До белого каления - Квиннел А. Дж. (первая книга TXT) 📗

– Когда он вернется?

Пьетро лишь пожал плечами. Мужчину, казалось, нисколько не удивила необщительность паренька.

– Ну что ж, – сказал он, – я подожду.

Он прошел мимо Пьетро и поднялся по ступеням на террасу. Какое-то время паренек постоял в нерешительности, потом проследовал за незнакомцем. Пьетро подумал, что ему надо было бы вспылить и потребовать объяснений, но страх перед незваным гостем внезапно исчез. Человек уселся на один из плетеных стульев, стоявших на террасе, и стал смотреть вниз, на огни раскинувшегося на холмах города. Его манеры чем-то напоминали Гвидо.

Пьетро спросил, не хочет ли незнакомец что-нибудь выпить.

– Виски, – последовал ответ. – Бутылку, если у вас найдется.

Пьетро принес непочатую бутылку виски и стакан, а потом, после некоторого раздумья, спросил, как человека зовут.

– Кризи, – ответил тот. – А тебя?

– Пьетро. Я здесь помогаю Гвидо.

Мужчина налил себе виски, пригубил и смерил паренька из-под опущенных век тяжелым взглядом.

– Иди спать, – сказал он. – Я ничего не украду.

Тогда Пьетро спустился вниз и, несмотря на поздний час, решил позвонить Гвидо.

– Все в порядке, – успокоил его Гвидо, когда он рассказал о визите странного незнакомца, – иди спать. Завтра я вернусь.

Они готовили обед, когда Гвидо ошарашил паренька внезапным откровением:

– Он американец.

– Кто?

Гвидо указал пальцем в потолок.

– Мой друг. Кризи.

– Но он отлично говорит по-итальянски, как настоящий неаполитанец.

Гвидо кивнул.

– Это я его научил.

Следующей фразой Гвидо еще больше удивил Пьетро.

– Мы вместе служили в Легионе и потом еще довольно долго, пока я не женился восемь лет назад.

– В Легионе?

– В Иностранном легионе, – пояснил Гвидо, – во французском.

Теперь паренек был совсем заинтригован. Для него, как и для большинства, эти слова имели особый смысл. И то, что они подразумевали, сильно отличалось от действительности. В его голове сразу же засверкали яркие картины: песчаные барханы, затерянные в оазисах крепости и неразделенная любовь.

– Я вступил в него в 1955 году в Марселе. – Увидев на лице Пьетро неподдельный интерес, Гвидо улыбнулся. – Прослужил там шесть лет. – Он перестал резать овощи, и обычно ничего не выражавшее лицо его как-то смягчилось от нахлынувших воспоминаний. – Все было совсем не так, как ты думаешь. Там все было по-другому. Хорошее было время – лучшие мои годы.

Мысленно Гвидо перенесся в далекое прошлое, в 1945 год, – так на него подействовали приезд Кризи и явное любопытство Пьетро. Тогда ему было одиннадцать лет. Отец его погиб в Северной Африке. На руках мальчика был вечно голодный шестилетний брат, да и сам он постоянно хотел есть. От всех несчастий у их матери было одно оружие – молитва, причем чем тяжелее им было, тем дольше и упорнее она молилась в церкви Позитано.

Гвидо ее верой в фатальную неизбежность происходящего не обладал. Он прошел пешком пятьдесят километров до Неаполя, зная, что там – американцы, а значит, и пища.

В городе он пополнил армию малолетних воришек и попрошаек и вскоре оказался одним из наиболее одаренных ее бойцов. Парнишка был смышленым, что не мог выпросить, то попросту крал. В подвале, где на ночь собиралась шпана, он устроился в удобном углу, и очень скоро стал предводителем полудюжины таких же сорванцов, ночевавших в том же подвале. Вскоре Гвидо прекрасно изучил американцев, узнал и их слабости, и их щедрость.

Он наперечет мог назвать все рестораны, в которых они ели, бары, где они пили, публичные дома, которые они посещали, и женщин, с которыми они встречались. Парнишка прекрасно понимал, что клянчить деньги надо тогда, когда они выходят в подпитии из баров и винные пары распаляют их щедрость. А лучшее время для воровства наступало, когда они были с женщинами и зов плоти отвлекал их от всего остального. Гвидо до тонкостей изучил все повороты узеньких, мощенных булыжником улочек и выжил. Раз в неделю он ходил по прибрежной дороге в Позитано и нес с собой шоколад, банки с мясными консервами и деньги. Элио больше не голодал, а мать продолжала молиться и ставить в церкви свечи, довольная, что вера ее принесла плоды и молитвы ее были услышаны Господом.

