Лесная смерть - Обер Брижит (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
— Ну, если вам доставляет удовольствие видеть все в подобном свете… — с заметной иронией в голосе произносит Элен. — Ладно, хватит о Максе, закроем эту тему. А теперь…
Она — словно в раздумье — на мгновение умолкает.
— А теперь? — хрипло повторяет за ней Гийом.
— Теперь мне пора уходить. Очень жаль, но вас, друзья мои дорогие, я не могу взять с собой.
В душе у меня всколыхнулась безумная надежда: она уходит? Она и в самом деле уходит?
— Но и оставить вас здесь вот так я тоже не могу… Однако не стоит расстраиваться: огонь дружбы соединит нас навеки.
Огонь дружбы? Спичка… Свеча… О, черт…
— Сейчас я возьму этот футляр — характер его содержимого наш Тони растолковал вам просто блистательно — и уйду. Ну вот; очень рада была знакомству с вами. Надеюсь, Элиза, мучиться вам предстоит очень сильно: я всегда ненавидела вас. Кстати, позвольте заметить, что прическа у вас совершенно ужасная.
Смешно. Она собирается всех нас тут сжечь живьем, и при этом не находит ничего лучше, чем сказать мне, что прическа у меня безобразная! Можно подумать, я сейчас заплачу от обиды!
— Никогда не понимала, что он в вас такого нашел.
Он? Что еще за «он»? Не собирается же она утверждать, будто…
— Наш дорогой и нежный Бенуа… Он решил во всем признаться вам сразу же после той поездки в Ирландию, но, увы, у него не хватило на это времени; так что последние мгновения его жизни достались-таки вам!
Признаться в чем? Не хочу больше ничего слышать. Бенуа не мог…
— Я стала его любовницей через несколько месяцев после того, как освободила душу Шарля-Эрика. Он хотел, чтобы я бросила Поля, и мы вместе куда-нибудь уехали. Но я не могла этого сделать: Рено вот-вот должно было исполниться восемь, он улыбался точно так же, как Макс, а волосы… они были такими мягкими, такими блестящими… Как вы понимаете, мне просто необходимо было им заняться… Поэтому я никак не могла уехать с Бенуа — несмотря на все его мольбы.
В душе у меня — полное смятение. Просто буря какая-то. Она убила Рено — убила сына своего мужа. Вдобавок Бенуа с ней… Бенуа обманывал меня, Бенуа мне лгал, Бенуа, мой Бенуа с этой…
— Не слушайте ее! Бенуа любил только вас, а от нее он не знал, как отделаться: вечно норовила присосаться к нему, точно пиявка, — небрежно бросает Тони.
— Заткнись!
Звук удара.
— Я просто счастлива оттого, что умереть вам предстоит вместе с Тони. Мне даже трудно понять, кого из вас я ненавижу больше — Тони с его лекциями или Элизу — само обаяние и очарование…
— Элен! Ты понимаешь хотя бы, что убила этих детей? Ни за что убила! Понимаешь, что они мертвы — их уже не воскресишь, теперь от них остались лишь жалкие кусочки ни на что уже не годной плоти, — четко, чуть ли не по слогам произносит Тони, — кусочки человеческих тел, способные лишь разлагаться и гнить!
— Ты огорчаешь меня, Тони, дорогой, очень огорчаешь: ты всегда так благоразумен… И ровным счетом ничего не понимаешь… (Тут в ее голосе начинают проскальзывать пронзительные нотки.) Ты вообще никогда ничего не понимал, они не умерли, слышишь, они просто обрели покой, они теперь со мной, во мне — навсегда, теперь они принадлежат только мне — мне, а не этому грязному, насквозь прогнившему миру!
— Они мертвы, Элен, понимаешь: мертвы, а мертвецы никому уже не могут принадлежать.
Элен переводит дыхание, и голос ее становится пугающе мягким.
— Бедняга Тони, боюсь, не поздоровится тебе сейчас.
Она подходит ближе, раздается звук удара, какой-то треск; Тони негромко и коротко вскрикивает, потом — еще раз.
— Тони, дорогой мой, полагаю, что я сломала тебе нос… Надеюсь, тебе не слишком трудно дышать? Хотя, как бы там ни было, у тебя скоро вовсе отпадет в этом необходимость.
Она смеется — да так, что более жуткого смеха мне никогда в жизни не приходилось слышать.
— А вы, Элиза, ничего не хотите сказать? Неужели и рта не раскроете даже в столь исторически важный момент?
Бенуа меня предал.
