Священный ужас - Мэрфи Уоррен (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Но именно на Востоке, восточнее Китая, в прибрежной деревушке в Северной Корее в это время было получено некое известие. Оно гласило, что Великий Мастер Синанджу скоро прибудет домой, поскольку дела службы призывают его в Индию — там, в городе Патна, случилось нечто, затрагивающее интересы того, кто платил за услуги Мастера. И по дороге туда, в награду за его неоценимые услуги, Великое Мастеру будет даровано право во всем блеске славы посетить родную деревню, жившую за счет его трудов вот уже многие годы.
Глава 2
Его звали Римо, и ему до смерти надоели тарелки, летящие ему в голову, красивые, покрытые лаком тарелки с инкрустированным изображением клыкастой собачьей пасти на фоне белых лилий. Одна за другой они со свистом летели ему в голову, иногда — по замысловатой траектории, то словно ныряя, то взмывая ввысь, а иногда — прямо и с такой скоростью, что случись им достичь своей цели — от черепа мало что осталось бы.
Левая рука Римо как бы плавала в воздухе, легонько касаясь тарелок.
Некоторые из тарелок он не удосуживался отбивать, а просто пропускал мимо и в этом было высочайшее мастерство, глубоко въевшееся в его плоть и кровь.
Мастерство заключалось не в силе мускулов, а в точной координации во времени и пространстве. Такой координации можно было достичь только через состояние гармонии, умение найти и постоянно сохранять единство твоего восприятия мира с объективной реальностью.
Отражая смертоносные тарелки, Римо вспомнил простейший урок, преподанный ему Мастером Синанджу много лет назад. Тогда Великий Мастер воспользовался бамбуковыми дротиками, летевшими очень медленно, но Римо казалось, что летят они с бешеной скоростью, и он с ужасом наблюдал за их приближением.
А тарелки летели впятеро быстрее, чуть медленнее, чем револьверная пуля.
Они врезались в подушки за спиной у Римо, вспарывая красный плюш и с треском ломая диванные пружины. Но Римо хорошо помнил тот урок, который преподал ему Мастер много лет назад: не выставляй защиту там, где тебя нет, умей выделить то, что может тебя коснуться. Летящие странными зигзагами тарелки причинят тебе вред только в том случае, если ты будешь ориентироваться на них, а не ощущать пределы своего тела и защищать их от постороннего вторжения.
Последняя тарелка летела ему прямо в переносицу, потом словно бы зависла на мгновение, круто взмыла вверх, просвистев у него над правым ухом, и воткнулась в стену. И тотчас в оштукатуренной стене мотеля «Рода» в городе Росуэлл, штат Нью-Мексико, образовалась трещина длиной в три фута. За окном текла Рио-Ондо, узкий ручеек, прокладывающий себе путь среди огромных камней, — назвать его рекой можно было разве что в такое, как сейчас, жаркое иссушающее лето.
— Я выиграл, — заявил человек, швырявший тарелки.
Его восторг, явный и все возрастающий, превращал жизнь Римо в сущий ад.
«Ну уж если мне суждено оказаться в аду, — подумал Римо, — почему это обязательно должно случиться в Нью-Мексико?» Но здесь ему велено было находиться, и потому он был здесь. Чиуну, тому, что бросал тарелки, было все равно — Нью-Мексико или что другое. Он собирался домой в свою родную деревню Синанджу, что в Корее, — деревню, жителям которой он давал средства к существованию своими трудами точно так же, как это делали его отец, и отец его отца, и все его предки с самых незапамятных времен.
Чиун был не кто иной, как последний Великий Мастер Синанджу, а на услуги Мастера Синанджу всегда существовал устойчивый спрос при дворе то одного, то другого правителя. Цари и императоры, короли и фараоны, президенты и наместники всегда нуждались в профессиональных убийцах, а древний Дом Синанджу, солнечный источник всех боевых искусств, являлся просто старейшим, наиболее уважаемым и самым надежным в мире хранилищем этого товара. Наемных профессиональных убийц.
В Америке, однако, задача, поставленная перед Мастером Синанджу, немного выходила за рамки его обычных фикций. Ему было поручено обучить одного человека, белого, который был мертв в глазах остального мира — казнен на электрическом стуле. Тогда его звали Римо Уильямс.
