Еще жива - Шарай Владислав (читаемые книги читать txt) 📗
— Кто ты такой, черт возьми, чтобы приходить и раздавать направо и налево это свое… милосердие?
Он заводит руку за спину, вытаскивает украденный у итальянца пистолет.
Я падаю на колени, хватаюсь руками за голову. Вижу Ирину в обрамлении дверного проема. В руках у нее какая-то большая консервная банка. Что в ней, я не могу разобрать. Мозг быстро подбирает подходящий вариант. Ананас. Думаю, это ананас. Я понимаю, что Ирина собирается сделать: ударить его по голове, чтобы она превратилась в розово-серое месиво. Я ее не виню — он убил ее сестру. Но я не могу позволить ей сделать это. Сразу она не дотянется, и у него будет достаточно времени, чтобы выстрелить. Она не поймет, но я должна защитить свое. А сейчас она — часть того, что принадлежит мне. Моя раскиданная по миру семья изгнанников.
— Стойте!
Она не слушает. Возможно, ее англо-греческий внутренний переводчик дал сбой. Может, он слишком медленно работает. Или, что не исключено, ей все равно — настолько сильно она хочет, чтобы он был мертв. Ирина бросается вперед. Швейцарцу хватает времени, чтобы обернуться и остановить ее ударом пистолета. Он бьет по ее изувеченному шрамами лицу. Тугая блестящая кожа лопается, льется кровь. Она отлетает в сторону, валится на землю, хватаясь за разбитое лицо. Законы физики не на стороне проигравших схватку. Сила земного притяжения несет их туда, куда хочет.
Он обходит нас кругом, победитель в этом раунде, и тычет в меня пистолетом.
— Вставай. Иди.
Глава 22
Две негодующие женщины пребывают в молчании. Удивительно, поскольку можно было бы ожидать, что мы будем похожи на свистящие чайники, в которых бурно кипит вода. Эсмеральда как будто приклеилась к моему боку, тащится рядом, замедляя шаг, когда я это делаю, и останавливаясь, когда останавливаюсь я, что происходит не так часто, как хотелось бы.
— Не останавливайтесь, — говорит он.
— Нам нужно попить.
Пауза.
— Хорошо.
Самое ценное сокровище Греции никогда не упоминается в туристических проспектах. Родниковая вода, стекающая с гор, подается в краны, встречающиеся там и тут. Они торчат из богато украшенных мраморных или каменных стенок. Первой подходит Ирина. Потом Эсмеральда. Швейцарец показывает, что я должна наполнить для него бутылку, что я и делаю. Затем я пью за моего ребенка и за себя. Утолив жажду, мы идем дальше.
Еще в церкви швейцарец забрал мою карту. Названия населенных пунктов, которые Ирина читает на дорожных указателях, не те, что должны быть. Я догадываюсь об этом по ее взглядам, которые она украдкой бросает на меня. Солнце, как и раньше, встает там, где должен быть восток, и садится там, где должен быть запад. Мы по-прежнему идем на север, но по прибрежной дороге, жмущейся к морю.
— Почему мы идем по этой дороге?
Он не отвечает.
Можно догадаться почему. Он обеспокоен тем, что мы встретим Ника, одного или, может быть, с кем-нибудь еще. Он боится нарваться на засаду. О своих планах я ему рассказывала совсем немного, только в общих чертах, поскольку была вынуждена действовать скрытно, сосредоточив все свои внутренние силы на выживании и достижении своей цели. И эта моя намеренная скрытность принесла ожидаемые плоды, которые не могут не радовать: не имея точного представления о моих намерениях, он вынужден действовать, исходя из предположений.
— Я не думала, что швейцарцы трусливы.
— Я не труслив, американка.
— Расскажи мне что-нибудь.
— Что ты хочешь услышать?
— Почему ты ведешь нас на север? Почему не назад, в Афины?
— Я хочу добраться домой. В Швейцарию.
— Что же ты здесь делаешь? Италия ближе к Швейцарии.
— Мои дела тебя не касаются.
— Чушь собачья. Ты сделал так, что они теперь и мои тоже. Если ты собираешься меня убить, хотя бы объясни, что происходит.
— У меня здесь есть кое-какие дела.
Он не видит моих поднятых бровей, потому что идет позади меня.
— Теперь нигде не осталось никаких дел.
