Поисковый перископ — на ноль-ноль-ноль. Акустик! Доложить, когда замыкающий минует выходной буй!
— Прошел, сэр! Они в фарватере!
На несколько минут на центральном посту стало тихо. Потом постепенно начали нарастать шум винтов и писк ГАСа. Больше всего Норману Вилу хотелось сейчас положить «Огайо» на дно, отключить все, кроме систем жизнеобеспечения, и затаиться за термоклином. Но выход арабского конвоя надо было увидеть — увидеть своими глазами. Он стиснул зубы.