Сейчас я умру, сожженная заживо.
— Вы, конечно, слышали о том, как это происходит… Сначала человек умирает от удушья. Вспомните-ка Жанну д'Арк. Как-никак — национальная героиня. И подумать только: ее друг, Жиль де Рэ, был приговорен к смерти за убийства — убил больше полусотни детей. Забавная параллель, вам не кажется?
Очень забавная, просто уморительная. Элиза д'Арк и Элен де Рэ. Фильм получился бы просто грандиозный. Но это неправильно! Я все же не хочу погибнуть вот так!
— Виржини? Перестань прятаться, выходи, куколка моя. Маме пора уходить.
Где же она? Ей ни в коем случае нельзя обнаруживать себя. Элен свяжет ее и оставит вместе с нами гореть ясным пламенем — даже по голосу чувствуется, что она перешла уже в некое другое измерение, где нет места человеческим чувствам. Умоляю тебя, Виржини: сиди тихо, не вздумай выходить.
— Виржини! Мама сейчас рассердится, а ты хорошо знаешь, что бывает, когда мама сердится.
Я чувствую, как по щекам у меня катятся слезы. И слышу, как кто-то еще тихо плачет. Наверное, Жан Гийом. Иветта ведь так и не пришла в чувство. Пожалуй, ей повезло: умрет, даже не заметив этого.
— Ну что ж; тем хуже для тебя, Виржини: мама уходит. Ах, чуть не забыла свои кассеты. Вас позабавили мои записи, Элиза? Знаете, очень интересно было делать их — пользуясь таким маленьким карманным аппаратом… ну, из тех, что сами включаются на голос…
Она, должно быть, вертит в руках магнитофон, ибо затем раздается знакомый мужской голос: «Уже поздно; нам, пожалуй, пора. До свидания, Иветта; до свидания, Лиз; до свидания, Жан».
Голос Поля. Странно слышать, как говорит только что умерший человек. Тем более что сказанное им звучит столь уместно — принимая во внимание ситуацию, в которой мы оказались. Пленка на большой скорости прокручивается дальше — теперь наступает черед Иветты: «Как мило, что вы зашли. Звоните нам почаще, Элен».
— Непременно! — издевательским тоном произносит Элен. — Ну вот; сейчас огонь всех вас освободит от жизненных трудностей: Элизу — от инвалидной коляски, Тони — от психушки, Жана — от избытка холестерина в крови… Итак, до свидания… Нет, Жан, это никуда не годится: прекратите же плакать! Соберитесь с духом, проявите хоть немного храбрости! А мне пора; предстоит еще кое-какая работенка…
Тихое потрескивание огня. Никаких сомнений: так потрескивать может лишь разгорающееся пламя; запах чего-то горящего.
— Виржини! У тебя есть ровно десять секунд, чтобы выйти-таки из своего укрытия!
— Она подожгла оборки чехла на диване, — изменившимся из-за разбитого носа голосом сообщает мне Тони.
— Я же велела тебе молчать, грязная свинья!
Я чувствую, как нечто слегка касается меня на лету, — она бьет Тони ногой прямо в лицо. Голова несчастного ударяется о стену. Он сносит это без единого слова, но от стона удержаться не может. Треск пламени становится все сильнее; я уже чувствую его — оно настоящее: от него веет жаром; сейчас мы все тут умрем. НЕ ХОЧУ! Кулак мой плотно сжимается, рука взлетает наугад и с размаху утыкается во что-то мягкое — должно быть, прямо ей в живот; она невольно сгибается пополам, я нажимаю на кнопку «ВПЕРЕД», и кресло подскакивает, резко ударившись о ее ноги; она падает — я слышу, как она, взвизгнув от ярости, падает, как с грохотом обрушивается на пол опрокинутый столик; я продолжаю движение вперед, колеса моего кресла буксуют, наехав ей на лодыжки — и тут она внезапно испускает жуткий вопль.
— Господи, волосы… — шепчет Гийом.
Элен кричит. Сильный приток воздуха, запах паленого. Она вертится вокруг моего кресла.
У нее загорелись волосы.
— Немедленно назад! — кричит мне Тони.
Я откатываюсь назад — так что кресло с размаху довольно сильно стукается о стену.
И тут раздается нечто вроде глухого взрыва. Элен испускает вопль, похожий на крик разъяренного животного.
— Платье, — объявляет мне Тони; голос у него такой, словно он комментирует какой-то спортивный матч на Кубок мира. — У нее загорелось платье. Теперь она пылает вся, словно факел.
