Вдали от тебя (ЛП) - Шарп Тесс (книги без регистрации .txt) 📗

— Обязательно сходим в Ботанический сад, — обещаю я. — И я буду приезжать на суды.

Не горю желанием давать показания, но знаю, что должна. Они обязаны заплатить за все, что сделали с Миной и Джеки.

Потираю колено. Когда Мэтт пришел ко мне через несколько недель после случившегося, я попыталась извиниться перед ним. Но он едва мог посмотреть мне в глаза, и в итоге мы оба разревелись. Я уговорила его подождать Трева, чтобы тот отвез его домой, и до его приезда Мэтт сжимал значок трезвости и мою руку, словно спасательный круг.

Впереди долгая дорога. Бесконечная, ведь невозможно пережить потерю близкого человека. Полностью — нет. Не тогда, когда она была частью тебя. Не тогда, когда любовь к ней сломала тебя и полностью изменила.

Меня пугает эта долгая дорога, как и Мэтта. Долгие месяцы тяга к наркотикам была погребена под одержимостью найти убийцу Мины. Теперь же мне нужно оставаться сильной ради себя самой.

— Перемены к лучшему.

— Согласна.

ОКТЯБРЬ

С мамой мы едва разговариваем — но так было и раньше, поэтому особой разницы нет. Порой мы вместе сидим на кухне, она работает с документами, я — листаю каталоги в поисках растений, которые переживут портлендскую погоду. Но всегда в тишине, прерываемой лишь шорохом страниц и скрипом ручки по бумаге.

Одним вечером она складывает руки на дипломате и ждет, пока я не подниму взгляд, и с небольшим ужасом я понимаю, что она готова к разговору.

— Мне следовало прислушаться к тебе, когда ты сказала, что больше не принимаешь. — Похоже, репетировала перед зеркалом, чтобы слова звучали верно, будто это речь, а не признание.

Я долго молчу. Тяжело даже думать о том, как ей ответить. Словами не изменить ее поступок; не стереть все месяцы, что я провела в Центре, скорбя в одиночестве. Такое ничем не стереть, как бы несправедливо это ни было. Она так поступила лишь потому, что пыталась спасти меня.

Она всегда будет пытаться меня уберечь.

И именно поэтому мне больше всего хочется попросить прощения.

— Я понимаю. Правда. Я врала и все скрывала, и... была плохой дочерью, и я сожалею...

— Малыш. — На мамином лице, всегда бесстрастном, из ниоткуда появляются тревожные морщинки. — Ты через многое прошла.

— Это не оправдание. Такому нет оправданий. Тебе подтвердит каждый психотерапевт, к которому ты меня отправляла. Я наркоманка. И останусь ею навсегда. Как и останусь навсегда калекой. И ты никогда с этим не могла смириться. А я смирилась. Мне понадобилось на это немало времени, но все же. Постарайся и ты.

— Я принимаю тебя такой, какая ты есть, Софи, — говорит она. — Правда. Люблю тебя любую. Люблю тебя, несмотря ни на что.

Мне хочется ей поверить.

Мама берет мою ладонь и наклоняет ее так, что кольца — мое и Мины — мерцают, отражая свет. Не прикасается к ним, видимо, понимает, что не стоит, и я благодарна за этот небольшой жест. За мягкие гибкие пальцы, приносящие утешение.

— Мина приходила, пока ты была в Орегоне. Обычно я замечала ее в домике на дереве. Или в твоей спальне, делающей домашние задания. Иногда мы перебрасывались словами. Она боялась, ты не простишь ей то, что она рассказала нам о наркотиках. Я убеждала ее, чтобы она не волновалась. Что ты их тех людей, которые не позволят преградам встать на пути любви. Любви к ней.

Поднимаю на нее взгляд. Меня удивляет тепло в ее глазах, почти одобрение. Мама улыбается и прижимается ко мне щекой.

— Это нормально, Софи, — мягко говорит она. — Любить так сильно. Так мы становимся храбрее.

Крепко сжимаю ее ладонь и выбираю верить.

НОЯБРЬ

— Уверена, что хочешь этого?

Смотрю на черный блокнот в своих руках. Когда Трев принес ее дневник, найденный полицией при повторном обыске их дома, мне не хотелось даже прикасаться к нему. Едва могла держать его у себя. Поэтому через неделю мы поехали к озеру, развели костер и стали ждать наступления ночи, откладывая неизбежное.

