Золотое яблоко - Уилсон Роберт Антон (книги хорошего качества .TXT) 📗

В книге второй, действие которой происходит через несколько лет, вырождение общества продолжается, а на смену индустриальному смогу приходит чад марихуаны, окутавший всю страну. Верховного Суда больше нет, все члены убиты обезумевшими от ЛСД мау-мау [53], которые ошибочно приняли его заседание за митинг вашингтонского филиала Благотворительной ассоциации полицейских. Президент и его «правительство в изгнании» скрываются в окрестностях Монреаля, влача унылое эмигрантское существование; белых женщин по всей стране терроризируют «Слепые тигры» – весьма прозрачный намек на «Черных пантер»; чокнутые анархисты принуждают женщин к абортам; телевидение показывает только маоистскую пропаганду и датские порнофильмы. В хаосе этой деградации больше всего страдают, конечно же, женщины. Несмотря на все взятые уроки каратэ, Тэффи подвергается изнасилованиям так много раз – причем не только классическим способом, но также орально и анально, – что становится, можно сказать, ходячим банком спермы. Затем случается неожиданное: самое последнее зверское изнасилование совершает истинный ариец с впалыми щеками, худым длинным телом и бесстрастным лицом. «Все сущее есть огонь, – говорит он Тэффи, вытаскивая из нее свой пенис, – и никогда об этом не забывай». Потом он исчезает.

Тэффи обнаруживает, что она воспылала нежными чувствами к этому типу, и решает его отыскать, чтобы перевоспитать в честного человека. Параллельно развивается другая сюжетная линия: злой брат Тэффи, Даймонд Джим Райнстоун, беспринципный наркоторговец, подмешивает в травку героин, чтобы сделать всех людей своими рабами через физиологическую зависимость. Даймонд Джим объединяется с мрачными «Слепыми тиграми» и тайным обществом «Просветленных», которые не могут стать правителями мира, пока у жителей Америки сохраняется такая патриотическая и параноидальная черта характера, как национализм.

Но силы Зла загнаны в угол. Сформирована тайная подпольная группа, чьим символом становится крест. Ее лозунг появляется на заборах и стенах:

СОХРАНЯЙТЕ БАНКНОТЫ ФЕДЕРАЛЬНОГО РЕЗЕРВНОГО БАНКА, РЕБЯТА: ГОСУДАРСТВО СНОВА ВОЗРОДИТСЯ!

Пока эта группа не найдена и не уничтожена, Даймонд Джим не может посадить весь народ на иглу, «Слепые тигры» не могут изнасиловать ту горстку белых женщин, до которых они еще не успели добраться, а «Просветленным» не преуспеть в создании единого мирового правительства и не навязать однообразную соевую диету всей планете. Но тайна раскрывается: лидером подполья оказывается истинный ариец с впалыми щеками, худым длинным телом и бесстрастным лицом. Он имеет обыкновение по семь часов кряду обсуждать философию Гераклита (что невольно вызывает уважение, поскольку, как известно, сохранилось не более сотни сентенций Темного Философа – но, как выясняется, наш герой делает к ним пространные комментарии).

Далее следует отступление от темы. Группа второстепенных персонажей садится на борт самолета, вылетающего в Ингольштадт.

Вскоре обнаруживается, что первый пилот галлюцинирует под воздействием кислоты, второй пилот обкурился танжерского гашиша, а стюардессы – безбашенные лесбиянки – интересуются исключительно сексуальными утехами друг с другом. Атланта делает краткий экскурс в историю жизни каждого пассажира и показывает, что все они вполне заслужили ту катастрофу, на грани которой находятся: каждый так или иначе содействовал созданию культуры Дурманного Тумана и Блудного Болота, отрицая «самоочевидную истину» герметического афоризма Гераклита. Когда самолет взрывается в Северной Атлантике, все люди на его борту, включая галлюцинирующего капитана Кларка, получают по заслугам, ведь они отрицали, что единственная реальность – это огонь.

Тем временем Тэффи наняла частного детектива Мики Молотова по прозвищу «Коктейль», чтобы он нашел ее арийского насильника с впалыми щеками. Прежде чем читать дальше, я решил поинтересоваться синхронистической подоплекой предыдущей части и окликнул одну из стюардесс.

– Не могли бы вы назвать мне имя пилота? – спросил я.

– Namen? – ответила она. – Ja, Gretchen.

