Лед Бомбея - Форбс Лесли (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
5
На следующее утро дежурный бомбейский метеоролог сообщил, что дожди начнутся через тридцать шесть часов. Доживу ли я до этого?
В теленовостях сообщалось, что последние тридцать лет Земля переживает период недостаточной солнечной активности. Диаметр Солнца все эти годы был несколько меньше среднего, что проявилось в снижении общего количества осадков в течение трех последних десятилетий. Тем не менее метеорологи обещали, что приближается время настоящих сильных муссонов, а это, в свою очередь, означало, что последствия наводнений в Бомбее будут еще более неприятными, так как все улицы города за эти годы успели покрыть асфальтом и цементом. Дождевая вода не сможет, как раньше, свободно впитываться почвой.
В киоске отеля я купила кипу газет и начала искать в них имена людей, занимающихся строительным бизнесом и торговлей недвижимостью.
Видели ли вы когда-нибудь, что кислота делает с человеческим лицом?
Я попыталась выбросить из головы слова Калеба и сконцентрироваться на поисках.
Посреди многолюдной улицы, и никто ничего не заметил.
Просматривая газеты, я пришла к выводу, что Бомбей – город на подъеме: цены на недвижимость вырастали на сорок – пятьдесят процентов в год. Если вы хотите купить небольшую квартирку, чтобы затолкать туда свою тещу, придется выложить миллион. Но если захочется сбежать от нее, вы сможете за двадцать пять тысяч долларов приобрести шале в швейцарском стиле с двумя спальнями, расположенное за городом в живописных окрестностях ашрама одного знаменитого гуру. Индийское дополнение к европейскому представлению о комфорте: вместе с кошельком облегчите и душу.
Наши пророки в прошлом приходили с Востока, но индустрия коммуникаций XX столетия изменила направление ветра откровений. Современными евангелистами стали американцы, проповедовавшие «Искусство убеждать публику», «Как стать идеальным коммерсантом». Или «Как преуспеть в рекламе». Бомбейские книжные магазины и ларьки полнились изданиями по религии самосовершенствования. Любая секретарша, отвечавшая на ваш звонок, вне всякого сомнения, принадлежала к новообращенным, сжимающим в руках библию новой религии, которая учит, что «Вы – те, кем вы хотите себя видеть!». И потому все они считают себя вице-президентами и управляющими фирм, так же, как в Италии они именовали бы себя «dottores» или «professores». Попытка добраться до настоящих человеческих мозгов сквозь все это искусственное занудство напоминало мне чем-то рукопожатие осьминога: я постоянно запутывалась в щупальцах и присосках.
Где-то часам к десяти, когда мне позвонил Ашок с приглашением пообедать, единственное, в чем я полностью уверилась, что господа "А", "В" и "С" не рекламировали свои услуги на страницах официальной бомбейской прессы. Я сказала Ашу, что мне нужно кое-что закончить, но что к часу я освобожусь.
– Я возьму такси. Томас занят одним расследованием, которое я ему поручила.
– Я заберу тебя из отеля.
– Кстати, Аш, ты, случайно, не знаешь человека по имени Энтони Анменн?
– Мне кажется, он учился у моего дяди в Оксфорде. А почему ты спрашиваешь?
– Объясню позже. Твой дядя еще жив?
Оказалось, что жив. И живет в Баллиоле.
В предвкушении обеда в любимом ресторане Ашока «Гоан» я отправилась в библиотеку микрофильмов, которую мне порекомендовал Рэм. Он оценил степень достоверности рассказа Сунилы о Проспере и его отцовстве в «минус пять», однако допустил возможность того, что отец Сами был техническим работником на студии Шармы или даже снимался в эпизодических ролях в его фильмах. Он посоветовал мне более внимательно проработать версию с недвижимостью.
Прежде всего важно было установить, говорила ли Сунила о лагерях скваттеров или о «чаулах», специфической разновидности индийских трущоб.
Чаулы представляли собой четырех– или пятиэтажные постройки, в которых селились фабричные рабочие. У них, как правило, имелся вполне определенный адрес, и размещались они неподалеку от ближайших текстильных предприятий.
