Могила на взморье (ЛП) - Берг Эрик (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
— Ваши вопросы как-то связаны с галлюцинациями и картинками, о которых Вы недавно рассказывали по телефону?
— В том-то и дело, что я не знаю. Речь идет о молодом человеке, которого я знала раньше и думала, что видела его, хотя это невозможно.
— Почему невозможно?
Она смотрела на меня несколько секунд и, заметив, что я больше не хотела ничего добавлять, сказала:
— Лея, давая мне неполные сведения, Вы не можете рассчитывать на точные ответы.
Я кивнула, продолжая молчать. Как бы я ей не доверяла, я не могла сказать ей всю правду. По крайней мере, пока.
— Ну, хорошо, — вздохнула она. — Я попытаюсь.
Ина подлила себе кофе и попросила меня сесть на место.
— Ваш случай, Лея, очень специфический, потому что потеря памяти у Вас — это отчасти прямое последствие аварии, но возможно частично и не прямое. О непосредственных последствиях, вызванных сотрясением и ушибами, мы уже подробно говорили во время Вашего лечения и даже частично устранили их. Что же касается амнезии, вызванной не напрямую аварией... Ваш мозг после несчастного случая вполне логично переключился на аварийное электроснабжение. Он полностью был занят тем, чтобы сохранить жизненно важные функции организма. А поглощающий энергию балласт в таком случае только мешает. Если вы незадолго до аварии пережили тяжелый стресс, Ваш мозг мог удалить его причину и тем самым освободиться от нее. Какого рода это был стресс, связан ли он с чувством вины или страхом, я Вам сказать не могу.
То, что говорила Ина Бартольди, было одновременно грузом и облегчением.
Маргрете вполне могла сказать правду. В таком случае, я действительно на протяжении двадцати трех лет носила в себе воспоминания об убийстве Юлиана, запаниковала после звонка Торбена Шляйхера и позвонила Пьеру, после чего поспешила на Пёль, где пыталась помешать Сабине выяснить правду о Юлиане, короче говоря, я находилась в постоянном стрессе. Однако по-прежнему было не понятно, как произошла авария.
Но Маргрете могла и солгать. В действительности я могла приехать на Пёль, чтобы воспользоваться возможностью и помириться с сестрой. Об убийстве Юлиана я могла узнать в тот вечер, когда мы грилили, и конечно же разволновалась по этому поводу. Когда Сабина и я собрались рассказать о том, что выяснили, нас преследовали и спровоцировали аварию. Непонятно только было, кто ехал следом за нами
В общем и целом, разговор с Иной Бартольди ничего не дал, плохое предчувствие тоже никуда не делось. Участвовать в смерти когда-то любимого человека — пусть даже помогая скрыть это преступление — это был чудовищный душевный груз. Меня поддерживала только надежда, что все это было сплошным обманом.
— Я вижу по Вам, что вы хотите ясности, — сказала она. — И понимаю это. Но я уже несколько недель назад советовала Вам не ездить на Пёль, и сегодня я дам Вам тот же совет. Пожалуйста, не пытайтесь обхитрить Ваш мозг. Посмотрите на себя, Лея. Поиски правды больше навредили Вам, чем помогли.
Несколько недель я испытывала нечто, похожее на счастье. Время, проведенное с Пьером, поездки по зеленому острову, чувство духовного пробуждения несказанно хорошо повлияли на меня. В Аргентине я никогда не испытывала такого. Ни мой брак, ни любовники не доставляли мне такого удовольствия, в своей жизни я так редко любила всем сердцем. С фотографиями было нечто подобное. У меня их, наверное, десятки тысяч, но я ни разу не сняла собственную страну. Если подумать, авария, несмотря на ужасные последствия, дала мне шанс. Но я им не воспользовалась.
Я чувствовала себя потерянной, казалось, это чувство было мне и раньше знакомо. Я ни в коем случае не хотела становиться прежней Леей, но на одних отрицаниях далеко не уедешь. У меня не было идеи, как Лее Малер 2.0 жить дальше.