– Нет, не ваше имя, – сказал я. – Имя пилота. Namen unser… эээ… Winginmacher!

– Winginmacher? – с сомнением повторила она. – Ein Augenblick [54]. – Пока я искал слово Augenblick в карманном немецко-английском словаре, она ушла, а вместо нее подошла другая стюардесса в такой же форме, с такой же улыбкой и с такими же голубыми глазами и спросила: «Was wollen sie haben?» [55].

Я догадался, что слово Winginmacher имело не тот смысл, который я в него вкладывал.

– Gibt mir, bitte, – сказал я, – die Namen unser Fliegenmacher [56]. – Я вытянул руки в стороны, изображая летящий самолет. – Luft Fliegenmacher, – повторил я и услужливо добавил: – или, может быть, Luft Piloten?

– Он пилот, а не пилотен, – сказала она, показав два ряда белоснежных зубов. – Его зовут капитан Кларк. Хитклифф Кларк.

– Danke, спасибо, – буркнул я мрачно и вернулся к чтению «Телемаха», представляя, как впереди наш друг Хитклифф, достигнув высот парения, направляет самолет в океан – потому, как сказал Маллори, что он есть [57]. Подумать только: англичанин ведет фрицевский самолет – и лишь для того, чтобы напомнить о том, что меня окружают парадоксальные, параноидальные, паранормальные параметры синхронистичности. Их блуждающий пастырский Глаз. О Господи! – подумал я и снова погрузился в вызывающе скверный эпос Атланты Хоуп.

Частный детектив Коктейль Молотов начинает искать Великого Американского Насильника по одной улике: строительному чертежу, который выпал из его кармана, когда он спаривался с Тэффи. Метод Коктейля классически прост: он избивает каждого встречного, пока тот не сообщает информацию, указывающую дальнейшее направление поиска. В процессе расследования он знакомится с неким декадентствующим снобом, который произносит речь в стиле Уильяма О. Дугласа, осуждая воцарившуюся власть жестокости и зверства. На семнадцати страницах (это самый длинный монолог, который я когда-либо встречал в романах) Молотов объясняет, что жизнь – это битва между Добром и Злом, а весь современный мир испорчен, потому что люди видят не контраст черного и белого, а многочисленные оттенки красного, оранжевого, желтого, зеленого, голубого, синего и фиолетового цветов.

В это время, понятное дело, народ по-прежнему трахается напропалую, курит траву и даже не думает инвестировать капитал в развитие промышленности, поэтому Америка скатывается к тому, что Атланта называет «гедоническим докапиталистическим хаосом».

И тут в книге появляется еще один персонаж, Говард Пробка [58], одноногий психопат, командующий подводной лодкой «Лайф Этернал» [59]. Он сражается со всеми – анархистами, коммунистами, героиновой бандой Даймонда Джима Райнстоуна, «Слепыми тиграми», «Просветленными», американским правительством в изгнании, все еще безымянным патриотическим Подпольем и «Чикагскими зверятами» [60], – поскольку убежден, что все они служат прикрытием для белого кита, обладающего сверхчеловеческим разумом, который якобы пытается захватить весь мир. («Ни один нормальный кит на это не способен, – говорит он после каждого нового телесвидетельства упадка и хаоса в Америке, – но кит со сверхчеловеческим разумом!..») Этот мегаломан (кит, а не Говард Пробка) был инициатором создания знаменитого музыкального хита конца шестидесятых «Песни синих китов», который оказывает гипнотическое влияние на людей, доводит их до безумия, наркотиков, насилия и утраты веры в христианство. Гигантский кит вообще стоит за большинством культурных достижений последних десятилетий, воздействуя на умы людей при помощи гипнотической телепатии. «Сначала он послал нам У. С. Филдса, – изливает ярость Говард Пробка своему первому помощнику Баку Стару, – потом, когда моральный дух Америки значительно ослабел, Лиз и Дика [61], Энди Уорхола и рок-музыку. А теперь еще эти Песни Синих Китов!» Стар все больше убеждается, что у капитана Пробки «выбило все пробки», когда он потерял ногу из-за простой операции по удалению вросшего ногтя, которую запорол хиппующий молодой педикюрщик, наглотавшийся мескалина. Это подозрение усиливается в связи с упорным нежеланием бешеного моряка сменить старую пробковую ногу на протез новой модели. Он знай себе твердит: «Я от рождения весь Пробка и не намерен умирать Пробкой на три четверти!»