Забавы Палача - О'Рейли Виктор (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
Фицдуэйн нехотя пошел за ним вверх по лестнице.
— Как тебя зовут? — окликнул он своего проводника.
— Иво, — ответил тот. На втором этаже он открыл дверь в одну из комнат и отступил в сторону. Фицдуэйн услышал сдавленные крики, но тем не менее вошел. Это был весьма опрометчивый поступок. Дверь за ним с грохотом захлопнулась.
Рядом он чувствовал запах Иво.
— С голландцем двое друзей, — сказал тот. — Ребята в кожаных куртках.
— Очень своевременная информация, — съязвил Фицдуэйн. Не успел он договорить, как почувствовал, что ему сдавили захватом горло, а в бок уперлось что-то острое. Некто с дурным запахом изо рта неразборчиво прошипел ему в ухо какую-то фразу. Фицдуэйн не понял ни слова.
Здоровяк в кожаной куртке прекратил избиение молодого блондина, которого держал не уступающий ему в размерах напарник, и подошел к Фицдуэйну. Он сильно ударил ирландца в живот. Фицдуэйн осел на пол. К горлу его подкатила тошнота — а еще он здорово разозлился.
Детектив Курт Зиман из криминальной полиции Берна, не принадлежавший к числу любимчиков начальства, о чем недвусмысленно свидетельствовал его чин — или точнее, практическое отсутствие такового к сорока семи годам — пребывал в нерешительности: идти или не идти за Фицдуэйном в Дом молодежи.
Полученный им суровый приказ — “следить, оберегать от неприятностей, но не мешать”, — был, на взгляд Зимана, внутренне противоречив. Если он войдет за Фицдуэйном в Дом, это может быть расценено как помеха его действиям. С другой стороны, поскольку на вооружении бернской полиции нет приборов, позволяющих видеть сквозь кирпичную стену, следовать приказу “следить”, не входя, он может только в фигуральном смысле. Другой аспект проблемы состоял в том, что бернская полиция придерживалась политики невмешательства в дела Дома молодежи и старалась наведываться туда как можно реже. С этим Зиман никак не мог согласиться; по его мнению, этим разгильдяям давно надо было бы устроить хорошую взбучку и проломить для острастки несколько бестолковых голов.
В конце концов Зиман решил подождать снаружи. Детектив подумал, что если он немного отдохнет на травке и полюбуется на тюльпаны, вреда от этого никому не будет. Он лег, запрокинув руки за голову. Все же не так уж плохо быть полицейским, особенно весной. Нельзя сказать, чтобы он спал на посту, но даже сам детектив Зиман не стал бы отрицать, что он слегка задремал.
Медведь в очередной раз попытался привести в порядок содержимое своего бумажника и в очередной раз потерпел неудачу. Мелочь, кредитные карточки, банкноты, справки, счета, полицейские сводки, письма и масса других бумаг и бумажек непонятного назначения и происхождения — таково было содержимое кожаного лабиринта отделений, карманов и карманчиков объемистого бумажника, которое, похоже, обладало способностью самопроизвольно размножаться. Ужасно! Когда-нибудь это кончится тем, что однажды, в критический момент, он не сможет выудить из этой кучи хлама полицейское удостоверение! К счастью, этот документ — возможно, благодаря своему официальному статусу — до сих пор вел себя более или менее предсказуемо.
Отчаявшись упорядочить свои отношения с бумагами, Медведь взял за правило раз в неделю вываливать содержимое бумажника и карманов на стол и отделять овец от козлищ. Наткнувшись в куче бумажного хлама на фотографию мотоциклиста, которого ирландец просил поискать в картотеке, Медведь зверски выругался сначала на бернском диалекте, потом на ретороманском, потом свирепо замычал и потянулся к телефону.
С регистрационного компьютера ответили почти что сразу. Мотоцикл зарегистрирован на имя Феликса Крейна из Ленка. Медведь тут же связался с диспетчерской и выяснил, что полицейский, сопровождающий Фицдуэйна, восемь минут назад выходил на связь. Он сообщил, что ирландец вошел в Дом молодежи. Медведь решил искупить свою рассеянность и сообщить ирландцу о мотоциклисте немедленно. Он окинул взглядом гору хлама на столе, снова выругался, отобрал необходимый минимум, а остальное решительно сгреб в ящик.
