Мессия - Старлинг Борис (полная версия книги .txt) 📗
– Об этом уже говорилось, только вскользь. Миллениум. Вот почему он взялся за свои делишки. Какой у нас следующий год? Правильно, тысяча девятьсот девяносто девятый. Существует чертова уйма трактатов, прорицаний, предсказаний и тому подобного, где утверждается, что на пороге нового тысячелетия грядут великие события. При желании любой бред можно счесть пророчеством. Это может быть конец света, Третья мировая война, четыре всадника Апокалипсиса, Армагеддон, Судный день. Что в голову взбредет, суть не в названии. А в том, что расписание нашего убийцы приурочено к наступлению миллениума. К этому времени он должен разобраться со всеми "апостолами". И, думаю, не к самому концу года. Наверное, он подстраховался и зарезервировал время на тот случай, если где-то произойдет сбой.
В принципе все согласны с Джезом, хотя лишь отчасти.
– У него есть мастер-план. Он не просто выходит и убивает людей, откликаясь на произвольный внутренний порыв. Он готовится.
– К чему?
И тут Джез изрекает словно навеянную божественным ветром ошеломляющую истину:
– Ко Второму пришествию.
61
Интерлюдия
Эйфория Реда длится недолго.
Они ищут неделю, работая сутки напролет, и ничего не находят.
В то воскресенье на Углу ораторов выступают аж пять самозваных проповедников. Ред и Кейт, смешавшись с толпой, слушают всякого, кто встает и произносит свою речь. Однако погода не благоприятствует длинным речам: долгое жаркое лето уже переходит в серую, унылую осень, и люди, вещающие с перевернутых молочных ящиков, повторяются, начинают отклоняться от темы или просто закругляются, скомкав выступление.
Ред знает, что Серебряного Языка среди этих проповедников нет. Серебряный Язык птица совсем другого полета. Он считает себя исполнителем высокой миссии, во имя которой уже убил пять человек, не оставив никаких улик. Никто из этих жалких неудачников, разглагольствующих перед праздными зеваками, не годится и на то, чтобы держать ему свечку.
Правда, Ред на всякий случай приказывает задержать всех этих болтунов. Когда их запихивают в полицейский фургон, все они, как один, вопят насчет попрания свободы слова, а после проверки оказывается, что у каждого по меньшей мере на одно из убийств имеется алиби. Двое из них иммигранты, прибывшие в Британию не раньше июня. Еще до темноты всех их выпускают из участка под стенания о нарушении их гражданских прав и угрозы подать жалобы на полицейский произвол. Ред мысленно желает им подавиться этими кляузами.
На следующее утро – в понедельник – Ред первым делом собирает группу из пятидесяти детективов и рассылает их по храмам всех христианских конфессий и деноминаций внутри строго определенных географических секторов. Ко времени ленча они возвращаются, и доложить им, кроме того факта, что посещаемость всех церквей снижается, не о чем. Решительно все местные викарии и священники были проверены сами и опрошены относительно тех из прихожан, чье поведение может показаться странным. Разумеется, почему им задают такие вопросы, священнослужителям не объясняют. Некоторые из них с сомнением указывают на некоторых чудаков или новообращенных, но это не дает никаких результатов.
Выясняется, что число религиозных сект в пределах Большого Лондона меньше, чем предполагал Ред. Ему самому, Джезу, Дункану и Кейт удается принять участие в большей части допросов, но и это ни к чему не приводит. В конечном счете святош всех мастей отпускают, а следственная группа опять остается ни с чем.
Они проверяют всех, состоящих на учете в психиатрических клиниках Лондона, не находившихся в стационаре, когда были совершены убийства. Но, похоже, никто из этой публики Иисусом Христом себя не считает.
Та самая женщина, штатный полицейский психолог, заходит однажды к Реду во время ленча, и этот визит выливается в словесную пикировку, без которой, по здравому разумению, вполне можно было обойтись. Он указывает ей на то, что теперь, когда они выявили модель поведения убийцы, подозревать его в близости к нервному срыву просто нелепо. Пошла бы она на хрен, эта докторша, да и комиссар с ней вместе, если он собирается обращать внимание на ее бредни. Это его, Реда, дело, и он распутает его, чего бы то ни стоило. Даже ценой жизни.
С последней фразой, судя по выражению лица консультантки, у него вышел явный перебор. Лучше бы попридержать язык, но что сказано, то сказано.
Терпение. Им всем необходимо терпение.
Но как раз терпения Реду недостает. Он уже поставил ногу на порог и приоткрыл дверь в сознание Серебряного Языка, но, хотя эта дверь и не захлопнулась перед его носом, раскрыть ее хотя бы на дюйм пошире никак не удается. Конечно, ему понятно, что ожидать немедленных результатов в высшей степени неразумно. Понятно, что расшифровка кода – это только начало. Дункан безусловно прав – сама по себе она может никуда и не привести. Это неполное, кастрированное знание лишь усиливает у Реда ощущение беспомощности. Ему под силу предсказать некоторые особенности предстоящих убийств, но не под силу предотвратить эти убийства. Имена на листке бумаги. Хроника предсказанных смертей.
Как избалованный ребенок, Ред обижается на то, что его умные догадки не вознаграждаются должным образом. Ведя мысленный диалог с Серебряным Языком, он сетует на то, что убийца бросает "заряженные" кости и каждым своим ходом все еще опережает Реда. Преступник остается в маске и видит все его карты, а он, сыщик, по-прежнему ведет охоту вслепую. Просеивает стог за стогом в поисках иголки, которая, возможно, никогда так и не выйдет на свет.
Несмотря на то что алгоритм действий убийцы уже известен, они, как и раньше, называют его Серебряным Языком. Придумывать какое-то религиозное прозвище как-то не хочется, не говоря уже о том, что все привыкли к старому. Они думают о нем именно как о Серебряном Языке.
Всю следующую субботу, включая вторую половину дня и вечер, Ред полностью поглощен делом. Ни о чем другом он не думает. Сьюзен уходит, возвращается и уходит снова на девичник, к одной из коллег по работе. В последнюю неделю Ред ее почти не видит. Разве что, возвратившись перед рассветом домой, залезает в ту же постель, где спит она, а потом, по пробуждении, в усталом молчании пьет с ней на кухне утренний кофе. Он понимает, что, воздвигая между ними барьер, снова отталкивает ее, но она, похоже, ничего не имеет против. Во всяком случае, в те редкие мгновения, которые они проводят вместе, ничего на сей счет не говорит. Возможно, принимает это как данность, а возможно, накапливает раздражение и досаду, которые в один прекрасный день непременно дадут о себе знать. Так или иначе, но даже чтобы толком поразмыслить о том, что же у нее на уме, у Реда нет времени.
