Близнецы-соперники - Ладлэм Роберт (версия книг .TXT) 📗
Наконец он пробрался к подножию огромного валуна, нависшего над ручьем. Взглянул под ноги, осветив узкую полоску земли между камнями и водой, и понял, что годы сделали его осторожным. Расстояние до воды было всего несколько футов, но ему оно показалось непреодолимым. Он сошел в воду, толстым суком в левой руке пробуя глубину.
Вода была холодная – он вспомнил, что она здесь всегда была холодная, – и доходила ему до пояса. По всему телу пробежал озноб. Он поежился и проклял свою старость.
Но все-таки он здесь. Это самое главное.
Виктор направил луч фонарика на валун. До берега оставалось совсем немного, нужно продумать свои действия. Он мог потерять драгоценные минуты, по нескольку раз осматривая одно и то же место, потому что трудно будет запомнить, где он уже искал, а где еще нет. Он не обманывал себя: неизвестно, сколько он выдержит в холодной воде.
Виктор поднял руку и ткнул концом сука в валун. Покрывший его поверхность мох легко отколупнулся. Поверхность валуна, освещаемая лучом фонарика, напоминала пустыню, испещренную мириадами крошечных кратеров и ущелий.
Сердце забилось в его груди сильнее при виде первых признаков человеческого вторжения. Они были едва заметны, но он их увидел и узнал. Это были его метки, сделанные полвека назад. Линии, прорезанные в камне, – письмена какой-то давным-давно позабытой игры.
Он ясно увидел букву «В». Он старался как можно глубже запечатлеть ее в камне. Потом «У», за которой следовала какая-то цифра. Потом «Т» и еще какие-то цифры. Он уже забыл, что бы это могло значить.
Он соскреб мох вокруг надписи. И увидел другие едва приметные значки. Некоторые имели тайный смысл. В основном это были какие-то инициалы. И еще примитивные рисунки деревьев, стрелки, кружки. Детские рисунки.
Глаза пристально вглядывались в освещенную фонариком поверхность валуна, пальцы очищали, терли, гладили все большую и большую поверхность. Он провел палкой две вертикальные линии, чтобы отметить место, которое уже обследовал, и двинулся дальше в холодной воде, но скоро холод стал невыносимым, и ему пришлось выбраться на берег, чтобы отогреться. Руки и ноги дрожали от старости и стужи. Он присел на корточки в высокой траве и смотрел, как изо рта вырывается пар.
Он вернулся в ручей к тому месту, где прервал свои поиски. Мох здесь был плотнее и гуще. Под ним он обнаружил еще надписи, похожие на те, что нашел раньше. Буквы «В», «У», «Т» и полустершиеся цифры.
И вдруг сквозь пелену лет к нему вернулось воспоминание – неясное, как и эти письмена. И он понял, что идет по верному пути. Он правильно сделал, что вошел в ручей и стал обследовать этот валун.
Как же он мог забыть! «Ущелье» и «тропа». Он всегда на этом камне помечал – регистрировал – маршруты их детских путешествий в горы.
Частица его детства.
Боже, какая частица! Каждое лето Савароне брал сыновей и уводил на несколько дней в горы. Это было не опасно, они просто уходили на пикник. Для детей это было самое восхитительное время летнего сезона. И отец раздавал им карты, чтобы мальчики учились ориентироваться. Витторио, самый старший, неизменно оставлял записи о путешествиях на этом валуне близ «их» реки.
Они называли этот валун Аргонавтом. А надписи на Аргонавте должны были остаться вечным напоминанием об их горных одиссеях. В горах их детства. В горах.
Поезд из Салоник направился в горы! Константинопольский ларец находится где-то в горах!
Он оперся на сук и продолжил поиски. Он уже почти обошел вокруг всего валуна. Вода теперь была ему по грудь и холодила стальной корсет под одеждой. И чем дальше он продвигался, тем больше убеждался: он на правильном пути. Едва различимых царапин на камне – стершихся зигзагообразных шрамов – становилось все больше. Поверхность Аргонавта была испещрена датами, относящимися к давно забытым путешествиям детства.
От холода у него заломило позвоночник, и сук выпал из руки. Он зашарил в воде, подхватил сук и потерял равновесие. Он упал, точнее, медленно съехал прямо на валун, но сумел остаться на ногах, уперев сук в ил.