С легким сердцем человека, начавшего новую жизнь, он отправился к Дому молодежи, до которого, кстати, было всего несколько минут ходьбы. В Берне ведь почти до любого места рукой подать.
Фицдуэйн почувствовал, как его взяли за подбородок и сильно рванули его голову вверх и назад.
Несколько секунд Ван дёр Грийн молча глядел на него, потом что-то буркнул и отвел руку.
— Да нет, я так не думаю.
Затем голландец отдал быструю команду на своем родном языке; Фицдуэйна резко подняли на ноги и живо, но профессионально обыскали. Его наплечная сумка с фотоаппаратом и футляром для штатива валялись на полу — в суматохе никто не обратил на них внимания.
Уголком глаза Фицдуэйн заметил Иво, стоящего справа от него и чуть позади. Фицдуэйн был уверен, что Иво знает куда больше, чем говорит. И все же, глядя на чахлую фигурку паренька и мощные фигуры трех голландских громил, он оценил его недюжинную смелость. Ведь Иво знал, на что идет, и тем не менее не убежал. Наоборот — он сознательно пошел на риск, чтобы хоть как-то утихомирить голландцев.
Отступив на пару шагов, Ван дёр Грийн внимательно наблюдал, как другой голландец проверяет содержимое карманов Фицдуэйна. В правой руке у голландца был стандартный военный нож — такие находятся на вооружении в западногерманской армии. Левой он выворачивал карманы Фицдуэйна. Острое, тщательно наточенное, поблескивающее смазкой лезвие ножа перемещалось от горла Фицдуэйна к его груди и животу и обратно.
Фицдуэйн стоял неподвижно. Бумажник из внутреннего кармана перекочевал в руки Ван дёр Грийна. Голландец с ножом закончил обыск и снова стал у двери за спиной Фицдуэйна. Ирландец мысленно окрестил его Мясником. Он подумал, что Мясник находится теперь в двух метрах, что уже предоставляет некоторый простор для маневра.
Ван дёр Грийн раскрыл бумажник Фицдуэйна. Деньги и кредитные карточки он спрятал в карман и теперь внимательно изучал корреспондентское удостоверение Фицдуэйна и другие документы. Ирландец воспользовался короткой паузой, чтобы оглядеться. Мебели в просторной прямоугольной комнате практически не было: только большой деревянный стол, пара потрепанных мягких кресел и два стула с прямыми спинками. Стены были сплошь испещрены рисунками и лозунгами. В дальнем конце находились два маленьких и одно большое окно.
В комнате было около десятка молодых людей обоих полов. Разделенные на две неравные группки, они жались по разным углам. Большинство составляли тинэйджеры; кое-кому едва перевалило за двадцать, но было несколько человек и постарше. Все четверо из меньшей группки были сильно избиты. Один лежал на полу, в луже крови, закрыв глаза окровавленной рукой.
— Итак, — заговорил Ван дёр Грийн, помахивая удостоверением, — ты, стало быть, фотограф.
Как многие голландцы, он говорил на правильном английском с легким акцентом, тщательно выговаривая каждый слог. Голос у него был жесткий и уверенный. Фицдуэйн отметил, что второй приятель Ван дёр Грийна стоит в противоположном конце комнаты у окна, метрах в пяти, и наблюдает сразу за всеми присутствующими. Когда он переступил с ноги на ногу, Фицдуэйн заметил в его наплечной кобуре ручку револьвера — судя по всему, немалого калибра. Похоже, ему весело было наблюдать за происходящим в комнате. Ростом он был пониже, чем Ван дёр Грийн и Мясник, но по сложению — типичный тяжеловес.
Обстановка для каких бы то ни было активных действий была неблагоприятная. Ван дёр Грийн и Мясник стоят по бокам; до третьего — до Стрелка, как назвал его про себя Фицдуэйн, — вряд ли успеешь добраться, прежде чем он всадит в тебя пару пуль. Остальные обитатели комнаты явно не стремились проявлять героизм. Рассчитывать можно было только на Иво. С учетом сил противника этого было явно маловато.
Ван дёр Грийн сунул бумаги Фицдуэйна в карман.
— Очень полезно, — усмехнулся он. — Ты, небось, привык, что твой документ открывает перед тобой любые двери.
Фицдуэйн понимал, что в его ситуации любые слова бессмысленны. Но все же надо было как-то действовать.
