Бесы в Париже - Картун Дерек (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Полагаю, что поскольку дело касается министерства обороны, то министру следует знать. Так что проинформируйте господина Пеллерена.
Вавр хотел было возразить, но передумал и кивнул.
— А как насчет министра внутренних дел?
— Полагаю, и это необходимо.
— И премьер-министру?
— Я больше никого не назвал.
Президент жестко посмотрел на Вавра. Потом повернулся к Бауму, указывая на него толстым пальцем:
— Этот человек займется делом?
— Да, господин президент.
— А он потянет? — Президент тактом не отличался.
— Безусловно, господин президент.
С полминуты президент сидел молча и абсолютно неподвижно. Потом снял очки и начал постукивать ими, как бы подчеркивая значимость своих слов:
— Я требую абсолютной тайны. Требую быстроты и требую исчерпывающих ответов. Если хоть одно слово ускользнет без моего ведома, вам придется дать мне объяснения. Положите мне на стол заявление об отставке. Сотрудничать можете с Вэллатом, начальником канцелярии. Этот даже то, что показывают его часы, считает государственной тайной.
Он снял трубку телефона, стоящего на столе:
— Вэллат, к вам сейчас придут двое. Ответьте на все их вопросы. Если чего не знаете — узнайте. Это секретное дело.
Он положил трубку.
— До свиданья, господа. Надеюсь вскоре получить результаты.
Он раскрыл папку, лежавшую перед ним на великолепном столе, и предоставил своим посетителям самостоятельно пройти к двери по огромному старинному ковру.
Вэллат, бледный, иссиня-серый, чахлый субъект настолько унылого вида, будто он работает с президентом чересчур долго и скоро от этого помрет, уставился на Вавра и Баума ничего не выражающим взглядом. Его абсолютно не интересовало, с какой стати они будут задавать вопросы. Он был начисто лишен любопытства и естественного человеческого желания поделиться с другими тем, что сам знаешь.
— Какие сведения вас интересуют? — спросил он сухо.
— Желательно — состав комитета обороны, — ответил Баум. — А также даты последних двух заседаний и предполагаемую дату следующего. Хотелось бы знать, где собирался Комитет — не только в каком здании, но и в какой комнате. Комнату, возможно, придется осмотреть. И список присутствовавших.
Вэллат делал пометки в блокноте, не проявляя интереса к сказанному.
— Еще что-нибудь?
— Да. Я хочу знать абсолютно все о протоколах подобных заседаний. Кто их планирует, кто составляет, кто ведет, кто складывает, кто перепечатывает, кто в министерстве или еще где-нибудь имеет к ним доступ, куда деваются черновики и кому рассылают копии. В общем — все. — Баум помолчал. — Можете вы это рассказать?
— Конечно. Когда это вам понадобится?
— Очень срочно.
— Хорошо. Где вас найти?
— На улице Соссэ. Передайте только, что у вас ко мне дело, и я тут же появлюсь.
— Прекрасно. — Вэллат поднялся, проводил их до дверей и попрощался с обоими за руку. Лицо его по-прежнему ничего не выражало.
Спускаясь по лестнице, Вавр спросил:
— Ну, что скажете о нашем приятеле Вэллате — допотопном личном секретаре президента?
— Думаю, что он сообщит только то, что позволит хозяин. Ни больше и ни меньше.
— Потрясающе. — Вавр покачал головой. — Прямо-таки Иисус Христос при Господе Боге Президенте.
— Я бы сказал, скорее он похож на парикмахера Гитлера, — усмехнулся Баум.
— А как быть с нашим приятелем Пеллереном?
— Придется к нему пойти.
— Вот досада. Хотя с точки зрения наших интересов есть министры и похуже.
— Я договорюсь о встрече. А потом повидаюсь с Малларом.
Они пересекли двор Елисейского дворца, в воротах отметились и прошли еще двести метров по улице Соссэ. У обоих был лишний вес, и оба в такую угнетающую августовскую парижскую жару потели и задыхались.
Из-за того, что иностранные корреспонденты подробнейшим образом описали последствия взрывов, многие туристы отказались от поездок в Париж, и мощное туристское лобби забеспокоилось. Парижские отели пустовали, рестораны бедствовали, большие магазины сообщили о снижении цен. Служащие многочисленных бюро путешествий рекомендовали своим клиентам Испанию, Италию и Северную Африку. Лондонская «Таймс» поместила передовую, где торжественно вопрошала, уж не сочтены ли дни голлистской республики, и благодаря этому извлекла самую большую пользу из политической нестабильности во Франции начиная с 1789 года. «Коррьере делла сера» спрашивала: «Почему это французы не могут у себя поступить так, как мы поступили с нашими „Красными бригадами“?»
Глава 3
— Вот сегодня, — сказал вечером Альфред Баум своей жене Эстелле, — я бы выпил того, экспортного. Есть у нас в холодильнике?
Он произнес эти слова в прихожей еще до того, как, по обычаю, поцеловал жену сначала в левую щеку, потом в правую. Дорога от вокзала в Версале до дома вконец измотала его. Жара так и не спала, хотя было уже около девяти.
— Конечно, есть. Только особо не рассчитывай — осталось совсем чуть-чуть.
— Ничего, потом еще раздобуду.
Он вошел в просторную гостиную с громоздкой мебелью и тяжелыми шторами, бросил куртку на стул, стянул галстук и повалился в одно из двух кресел. Он слишком устал, чтобы поискать домашние туфли или даже умыться. Сначала он выпьет чего-нибудь холодненького. Явились обе кошки, потерлись об ноги, и одна по привычке изготовилась прыгнуть к нему на колени.
— Не сегодня, дружок, — сказал Баум кошке. — Слишком я устал. Как это вы переносите жарищу в таких роскошных шубах, а? Прямо не представляю. Но это ваша проблема. У меня своих хватает.
Эстелла принесла пиво и присела на кончик стула рядом. Суетливая, маленькая женщина, узкая как раз в тех местах, где ее муж раздался вширь, готовая в любую минуту вскочить и немедленно выполнить его очередное пожелание.
— Тяжелый был день?
— Очень. И, кажется, с него начинается трудная неделя, а может, месяц или даже год.
Он сделал большой глоток холодного как лед пива, и на лице его отразилось удовольствие. Разочарованные кошки отправились по своим делам.
— Что на ужин?
— Я приготовила кускус.
— Как ты догадалась, что я весь день только об этом мечтал?
— Ты всегда так говоришь, что бы я ни приготовила.
— А ты всегда угадываешь.
— Врешь ты все, Альфред. Всегда врешь. Я никогда не знаю, о чем ты думаешь.
Он улыбнулся и потрогал пальцами нос.
— У меня работа такая. А насчет кускуса это правда. Не осталось там реблошона?
— Есть, и еще я сегодня купила отличный рокфор, можешь выбрать.
Он промычал что-то и хлебнул еще пива. Супруги всегда обменивались гастрономическими новостями в этом роде подобно тому, как другие обсуждают прогноз погоды. Это как бы заменяло новости, которые большинство служащих приносят домой с работы. Баум редко упоминал о своих делах, не такие это дела, чтобы о них судачить. А Эстелла и не спрашивала. «Трудный был день?» — вот дозволенный предел любопытства.
За кускусом они не разговаривали. Баум только проронил: «Вкусно — прелесть!» — и прикрикнул на одну из кошек: «Брысь!» Все остальное время он ел молча. Жена прекрасно разбиралась в его настроении и тоже помалкивала. После того как Баум доел сыр, она сварила кофе в красном эмалированном кофейнике и принялась убирать посуду. Баум тем временем, вернувшись в гостиную, уселся, достал из кармана бумаги и стал читать, делая время от времени пометки.
Пометки были кратки и редки — изредка он подчеркивал какое-нибудь слово. Мысли были предельно сосредоточенны, собранны, что и составляло его особый талант: вцепится в проблему, забыв обо всем, и вертит ее в уме, будто разглядывая с десятка разных позиций, как антиквар — черепок от античной вазы. Или, скорее, как игрок в бридж, просчитывая вперед все возможные варианты, оценивая свои карты и те, что на руках у остальных, весь прежний ход игры, шансы каждого с учетом его психологии и тактики, — все это при том, что воля людей, собравшихся за карточным столом, от него самого не зависит.