И за последующие годы тренировок изменилось не только тело, но и вся внутренняя организация личности Римо, и теперь его тело и сознание могли отчетливо видеть молнией летящие в воздухе тарелки и моментально определять, на какие надо реагировать, а на какие можно наплевать.
— Никаких побед, папочка. В бейсболе очко зарабатывает тот, кто отбивает мячи, а не тот, кто бросает.
— Ты меняешь правила на ходу, потому что я кореец и, по-твоему, могу всего этого не знать. Я заработал очко, а ты меня хочешь надуть, — заявил Чиун и, приняв горделивую позу, сложил руки перед собой, переплетя длинные изящные пальцы.
Его золотистое кимоно с белыми бабочками струилось складками. Весь он даже всклокоченная седая борода — излучал чувство торжества: Великий Мастер Синанджу чувствовал удовлетворение оттого, что ему удалось уличить своего ученика в нечестности.
Подобные сцены стали повторяться регулярно с того самого дня, когда Чиуну сообщили, что Римо отправляется в Индию, в город Патна, и поскольку путь туда пролегает через Тихий океан, мимо Японии и Кореи, Чиуну будет позволено посетить родную деревню Синанджу, даже несмотря на то, что она расположена в северной части Кореи, с которой у США далеко не дружественные отношения.
С того самого дня, как «наверху» стали проявлять беспокойство по поводу чего-то случившегося в Индии — при чем тут Индия, Римо не знал, поскольку Индия, на его взгляд, имела такое же отношение к делам его шефов, как картофельное пюре — к гипотенузе треугольника, — так вот, с того самого дня Чиун принялся коллекционировать все нечестные и несправедливые поступки по отношению к нему — терпеливому и угнетенному корейцу, заброшенному судьбой в страну белых расистов.
Он вернется в свою деревню и расскажет жителям о том, сколько ему пришлось пережить ради них за время службы, на которую он пошел, чтобы помочь прокормиться старикам и детям, и калекам, и всем беднякам деревни Синанджу.
— Если бы я был белым, то заработают бы очко, — заявил Чиун.
— Во-первых, папочка, это была всего лишь тренировка. По крайней мере, для меня. И мы вовсе не играли в бейсбол.
— Конечно, ты не станешь играть с корейцем. Как и ваша бейсбольная лига.
Я понимаю. Все вы белые одинаковы. Нетерпимые. Но я считаю себя выше ваших мелких пакостей.
Сквозь щель в стене мотеля показалось лицо. Когда оно чуть отодвинулось, Римо и Чиун увидели над лицом огромную — ведра на три — широкополую ковбойскую шляпу, а под лицом — голую волосатую грудь, голый живот и голое все прочее. Человек отошел еще дальше от стены. Что-то виднелось и на кровати. Светловолосое и задастое, и голое, как выскочившая из стручка фасолина.
— Эй, привет, ребята! — закричало это что-то.
— Заткнись, женщина! — рявкнул человек под шляпой и снова повернулся к дырке в стене:
— Эй, ты! Ты и косоглазый.
— Ага, — сказал Чиун. — Косоглазый.
— Черт, — прорычал Римо.
— Ты слышал, что я сказал. Ко-со-гла-зый.
— Ага! Ага! Ага! — закивал Чиун. — Я тихо-мирно стою здесь и выслушиваю оскорбления. И все же я терплю, поскольку я человек, исполненный мира и спокойствия. Исполненный любви. Исполненный чувства всепрощения.
— Ну, поехали, — сказал Римо.
— Это вы проделали дырку в стене? — спросил человек из-под шляпы.
Длинный худой палец отделился от своих товарищей, с которыми вместе отдыхал, и уставился в сторону Римо, как бы пригвождая его к стене.
— Ты, парень, да? — обратилась шляпа к Римо.
— Моя жизнь полна скорби, — вздохнул Римо.
— Скорби? Ты хочешь скорби? Ты сейчас очень поскорбишь, — сказал человек под шляпой, и Римо увидел, как он надел кожаные ковбойские сапоги на высоких каблуках, взял с груды одежды блестящий шестизарядный револьвер и скрылся из виду. Потом Римо услышал, как открылась и закрылась дверь, а вскоре раздался стук в дверь его, Римо, номера.
