Скорбь Сатаны (Ад для Джеффри Темпеста) - Стокер Брэм (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
— Нельзя сказать, чтоб эта последняя картина была веселого сюжета, — сказал лорд Эльтон, выходя из театра с Дайаной Чесней, доверчиво повисшей на его руке, — далеко не праздничная!
— Праздничная для червей! — ответил, смеясь, Лючио. — Пожалуйте, мисс Чесней, и вы, Темпест, с леди Сибиллой, пойдемте опять в парк посмотреть на мои блуждающие огни.
Новое любопытство было возбуждено этим замечанием; публика быстро освободилась от трагического впечатления, вызванного странными «картинами», и повалила из дома в сады, болтая и смеясь с большим шумом, чем всегда. Были уже сумерки, и когда мы достигли открытого луга, мы увидели бесконечное число маленьких мальчиков, одетых в коричневое, бегающих с фонарями. Их движения были быстры и совершенно бесшумны; они прыгали, скакали и кружились, как гномы, на клумбах, под кустами и вдоль дорожек и террас; многие из них влезали на деревья с ловкостью и легкостью обезьян, и, куда бы они ни бежали, они оставляли позади себя хвост блестящего света. Вскоре их стараниями все парки были иллюминированы с таким великолепием, с каким даже исторические праздники в Версале не могли сравниться; высокие дубы и кедры были превращены в пирамиды огненных цветов, каждая ветка была увешана лампами в форме звезд; ракеты со свистом взвивались к небу и оттуда сыпали дождь букетов, гирлянд и лент из пламени. Красные и голубые блестящие полосы бежали по траве, и среди восторженных рукоплесканий зрителей восемь грациозных огненных фонтанов всевозможных цветов начали бить во всех углах сада, в то время как громадного размера золотой воздушный шар, ослепительно иллюминированный, медленно поднялся в воздух и остался висящим над нами, посылая из своей лодочки сотни птиц, подобных драгоценным камням, и бабочек с огненными крылышками, которые кружились и потом исчезали. Мы еще громко аплодировали восхитительному эффекту этого зрелища, как появилась толпа прелестных танцовщиц в белом, которые колыхали длинными серебряными жезлами, кончающимися электрическими звездами, и под звуки странной звенящей музыки, повидимому, разыгрываемой вдали на стеклянных колокольчиках, они начали фантастический танец дикого, но, однако, самого грациозного характера. Тени опалового цвета падали на их гибкие фигуры, когда они скользили и кружились, и каждый раз, когда они колыхали своими жезлами, огненные флаги и ленты развертывались и вскидывались высоко в воздух, где они вертелись некоторое время, как движущиеся иероглифы.
Зрелище было так изумительно, так феерично, так поразительно, что мы от удивления не могли сказать ни слова; слишком очарованные и поглощенные даже, чтобы аплодировать, мы не заметили, как летело время и как спустилась ночь, пока вдруг, без малейшего предупреждения, над нашими головами не разразился страшный гром, и огненный зигзаг молнии разорвал в клочки светящийся воздушный шар. Дветри женщины закричали; тем временем Лючио выдвинулся из толпы зрителей и остановился на виду у всех, подняв руку.
— Сценический гром, уверяю вас, — сказал он шутливо, ясным, звучным голосом. — Он является и исчезает по моему приказанию. Не более, как забава, верьте мне. Подобные вещи служат только игрушками для детей. Опять-опять, вы, незначительные элементы! — крикнул он, смеясь и поднимая свое красивое лицо и искрящиеся глаза к темным небесам. — Греми лучше и громче! Греми, я приказываю! А вы все вперед! Следуйте за мной!
Идя с остальными, я чувствовал себя в каком-то волшебном сне; все мои ощущения спутались в вихре, моя голова кружилась от возбуждения, и я не мог ни думать, ни анализировать свое душевное волнение. Если б у меня хватило силы и желания остановиться и поразмыслить, возможно, я мог бы прийти к заключению, что в чудесах этого блестящего gala обнаруживалось нечто посильнее обыкновенной человеческой власти, но я, как и все остальные, отдавался минутному удовольствию, не заботясь, как оно было достигнуто, сколько оно стоило мне или какое впечатление оно произвело на других. Многих я знаю и вижу теперь среди поклонников моды и суетности, поступающих точно так же, как я поступал тогда. Равнодушные к благосостоянию всех, кроме своего собственного, жалеющие каждое пенни, если оно не тратилось на их собственные удовольствия, и слишком притупленные, чтобы даже слушать о скорбях, затруднениях или радостях других, если они близко или отдаленно не затрагивают их собственных интересов, они проводят свое время день за днем в эгоистических забавах и настойчиво не сознают того факта, что они сами приготовляют свою судьбу в будущем — в том будущем, которое покажет всем самую ужасную действительность, без всякого сомнения в ее достоверности.