— Ты ничего не знаешь, американка.
Он поднимает руку, тыкает дулом пистолета Ирине в щеку.
— Что случилось с ее лицом?
— Ожоги. Несчастный случай в детстве.
— Они выглядят свежими.
— Сгорели на солнце.
Я не выдаю секрет Ирины и продолжаю идти.
Она благодарит меня позже, когда швейцарец отходит отлить к стене автозаправочной станции. Я сжимаю ладонь женщины, жалея, что втравила ее в происходящее, но при этом эгоистично радуюсь, что я не одна.
Приходит ночь, а также все, что ей сопутствует; дневные заботы уносятся прочь. Она пришла не с пустыми руками, у нее для нас подарок: маленький отель, словно белое ванильное пирожное, прижался к изгибу дороги. За кованой оградой плавательный бассейн, притворившийся болотцем, прикрылся гниющими листьями и плесенью. Эсмеральда ждет, пока мы бродим внутри. Швейцарец идет позади нас. Всегда за спиной и с пистолетом в руке.
Внутри — мертвецы. Они лежат на белоснежных когда-то в прошлом простынях, обретя последний приют далеко от дома. Даже бриз не в состоянии унести этот удушающий запах смерти в море.
— Выносите матрас на улицу, — бросает швейцарец.
Мы берем двуспальный матрас из пустого номера. Кровать аккуратно застелена, и мы, ничего не трогая, несем его туда, куда хочет швейцарец. Наконец матрац упирается в железный забор. Я жду, что наш мучитель распорядится принести еще один, но он молчит.
— Это для нас? — спрашиваю я.
— Да.
— А как же ты?
— Такие удобства нужны лишь бабам и слабакам.
Меня едва не тошнит от его слов.
— Спасибо.
Он зло смеется.
— Вам нужно отдохнуть. Скоро мы будем в Волосе.
Какие у тебя могут быть там дела, мерзавец?
Мы с Ириной делим не только постель, но и наручники: швейцарец не оставляет никаких шансов. Этой ночью Ник ко мне не приходит. Я слишком глубоко погрузилась в сон, завернувшись в свежие простыни и положив голову на подушку, мягче которой я не видела в жизни. Надеюсь, он меня простит.
— У вас неприятности, дамы? — спрашивает нас русский и представляется: — Я Иван.
Он в плавках. Для человека, живущего в умершем мире, незнакомец выглядит прекрасно. Здоровый, не истощенный, хотя и слишком худой.
Дуло пистолета сильно давит мне в спину.
Я улыбаюсь, надеясь, что мои слова звучат убедительно:
— У нас все в порядке. Спасибо за заботу.
— Куда вы направляетесь?
— Проведать родственников за Волосом. Вы знаете, где это?
Он чешет затылок, оглядывается через плечо.
— Да, по этой дороге.
— Как…
Моя голова взрывается, барабанная перепонка растягивается до возможного предела. У Ивана нет времени осознать сюрприз до того, как пуля пробивает его правый глаз. Он валится на землю, навсегда оставшись дружелюбным и участливым. Навсегда русский.
Прижав ладони к ушам, я ору на убийцу:
— Что с тобой, мать твою? Что? Он только хотел помочь. Что за проблема у тебя в голове?
Швейцарец обходит меня, пинает Ивана ботинком.
— Иди.
— Волос, — читает Ирина на дорожном указателе.
Торжественный хор не возвещает о появлении города или нашем прибытии в него. Он просто возникает над пыльным маревом, лабиринт бетонных глыб различных геометрических форм. «Либо принимайте меня таким, как есть, либо уходите, — говорит он. — Мне все равно». Возможно, я приписываю этому городу свои субъективные переживания, густо окрашивая сомнением многоквартирные коробки с безлюдными балконами. Мои собственные страхи делают его угрюмым. Пустующие кафе, выстроившиеся в ряд вдоль пешеходной набережной, как будто насмешливо вопрошают: «Неужели люди, эти ничтожные существа, думают, что они выдержат?» Корабли и лодки, постепенно тонущие в гавани, словно повторение того, что было в Пирее. Здесь они погрузились в воду немного ниже, словно устали сопротивляться силе земного притяжения и соли. «Арго» ожидает на своем пьедестале аргонавтов, которые уже никогда не отправятся в плавание.