— Хочешь прочесть его? — спрашиваю у Трева.

Он качает головой.

Провожу пальцами по гладкой черной обложке, неровному переплету, краям страниц. Словно прикасаешься к ней, ее сердце, дыхание и кровь в фиолетовых чернилах и кремовой бумаге.

Я могла бы прочитать. Наконец узнать ее за всеми оболочками и тайнами.

Часть меня хочет этого. Хочет узнать. Быть уверенной.

Но больше всего на свете мне хочется сохранить свою память о ней незапятнанной, не отполированной смертью и не разодранной на части словами, предназначенными лишь для нее одной. Хочется, чтобы она осталась со мной собой прежней: сильной и уверенной во всем кроме того, что было действительно важным, до прекрасного жестокой и удивительно прекрасной, слишком умной и дотошной, и любящей меня настолько, словно никогда не хотела верить, что это грех.

Кидаю дневник в огонь. Страницы сворачиваются и темнеют, слова исчезают в дыму.

Пока не угасает пламя, мы стоим в молчании. Соприкасаемся плечами, а ветер уносит с собой ее последние тайны.

Трев нарушает тишину:

— Рейчел сказала, что ты сдала все тесты. Значит, вернешься в Портленд?

— Да. Сразу после дня рождения.

— Уже знаешь, чем займешься?

— Нет, — говорю я, и это так замечательно — не бояться чего-то не знать. Не держать в голове список подозреваемых. Не думать о том, что будет дальше, только пустая дорога и маленький домишко с комнатой для йоги и садиком на заднем дворе. — Колледж, наверное, со временем. Но, думаю, возьму годик отдыха, устроюсь на работу, подведу итоги.

Он криво улыбается. Его глаза блестят.

— Что такое? — интересуюсь я.

— Такой ты бы ей понравилась, — отвечает он.

Не думаю, что когда-нибудь станет легче об этом думать. Обо всех шансах, которые мы упустили. О начале, середине и конце, которого уже не будет. Возможно, мы сразу же разошлись бы, ее пересилил бы этот вечный страх. Возможно, все закончилось бы вместе с учебой в школе после ссор, слез и обидных слов, выпаленных в запале. Возможно, мы продержались бы в колледже, чтобы после молча разойтись. Возможно, мы были бы вместе всегда.

— Ты могла бы остаться, — опустив взгляд, произносит он. — Я построил бы теплицу, которую ты всегда хотела.

В уголках губ дрожит улыбка.

— Ты же знаешь, что я тебя люблю? — спрашиваю его. — Потому что так и есть, Трев. Я правда тебя люблю.

— Знаю. Только... не так, как мне хотелось бы.

— Мне жаль.

Вот в чем истина. В другой вселенной, где судьба не сбила бы меня с протоптанного пути, я бы любила его так, как он того заслуживает. Однако жизнь нанесла коррективы моему сердцу. В нем воцарился хаос из желаний и потребностей, парней и девушек: пропастью, над гранью которой я зависла. И с каждым своим ударом вены пульсируют ее именем. Ее, не его.

Наш поцелуй — легкое касание губ — больше похож на прощание.

66

ДЕСЯТЬ ЛЕТ НАЗАД (СЕМЬ ЛЕТ)

Первый день второго класса. Во время ланча я сижу за столиком с Эмбер и Кайлом и тут в дальнем углу площадки замечаю одиноко сидящую новенькую девочку в фиолетовом платье. Миссис Дербин посадила ее рядом со мной, но за весь день девочка не сказала ни словечка. И даже когда ее вызывали, она не поднимала головы.

Кажется, ей все так же грустно, поэтому я собираю остатки обеда и направляюсь к ней.

— Я в порядке, — говорит она, едва я подхожу к ее столику.

Лицо у нее мокрое. Она вытирает щеку ладошкой и смотрит на меня.

— Я Софи, — заявляю я. — Можно сесть с тобой?

— Наверное.

Усаживаюсь на скамейку рядом с ней.

— Ты же Мина?

Она кивает.

— Ты новенькая.

— Мы только переехали, — говорит Мина. — Мой папочка теперь на небесах.

— Ой. — Кусаю губу, не зная, что и сказать. — Прости.

— Тебе нравятся лошади? — показывая на мой оклеенный наклейками контейнер для обеда, интересуется Мина.