Голод и нужда – не лучшие советчики в вопросах морали. Общество, которое не в состоянии обеспечить своим гражданам достойный образ жизни, не может требовать от них соблюдения законов. Гвидо так и не вернулся больше в Позитано. Неаполь стал его школой, кормушкой и надеждой на будущее. После того как положение его достаточно упрочилось, он дальше продвигался по жизни благодаря природной смекалке.

К тому времени, как ему исполнилось пятнадцать лет, Гвидо стал признанным вожаком дюжины таких же сорванцов, как он сам, организованных в банду, которая могла украсть все, что плохо лежало. Детство обошло его стороной. Ни ребячьи игры, ни нежные чувства не были ему известны. «Хорошо» – означало для него сначала выживание, потом обладание. «Плохо» – слабость и арест. Он рано узнал, что ключ к главенству над другими – дерзость. Остальные смотрели на него и выжидали, а когда он совершал очередной дерзкий поступок, признавали его лидерство.

Освободив город, американцы одновременно развязали руки криминальной братии. При фашистах – сначала итальянских, потом немецких – ворам и бандитам приходилось туго. Чтобы вернуть утраченное могущество, им нужна была защита гуманного демократического, а потому поддающегося нажиму и давлению правосудия. В предыдущие годы многие из крупных главарей организованной преступности были расстреляны и брошены в тюрьмы, не говоря уже о рядовых бандитах и многих ни в чем не повинных людях. Американцы освободили невиновных, а вместе с ними и бандитов. Таким образом, в стране возродились и справедливость, и организованная преступность.

К началу пятидесятых годов все мало-помалу стало возвращаться на круги своя. Проститутки, многих из которых выйти на панель заставил голод, были взяты под контроль. Главари мафиозных кланов делили между собой кварталы, назначали сутенеров и драли с них свой процент. Раны войны постепенно залечивались. Заправилы мафии получали свою долю и от средств, выделенных в соответствии с «планом Маршалла» на реконструкцию страны. Владельцы ресторанов, магазинов, такси, недвижимости постепенно стали снова получать прибыль, часть которой под предлогом защиты от случайных бандитов перетекала в карманы организованной преступности.

Гвидо со своими ребятами очень удачно вписался в новую жизнь. Со своей слаженной бандой подростков он стал орудием возрождавшихся мафиозных структур. Сам он добился определенного признания в кругах себе подобных, на него смотрели как на молодого, но перспективного предводителя. Больше всего он полагался на насилие – рассчитанное до мелочей, но производившее впечатление сумбурной импровизации. Гвидо хорошо усвоил полученные раньше уроки, сводившиеся к тому, что неожиданная боль – лучшее средство привлечь к себе чье-то внимание. Поэтому он часто повторял своим приспешникам:

– Не робейте, сначала всегда берите клиента на пушку и действуйте нахальнее.

Ему был передан район сразу за доками, и главная его работа состояла в том, чтобы убедить местных хозяйчиков в необходимости иметь надежную крышу. Сначала он наглядно доказывал им свою правоту, потом брался обеспечивать защиту. Поскольку дела у него шли успешно, через некоторое время его поощрили тем, что позволили действовать и в самих доках. Его банда занималась там воровством в довольно крупных размерах. Поскольку в основном материалы и оборудование, необходимые для восстановления страны, шли морским путем и разгружались в доках, немалая доля этого добра исчезала, а потом перепродавалась именно тем, кому изначально направлялась бесплатно. Скопив немалые деньги, Гвидо купил здание, в котором теперь располагался пансион.

Дом этот, раньше принадлежавший торговцу средней руки, был просторным, добротным, с чудесной большой террасой, выходившей прямо на залив. Торговец умер, два его сына-фашиста тоже погибли во время хаоса, царившего в конце войны. Права собственности на строение перешли к племяннику торговца, тоже фашисту. Он не растерялся и решил на вырученные за дом деньги сбежать в Америку – их вполне хватало, чтобы купить все нужные документы.