Я целыми днями бесцельно ездила по Германии, но ничего из увиденного не радовало меня. Дело было не в том, что я не увидела ничего впечатляющего, дело было во мне самой. Я практически постоянно думала о Пьере, и каждый раз, вспоминая о нем, я вспоминала о Юлиане, «дворце», о его трупе и лжи. Вернуться к Пьеру мне мешало не его участие в заговоре. Я была в состоянии простить его. Из всех замешанных в этом деле, он больше всего занимался им, и единственный пытался хоть как-то загладить свою вину.
Эдит отрицала убийство, пока я — ничего не подозревая — рассказала ей об обнаружении останков Юлиана во «дворце». Маргрете как всегда фамильярно отнеслась к своему участию в этом деле и, наверное, даже была уверена, что сделала все правильно. Я также не заметила, чтобы Майк или Харри испытывали чувство вины, если не считать, что один стал пьяницей, а другой маниакальным мазохистом. Жаклин, возможно, зашла так далеко, что использовала эту трагедию в своих целях, когда вернувшись из Америки, начала шантажировать Майка. Пьер же напротив, так и не смог простить себя и конструктивно использовал свою вину во благо, начав помогать Хансу Моргенроту и слабым и обездоленным в этом мире.
То, что я избегала его, было связано не столько с ним, сколько со мной. Я боялась, что если снова сойдусь с ним, то постоянно буду вспоминать о своей вине. Если ему не удастся развеять мои сомнения в собственной невиновности, то я навсегда останусь для себя самой сообщницей в убийстве, что ужасно опротивело мне. Пьер был своего рода последней надеждой, которую я хотела навсегда оставить за собой, потому что боялась осознать, что никакой надежды не было.
Но возможно я просто хотела наказать саму себя. Как-то же я должна ответить за то, что — возможно — сделала. Даже если я не была связана с событиями, произошедшими тридцать первого августа девяностого года, мое появление на Пёле все равно привело к аварии и смерти Сабины.
Садясь в аэропорту Франкфурта в самолет, летящий в Буэнос-Айрес, я намеревалась никогда больше не возвращаться, как можно больше забыть и постепенно признать себя невиновной. Причина была проста: я хотела выжить.
Глава 34
Октябрь 2013
— Авенида Каллао сто восемьдесят два, — Пьер назвал адрес таксисту в аэропорту Буэнос-Айреса.
Поездка привела его в один из самых элегантных кварталов трехмиллионного мегаполиса, который в этот октябрьский день предстал во всей своей расцветающей красоте. На островках безопасности цвели красные и желтые тюльпаны, a в люди кафе подставляли свои лица теплым солнечным лучам. Непоседливое оживление на улицах нравились Пьеру также как и ностальгическое очарование здания, в котором жила Лея. В лифте, который могла еще использовать Эва Перон, он ехал на восьмой этаж.
Роскошная серебряная вывеска звонка, о которой недавно ему рассказывала Лея, была заменена на более простую с деревянной резьбой.
— Пьер!
Лея выглядела нерешительной, будто не зная, должна ли она была броситься ему на шею или нет. Первое было бы ему дороже, но произошло второе. Но он летел несколько тысяч километров над Атлантикой на другую сторону мира не для того, чтобы лишиться мужества через десять секунд. Он даже рассчитывал на то, что Лея встретит его прохладно. Если бы кто-то высказал ему то, что высказала Маргрете Лее, он бы тоже чувствовал себя неуверенно.
— Входи, — сказала она.
Он мог чувствовать, как тяжело в тот момент было у нее на сердце, ведь с ним было то же самое. Она боялась того, что сделает с ней эта встреча, a он боялся, что Лея не найдет достаточно любви и мужества, чтобы второй раз начать все заново.
Девушка шла впереди него через свою светлую, просторную квартиру. Все в ней дышало мещанством и уютом, от ковров и мебели, до стен в пастельных тонах и огромной люстры. Вместо обязательных в таких квартирах картин, Лея увеличила свои любимые черно-белые фотографии и повесила их в рамках.
— Пожалуйста, садись. Хочешь что-нибудь выпить?
Пьер пренебрег обычными рамками, в которые Лея пыталась втиснуть его посещение. Он не пришел, чтобы поболтать за чашкой кофе, а имел твердую цель.