То, что он увидел прямо перед собой, под водой, изумило его. Это была короткая горизонтальная линия, глубоко прорезавшая камень. Она была высечена человеком.
Виктор встал потверже, взял сук в правую руку, кое-как зажав его между большим пальцем и фонариком, и прижал ладонь левой руки к поверхности валуна.
Он проследил, куда уходит линия. Она резко изгибалась под углом, уходила под воду и там кончалась.
«7». Это была семерка.
Она не была похожа ни на какой другой обнаруженный им на этом валуне иероглиф. Это была не еле заметная царапина, сделанная неумелой детской рукой, а тщательная работа. Цифра не превышала в высоту двух дюймов, но врезалась вглубь на добрых полдюйма. Ну вот он и нашел! «Высечено в камне на века». Послание, вырубленное в камне.
Он приблизил к поверхности валуна фонарик и осторожно стал вести дрожащими пальцами по камню. Боже, неужели это то самое? Неужели он сумел найти? Несмотря на то что он продрог и промок до нитки, кровь застучала в висках, сердце бешено заколотилось в груди. Ему хотелось закричать. Но он должен удостовериться…
На уровне середины семерки, чуть правее, он обнаружил тире. Потом еще одну вертикальную линию. Единица, за которой была еще одна вертикаль, но короче и чуть скошена вправо. И перечеркнута двумя крестообразными линиями… «4». Это была четверка.
«7—14». Цифры были более чем наполовину под водой. За четверкой он увидел еще одну короткую горизонтальную линию. Еще тире. После тире шла… «Г». Нет, не «Г». «Т»… нет, не «Т». Линии не прямые, а изогнутые.
«2».
Итак: «7—14—2…»
Далее было еще что-то, но не цифра. Серия из четырех коротких соединенных концами линий. Квадратик. Да, правильный квадратик.
Да нет же, это цифра! Нуль.
«7—14–20».
Что же это значит? Неужели старик Савароне оставил послание, которое говорило нечто только ему одному? Неужели все было так логично, кроме этой последней надписи? Она ничего не означала.
«7—14–20…» Дата? Но что за дата?
О Боже! 7—14. Это же 14 июля! Его день рождения!
День взятия Бастилии. Всю жизнь эта дата служила поводом для шуточек в семье. Фонтини-Кристи рожден в день праздника Французской революции.
14 июля… 20. 1920 год.
Это и был ключ Савароне. Что-то случилось 14 июля 1920 года. Но что же? Что же произошло такого, что, по мнению отца, должно было иметь важное значение для сына? Нечто куда более важное, чем другие дни рождения, чем все прочие даты.
Острая боль пронзила тело, выстрелив опять в самом низу позвоночника. Корсет совсем заледенел, холод от воды передался коже, проник в каждый мускул.
С осторожностью хирурга Виктор провел пальцами по камню, по высеченным цифрам. Только дата. Вокруг поверхность валуна осталась гладкой. Он взял сук в левую руку и погрузил его в донный ил. Скрипя зубами от боли, он стал продвигаться обратно к берегу, пока уровень воды не опустился до колен. Он остановился, чтобы перевести дыхание. Но приступы боли усилились. Он причинил себе больше вреда, чем подозревал. Надвигался приступ. Виктор стиснул челюсти и напряг живот. Надо выбраться из воды и лечь на траву. Потянувшись к свисающим ветвям, он упал на колени. Фонарик выскочил из руки и покатился по мшистому берегу, луч его устремился в лесную чащу. Фонтин ухватился за сплетение корней и подтянулся к берегу, упираясь суком в илистое дно ручья.
И замер, потрясенный увиденным.
Прямо над ним, во мгле береговых зарослей, стояла человеческая фигура. Огромного роста человек, одетый во все черное, неподвижно смотрел на него. Вокруг его шеи, резко контрастируя с черным одеянием, белела узкая полоска воротничка. Воротничок священника. Лицо – насколько он мог разглядеть в серых предутренних сумерках – было бесстрастным. Но глаза, устремленные на него, пылали ненавистью.
Священник заговорил. Медленно, тихо, клокоча ненавистью:
