Как стать плохим (ЛП) - Боукер Дэвид (библиотека книг .TXT) 📗
— A «BMW»? Твоя машина?
— Да.
— Так продай ее!
— Я за нее еще не расплатилась.
— Если бы у меня были деньги, я бы тебе дал. А пока — сделаю, что могу. Ты только попроси.
— Представляю! — фыркнула Каро. — Предложишь работу в своем магазине? Если не буду есть, покупать шмотки и включать электроприборы, году так к трехтысячному расплачусь с долгами.
Я пошел на кухню попить воды. Когда я включил свет, в первое мгновение мне показалось, что кого-то вырвало на пол. Потом я понял, что это всего-навсего кошмарный коричнево-желтый линолеум. Под потолком сиротливо качалась лампочка без абажура. На окнах не было ни штор, ни жалюзи. Обычная лондонская дыра.
В холодильнике нашлась полупустая бутылка «Перье» без газа. Я налил в стакан, выпил, снова налил. Поглядев в зеркало, убедился, что рубашка не помялась, а волосы лежат так же гладко. Затем последовал удар. В окно влетело что-то тяжелое — и угодило прямо мне в голову. Я пошатнулся и ухватился за стол, чтобы не упасть.
— Что случилось?
Я лежал на диване. Каро прикладывала холодную мокрую тряпку мне ко лбу.
— Уоррен, — коротко ответила она. — Я видела, как он убегал.
— Что это было?
— Кирпич. Тебе еще повезло. Крепкая черепушка. У тебя теперь шишка на шишке.
— Ты вызвала полицию?
— Нет. Просто забила окно фанерой.
— Может, все-таки вызвать?
— А толку? Полиции о моем бывшем парне прекрасно известно, я уже сто раз звонила. Вот убьет он меня, тогда они и возьмутся за дело.
— Но тут же Ричмонд-на-Темзе! Хороший район!
— Да. А Уоррен — сыночек врача. Увлекающаяся натура. На данный момент увлекся мной.
— Часто он объявляется?
— Когда как. Иногда его неделями не видно. Только подумаю, что от него избавилась, а он тут как тут — сидит на крыльце и воет, как собака на луну.
Я попытался приподняться, но голова так кружилась, что сил не хватило. Каро вздохнула.
— Похоже, придется тебе остаться на ночь.
Мой член напрягся. Увы, как оказалось, надеяться мне было не на что.
— Можешь спать на диване, — разрешила Каро. — Почему бы и нет? Выглядишь ты неважно.
Я хотел осмотреть свою голову, так что она принесла зеркало. На лбу красовалось произведение размером с яйцо: последняя шишка напоминала желток.
Каро впихнула в меня какие-то таблетки и укрыла лоскутным одеялом. На ночь она поцеловала меня в лоб — так Флоренс Найтингейл целовала умирающего солдата.
Глава третья
Убойная лихорадка
Утром Каро приготовила мне настоящий английский завтрак: бекон, помидоры, глазунья, сосиски, фасоль и тосты. Обычно я стараюсь не есть жирную пищу, но это было так трогательно, что я проглотил все до последнего кусочка. Каро сидела напротив и вяло теребила тост. В утреннем свете ее глаза сияли пронзительной голубизной. Я ощутил неожиданный и безнадежный приступ желания.
— Хватит уже…
— Что хватит?
— Я и так знаю, что сногсшибательна.
— Я же ничего не говорил, — удивился я.
— И не надо, — лукаво улыбнулась Каро. — Все на твоей перемазанной яйцом морде написано.
— Не буду отрицать, ты мне небезразлична.
— И какие чувства ты испытываешь? Возвышенные, грязные?
— Да уж не слишком чистые. Она кивнула.
— Не можешь смириться, да? Ты все присваиваешь: книги, песни, пытаешься присвоить людей. Ты все хочешь присвоить.
— Я просто пытаюсь держать обещания, — возразил я тоном оскорбленного достоинства. — Ты как-то сказала мне, что никогда не полюбишь никого так сильно, как меня. Твои слова.
— И что? В семнадцать люди много чего говорят.
— Ты любишь другого?
— Марк, я никого не люблю. Ни тебя, ни кого бы то ни было. Я не испытывала настоящих чувств с тех самых пор, как окончила школу.
Синяки на голове налились зеленым и фиолетовым. Я был похож на человека будущего из старых серий «За гранью возможного».
Наверное, Каро стало меня жаль. Когда я собрался уходить, она предложила прогуляться. Мы вышли на улицу, купили воды, орехов и шоколадку. Затем не спеша зашагали вдоль стены ботанического сада Кью, пока не уткнулись в дорожку к Темзе, которая связывает Кью и Ричмонд.
Справа катила темно-зеленые воды река, слева возвышалась ограда ботанического сада. Между дорожкой и забором тянулась канава. Из-за ограды шла труба, по которой в реку стекали нечистоты. Каро запрыгнула на трубу и пошла по ней. Почти перейдя канаву, обернулась ко мне.
— Давай!
— Что ты делаешь?
— А то ты не видишь.
— Лезешь в ботанический сад без билета?
— Поразительно, Холмс!
— Я бы лучше заплатил.
— Не дури. Тут за билеты три шкуры дерут. Чувствуя себя последним оборванцем, я последовал за ней, и мы проникли в сад через дыру в заборе. Вот так Каро и жила: не открывала деверь, не подходила к телефону, ловчила и пряталась от налоговиков и кредиторов.
Мы посидели — глядя на реку, жевали орехи с шоколадом, — затем медленно пошли вдоль череды скамеек. Каждая была посвящена кому-нибудь, кто любил гулять в этом саду. На ум пришла песенка «Все круто» группы «Сирены» — моя любимая.
Куда ни повернусь,
Куда я ни пойду,
Я вижу тех, кто рай обрел
В том лондонском саду.
Все мужчины и почти все женщины оборачивались на Каро и улыбались. Так же было и когда нам едва исполнилось семнадцать. Другой бы, наверное, загордился от общества столь блистательной особы, я же всегда чувствовал себя не в своей тарелке от внимания, которое выпадало на ее долю. Мне было бы проще, если бы она производила впечатление Лона Чейни в роли Призрака Оперы, а ее истинную красоту мог разглядеть я один.
У сосен возле домика королевы Шарлоты Каро остановилась покормить белок. Пушистые грызуны так привыкли к ней, что ели прямо из рук. Я последовал ее примеру, и вскоре белки брали орехи и у меня. Одна белка соображала довольно туго и каждый раз не успевала схватить орех. Я не оставлял надежду накормить беднягу, присел на корточки и протянул руку. До белки наконец дошло, и она приблизилась ко мне.
— Осторожно! — предупредила меня Каро. — По-моему, у нее с головой не все в порядке.
Я не внял уговорам. Белка обнюхала мою левую руку, затем взялась за большой палец и вонзила в него зубы. Боль была мгновенной и ошеломляющей. Я подскочил и заорал от боли. Грызун висел у меня на пальце, как какое-то идиотское украшение. Через несколько секунд он упал, но эти секунды показались мне такими же длинными, как гитарное соло семидесятых.
Я обернул палец салфеткой. Бумага тут же пропиталась кровью, словно промокашка, и в долю секунды стала красной.
Произошедшее будто парализовало Каро. Она прижала руку ко рту и скрестила ноги. В школе все было так же: проявление жестокости ее возбуждало. Не знаю, часто ли такое бывает. Может, все женщины возбуждаются при виде крови. Может, публичные казни — всего лишь способ испытать оргазм. А что, интересная мысль.
— Не тянешь на Франциска Ассизского, да? — спросила Каро.
Она сняла шарф и перевязала мне палец.
Мы погуляли еще немного, потом зашли выпить кофе в кафе в оранжерее. Большое кафе смахивало на пещеру, по залу отдавался перезвон ножей и посуды. Палец разрывался от боли, но я молчал, боясь сойти за нытика.
— А что с твоими песнями? — поинтересовалась Каро. — Я думала, ты станешь рок-звездой.
— Не смог подобрать подходящих музыкантов, — признался я. — Все кандидаты либо ненавидели мои идеи, либо валялись в постели.
— Значит, теперь тебе двадцать три года, и ты считаешь, что жизнь пошла коту под хвост. Что ж, ты нашел единомышленников.
— Наверное, я взрослею, — сказал я. — Вот включаю телик, вижу какую-нибудь группу и понимаю, что это просто сборище позеров. Не на что смотреть. Все достойные люди умерли. Наверное, последним настоящим рокером был Курт Кобейн.