Больше четырехсот гостей уселись ужинать в громаднейшем павильоне. Я ел и пил, сидя около Сибиллы, едва сознавая, в головокружительном возбуждении, что я говорил и делал. Откупоривание бутылок шампанского, звон стаканов и стук тарелок, громкий гул разговоров перемешивались со смехом, подобно обезьяньему визгу или лошадиному ржанию, заглушаемому по временам духовой музыкой и барабанами, от всех этих звуков в моих ушах стоял шум, как от катящихся волн, что делало меня рассеянным и смущенным.
Я много не говорил Сибилле: нельзя хорошо нашептывать сентиментальный вздор в уши своей невесте, когда она кушает ортоланы и трюфели.
Вдруг среди гама колокол пробил двенадцать раз, и Лючио поднялся с полным бокалом шампанского в руке.
— Леди и джентльмены!
Наступила тишина.
— Леди и джентльмены! — повторил он, и его глаза, как мне почудилось, светились насмешкой. — Полночь пробила, и лучшие друзья должны расставаться. Но прежде, чем мы это сделаем, вспомним, что мы собрались здесь для того, чтобы пожелать счастья нашему хозяину мистеру Джеффри Темпесту и его нареченной невесте, леди Сибилле Эльтон.
Тут раздались оглушительные аплодисменты.
— Сказано, — продолжал Лючио, — составителями скучных правил, что «счастье никогда не приходит с полными руками», но в данном случае это изречение ложно — потому что наш друг не только получил в обладание богатство, но также сокровище любви и красоты. Беспредельная касса хороша, но беспредельная любовь лучше, и оба эти дара ниспосланы на нареченную пару, которую сегодня мы чествуем. Я хочу просить вас поздравить их от чистого сердца, и затем мы скажем друг другу «до свидания», а не «прощайте», так как с тостом за жениха и невесту я выпью также за время — может быть, недалекое, — когда я увижу снова если не всех, то некоторых из вас, и буду наслаждаться вашим чарующим обществом даже больше, чем сегодня!
Он замолк среди бури аплодисментов, и затем все поднялись и повернулись к столу, где я сидел с Сибиллой, и, громко провозглашая наши имена, пили вино, мужчины кричали: «Гип, гип, гип, ура!» Между тем в то время, когда я кланялся в ответ на шумные выражения чувств, и Сибилла наклоняла, улыбаясь, свою грациозную голову направо и налево, мое сердце вдруг упало от ощущения страха. Было ли это мое воображение, или на самом деле я слышал дикий хохот вокруг блистательного павильона, отзывающийся гдето в отдалении?
Я прислушался с бокалом в руке.
— Гип, гип, гип, ура! — бушевали гости.
— Хаха! Хаха! — казалось, кричали и вопили снаружи.
Борясь против этой иллюзии, я встал и за себя и Сибиллу поблагодарил своих гостей в коротких словах, которые были встречены новым взрывом аплодисментов, а затем мы увидели, что Лючио вскочил с места и стал выше нас всех, одной ногой на стол, другой на стул, с бокалом вина в руке, налитого до краев. Что за лицо у него было в этот момент! Что за улыбка!
— Прощальный кубок, мои друзья! — воскликнул он. — За нашу следующую встречу!
Гости, со смехом, шумно ему отвечали, и пока они пили, павильон осветился красным светом, как огнем. Все лица выглядели кровавыми. Все бриллианты на женщинах горели пламенем. Это длилось только один момент, затем все исчезло, и наступила обычная давка: все спешили к экипажам, длинной вереницей ожидавшим их, чтобы отвезти на станцию; последние два экстренных поезда отходили в час и в час тридцать минут.