Лагеря скваттеров отличались от них по сути: случайные сооружения, кое-как сколоченные неимущими, аморфные и безликие, словно коралловые рифы.
– Люди в них подобны полипам, – сказал мне Рэм, – но если морские полипы выделяют известь из морской воды, строя свой риф, то эти отверженные выделяют из вала отходов Бомбея все то, что еще как-то можно использовать, и из всего этого возводят скелет своего лагеря. Я тебе не позавидую, если твое дело каким-то образом окажется связанным с этими лагерями. В Индиранагаре, колонии скваттеров, расположенной у аэропорта «Санта-Круз», проживает около тридцати тысяч человек. А Дхарави – это самые крупные трущобы в Азии, там на территории в полмили, застроенной жуткими хижинами, втиснуто до восьмисот тысяч человек. Некое трущобное подобие Большого Барьерного Рифа.
Каждый лагерь имеет свою сложную структуру и состоит из различных землячеств, в которые объединяются люди, приехавшие из одной местности и привезшие с собой в Бомбей традиции и ремесла из родных мест.
– В таких лагерях живет больше бомбейских рабочих, нежели в любом другом районе города, – продолжал Рэм. – Треть нашей неквалифицированной рабочей силы сосредоточена именно там.
Вряд ли даже самый циничный политик осмелится заявить, что сможет когда-нибудь предоставить всем этим людям нормальные жилищные условия. Чтобы держать их в подчинении, необходимо маргинализировать во всех значениях этого слова, необходимо вытолкнуть их на самые отдаленные окраины, чтобы они не слишком оскорбляли вкус туристов.
По давней картографической традиции подобных маргиналов в самом буквальном смысле слова размещали у крайних пределов карты, на границах, за которыми начинались обиталища чудовищ: кентавров, гарпий, русалок, разнообразных химер, рожденных от противоестественных союзов всякого рода.
Мы с Сами такие же. Две химеры, приютившиеся на самом краю карты.
Придя в библиотеку, я начала с того, что попробовала по адресу Зарины, который мне дала Сунила, установить, кто занимается вопросами недвижимости. Но не смогла найти этот адрес ни на одной из карт. Я спросила работника библиотеки, и он сказал, что, как ему кажется, это место находится где-то неподалеку от Грейт-Пэлас, возможно, часть квартала, примыкающего к комплексу старого кинотеатра «Голиаф». Он разложил карту города и пальцем указал этот район.
– Но здесь же нет названия улицы, – заметила я. – Откуда вы знаете, что это именно оно и есть?
Он беспокойно заерзал на стуле, так, словно его кожа стала ему внезапно тесна.
– Это всего лишь овраг, мадам, пространство между дорогами. Главное, что имеет значение, – это название здания: «Голиаф Пэлас». Посмотрите, как он связан с другой улицей, почти как стена дворца. Вот здесь с запада кинотеатр «Голиаф».
– Но откуда вам известно?
– Знаменитое здание.
– Настолько знаменитое, что оно даже не внесено в адресную книгу и не нанесено на карту?
Но что я удивляюсь? Как сказал когда-то Герман Мелвилл, реальных мест вы никогда не найдете на карте. Карты – это своеобразный театр, поэтические абстракции, создаваемые в расчете на то, чтобы скрыть больше, чем показать. И особенно в Бомбее, где сама суть города кочевая, поскольку основали его странствующие торговцы и авантюристы. Она непрестанно, безостановочно движется. На туристических картах можно отыскать пиктограммы еще не построенных отелей, но отнюдь не лагеря скваттеров, существующие в реальности уже более тридцати лет. Местность лучше всего изображается с помощью набора идей, нежели традиционными символами транспортных магистралей и пешеходных улиц.
Создавалось впечатление, что библиотекарь пытается натянуть кожу с рук на ладони. Они были у него маленькие и изящные, как у девушки. Он оглянулся вокруг и, удостоверившись, что нас никто не слышит, сказал:
– Весь этот район вокруг кинотеатра «Голиаф» известен юношами...
